Счетоводы! Ее счетоводы вели подсчеты секретным кодом, но Финеас Сератсин был хозяином монетного двора и имел доступ к таким финансовым записям, какие не попадали в руки даже приближенным короля. Рот, судя по всему, изучил все отчеты и нашел сведения об оплате той служанке. Она и так всю жизнь тряслась от страха. Припугни ее Рот, и с ней приключится удар.

Хозяин поднялся из-за стола. На его тарелках уже ничего не было.

— Нет-нет, пожалуйста, сидите. Спокойно доешьте.

Мамочка К. машинально продолжила есть, раздумывая, как ей быть. «Не похитить ли девочку? Но как? Дарзо ведь об этом не попросишь! Впрочем, он не единственный мокрушник в городе».

— Я исключительно жесток, Гвинвера. Лишить человека жизни — это же… — Рот поежился от удовольствия. — Наслаждение послаще всего того, что вы продаете в борделях. Но я умею усмирять свой аппетит. Этим мы, люди, и отличаемся от рабов, правильно?

Он стал натягивать на руку перчатку из толстой кожи. Тем временем стража подняла решетку на главных воротах. Мамочка К. увидела столпившихся перед ними оборвышей простолюдинов. По-видимому, нечто подобное происходило здесь изо дня в день.

Четверо слуг вынесли в сад огромный поднос, нагруженный съестным. Опустив его на стол, они поспешили скрыться из вида.

— А вот эти несчастные — рабы, не люди. Они настоящие рабы своего голода, — заметил Рот.

Голодные люди подались вперед, но приостановились, боязливо взглянули на устрашающие прутья застывшей наверху решетки, потом на Мамочку К. и на Рота. Но все их мысли, отражавшиеся в глазах, были о еде. Толпа напоминала стаю зверей, сходящих с ума от голода.

Первой вперед рванула молодая женщина. Не успела она отбежать на несколько шагов, как за ней последовали и все остальные — старики, дети, люди совсем молодые и зрелые. Всех объединяло единственное — предельное отчаяние.

Достигнув подноса, они принялись набивать рты и карманы колбасами и прочими жирными вкусностями, от которых позднее им могло сделаться дурно.

Роту принесли заряженный арбалет.

— Что вы собираетесь делать?! — воскликнула Мамочка К. Нищие, увидев оружие, бросились врассыпную.

— Всего лишь поупражняться в стрельбе, — ответил Рот, поднимая арбалет и нажимая на спусковой рычаг.

Один из молодых парней, получив стрелу в спину, упал на землю. Рот опустил руку с арбалетом и взвел тетиву не с помощью железного рычага, а рукой в перчатке. На ней вдруг показались похожие на татуировку, дрожащие от избытка мощи знаки. Невероятно!

Рот выстрелил во второй раз, и молодая женщина, рванувшая к еде первой, упала в непристойной позе.

— Я подкармливаю свое стадо каждый божий день. В первую неделю месяца я стреляю в них в первый день. Во вторую — во второй. — Рот сделал паузу и выпустил третью стрелу. Она вошла в голову еще одной несчастной. — Ну и так далее. Однако я никогда не убиваю более четверых подряд.

Теперь во дворе никого не было, лишь дряхлый старик еле тащился к воротам, до которых оставалось еще шагов тридцать. Стрела пронзила ему колено. Вскрикнув, он упал и продолжил путь ползком.

— Рабы не умеют работать мозгами. Они подчинены не уму, а желудку. — Рот дождался, пока старик достигнет ворот, снова выстрелил, промазал и выпустил еще одну стрелу, которая прикончила раненого. — А вон того видите?

Мамочка К. взглянула на входившего во двор простолюдина. Всех остальных и след простыл.

— Мой любимый, — сказал Рот. — Он вычислил правила моей игры.

Человек безбоязненно посмотрел на Рота, поприветствовал его кивком, приблизился к столу и стал спокойно есть.

— Конечно, он мог бы поделиться секретом с остальными и таким образом спасти несколько жизней, но ведь я могу изменить правила, и тогда ему несдобровать. Такие, как этот парень, умеют выживать, Гвинвера. И готовы приспосабливаться. — Рот отдал арбалет и перчатку прислужнику и взглянул на гостью. — Итак, интересно было бы узнать, умеете ли выживать вы.

— Я приспосабливалась к такому, что вы и представить себе не можете. Хорошо, я проголосую за вас.

Мамочка К. решила, что убьет его чуть погодя. Сейчас же следовало сохранять полное спокойствие. Рот был животным и чуял малейшее проявление страха.

— Мне нужен не только ваш голос. Еще Дарзо Блинт. И серебряный ка'кари. И… много всего другого. Мои желания осуществятся. С вашей помощью. — Он улыбнулся. — Не хотите отведать тушеного простолюдина?

Мамочка К. рассеянно покачала головой и посмотрела на свою пустую тарелку. Тут до нее дошел смысл его слов. Она выглянула во двор. Слуги подбирали тела и заносили их внутрь.

— Вы сказали… «простолюдина»?

Рот лишь снова улыбнулся в ответ.

— Выглядишь вполне ничего, — сказал Логан, преграждая Кайлару дорогу посреди двора графа Дрейка. — Во всяком случае, лучше лошадиной задницы.

— Спасибо. — Кайлар обошел друга. Тот стоял на прежнем месте. — Чего тебе, Логан?

— Гм… — промычал молодой лорд.

На вид он был самой невинностью, если, конечно, невинность бывает такой огромной. И не мог себе позволить продолжать разговор в том дурашливом тоне, с которого начал, потому что был слишком умен и хорошо воспитан.

Логан Джайр отличался невероятной красотой. Если бы в городе решили выбрать образец мужской неотразимости, им, вне всякого сомнения, стал бы Логан. Окрепший и возмужавший после полугодовалой тренировки с войском отца, он походил на статую древнего героя и был предметом обожания большинства сенарийских девиц. Картину дополняли идеальные зубы, густые волосы и пропасть денег, обещавших перейти в его собственность, как только ему исполнится двадцать один год (ждать оставалось всего три дня). Внимания он приковывал к себе почти столько же, сколько его друг, принц Алейн, а девушки, которые не желали быть выброшенными за борт после первой же ночи любви, интересовались Логаном даже больше. Главное же его достоинство состояло в том, что он не имел ни малейшего понятия ни о своей красоте, ни о всеобщем восхищении, ни о зависти. Кайлар в шутку прозвал его Людоедом.

— Логан, в чем дело? Не стоял же ты посреди двора полдня? Значит, увидел, что я вхожу в ворота, и специально вышел мне навстречу. Стало быть, ждал меня. А теперь не желаешь входить со мной внутрь, то есть не хочешь, чтобы наш разговор кто-то услышал. И потом с тобой рядом нет Сэры. Должно быть, она поехала с твоей матерью купить новое платье или еще какую-нибудь ерунду.

— Украшения, — сказал Логан.

— Ну так что у тебя за дело? — спросил Кайлар.

Логан переступил с ноги на ногу.

— Ненавижу, когда ты так делаешь. Мог бы дать мне возможность самому все объяснить… Я просто… Эй, ты куда?

Кайлар продолжил путь.

— Ты не мычишь и не телишься.

— Ладно. Подожди. Я просто подумал, что иногда нам не грех поразмяться в кулачном бою, как в старые добрые времена, — сказал Логан.

В кулачном бою, подумал Кайлар. А еще говорят, что здоровякам не хватает мозгов.

— Ты же в два счета разукрасишь меня с головы до пят, — ответил он, улыбаясь.

Драться им не следовало, не то Логан стал бы задавать вопросы. Удивился бы. Еще и, чего доброго, догадался бы, что в последний раз они дрались отнюдь не девять лет назад.

— Думаешь, что я проиграю, правильно? — спросил Логан.

С тех пор как Кайлар отделал его на стадионе, молодой лорд относился к тренировкам гораздо серьезнее и упражнялся по несколько часов в день с лучшим мастером по фехтованию в городе, не имевшим отношения к Са'каге.

— Ты всякий раз легко и просто укладывал меня на лопатки, — сказал Кайлар.

— Всякий раз? Мы боролись всего единожды! Целых десять лет назад!

— Девять.

— Какая разница! — воскликнул Логан.

— Ударь меня хоть разок своей кувалдой, которую ты называешь кулаком, и мне не встать, — сказал Кайлар.

— Я буду осторожен.

— Не мне сражаться с людоедом.

Что-то тут было не так. Логан предлагал Кайлару побороться примерно раз в год, но никогда так не настаивал. Благовоспитанность не позволяла ему принуждать друга к тому, чего тот не желает делать, даже если причина отказа ему, Логану, не вполне ясна.