Я кивнула: вот про милицию я знала отлично. Сколько лет журналисткой туда бегала!

— Это очень сложно, — проговорила я наконец, глядя на замерших в ожидании клиентов. — Поймите, я могу увидеть прошлое, но не факт, что мне на глаза попадется именно то, что позволит узнать родной город Али, ее прежний адрес или фамилию. Тут нужно настоящее расследование, а такие вещи стоят недешево.

— Если бы взялись за него, мы бы в долгу не остались, — веско сказал Владимир. — Мы люди небедные.

— Хорошо, я попробую. Мне нужно от вас письменное разрешение на проведение розыска, — честно говоря, я сильно сомневалась в законности такой бумажки, но на обычных людей она подействует неплохо. — Сначала я поеду в Приозерский детдом, куда доставили Алю. Пожалуйста, позвоните директору — попросите принять меня и ответить на мои вопросы.

— Конечно-конечно! — радостно закивали родители, не задумавшись о том, зачем ясновидещей куда-то там ехать. Так что мое объяснение про полевые работы и эманации от места событий не понадобились. Ну и к лучшему.

* * *

В назначенный день я отправилась в Приозерск, рассчитав время с таким запасом, чтобы до встречи с директрисой успеть походить по городу. Ехала на автобусе — почему-то мне казалось, что Аля попала в город именно так.

В дороге я любовалась разноцветными полями и лесами, сказочно прекрасными ранней осенью. Встречались и деревни. Честно говоря, никогда не понимала всеобщего воя по поводу исчезновения деревень. Во-первых, главная мировая проблема сейчас — не недостаток продовольствия, а его избыток, так что по чисто экономическим причинам крестьянам приходится переезжать в города. Во-вторых, что гораздо важнее, вздыхать об утраченных прелестях сельской жизни способен лишь тот, кто никогда не собирал колорадских жуков с картофельных грядок и спелую клубничку в июльскую жару, не копал картошечку под проливным осенним дождичком и не выкармливал теленочка в избе. Конечно, когда уходит в прошлое уклад, существовавший веками, — это грустно. Но, по-моему, помимо утраты старых традиций, жалеть тут больше не о чем.

Проехав мимо домика с резными наличниками, около которого копалось в грязи с десяток разноцветных куриц, я переключилась на более приятную тему для размышлений и задумалась о нынешних клиентах. Я была практически уверена: у них все будет хорошо. Несмотря на некоторую легковерность и склонность к излишнему драматизму, они оказались людьми довольно адекватными. И дочку, похоже, любили. А если в семье взрослые способны легко и без надрыва признавать свои ошибки, то остальное непременно приложится.

Приозерский автовокзал был вполне типичным для русской глубинки: крохотное одноэтажное здание с кассами и двумя рядами скамеек; на стенах висело расписание автобусов, приходивших в городок из Москвы, Приволжска, Алябьевска и Уремы.

Имелись и приметы современности — платный туалет, по вокзальным меркам на удивление чистый, и торгующий всякой съедобной всячиной киоск. Немалая радость для человека, который помнит времена, когда в советской провинции еда практически отсутствовала как таковая, а туалет легко было определить по запаху за километр.

Я понимала, что кассирши за день видят столько людей, что не вспомнят и тех, кто покупал билеты пару часов назад. Но на всякий случай показала старую фотографию Али старушке, работавшей в платном туалете, и продавщице киоска. Как и следовало ожидать, они посмотрели на меня весьма странно, услышав, что девочка со снимка могла приехать сюда аж пять лет назад. Но попытка в любом случае не пытка.

До остановки «Гастроном № 2», где нашли Алю, от автовокзала ходил лишь автобус № 5. В него я и села, благо днем пассажиров было немного.

Ехать пришлось долго: автобус заезжал во все встречные проулки и закоулки. Видимо, другой транспорт в эту сторону не ходил, так что надо было собрать всех. Всех, впрочем, оказалось немного, и я ехала в полупустом салоне, осматривая местные достопримечательности: панельные пятиэтажки, покореженные детские площадки, да причудливые графити. Выбравшись наконец наружу, я вздохнула с облегчением и осмотрелась.

На остановке стояла старенькая скамейка — похоже, именно та, на которой Аля просидела почти сутки. Справа высилась увешанная всевозможной рекламой тумба, словно перенесенная сюда из фильма о царской России. Самым ярким объявлением оказалось извещение о приезде в Приозерск передвижного зоосада; отдельной строкой было указано время кормления хищников.

Напротив, на другой стороне дороги, располагался двухэтажный дом с надписью «Гастроном», а чуть левее — детская площадка с качелями и лазилкой, где играли дошколята.

А дальше на обеих сторонах улицы размещались одноэтажные дома — частный сектор, совершенно типичный для русской глубинки. Покосившиеся домики, разноцветные деревянные заборы, кое-где перемежавшиеся рабицей и полисадники с неизменными детскими игрушками, составляющими безумные композиции, напоминающие лично мне фильмы ужасов.

Я села на скамейку и попыталась понять, что привлекло Алю именно в этом месте. Гастроном? Детская площадка? Тумба с афишами? Огромная усыпанная ягодами рябина, стоящая во дворе одного из домиков? А, может, девочка вышла именно здесь совершенно случайно? Или ее просто кто-то тут высадил?

Я сидела на скамейке. Шли минуты, но ничего не менялось. По улице прошли несколько старушек с тяжелыми сумками. Пробежала серая кошка. На остановке начали собираться люди, поджидающие автобус.

Во всякие глупости насчет ворот в параллельную реальность я не верила, но на всякий случай несколько раз в разных направлениях обошла тумбу, гастроном и детскую площадку. Ничего не изменилось, никаких потусторонних дуновений я не почувствовала, только встретила еще одну кошку, на этот раз черную и на диво пушистую.

Не найдя ничего подозрительного, я решила доехать до конечной остановки пятого автобуса под названием «Фабрика». Погуглив еще до поездки в Приозерск, я узнала, что в советское время там выпускали кино- и фотопленку. После распада СССР и перехода на цифру предприятие предсказуемо обанкротилось, оставив без работы немало местных жителей. Был у такого положения вещей и плюс: фабрика, устаревшая еще до начала своей постройки, перестала отравлять окружающую среду. Но безработных приозерцев это вряд ли радовало.

До конечной доехала только я и, выйдя и осмотревшись, поняла почему. Старые, заброшенные корпуса производили совершенно жуткое впечатление даже сейчас, в приятную солнечную погоду. Что творится здесь в темное время суток, страшно представить. Хулиганистые подростки — явно лишь меньшее из зол; для убийств, пыток и прочих гадостей не придумать места лучше, чем эти жуткие руины.

Для полноты картины я хотела осмотреть развалины внимательнее, но передумала и с нечеловеческой быстротой рванула к автобусу, который, к счастью, еще не успел уехать. Впрочем, совесть моя была чиста: если бы Аля попала в руки тем, кто мог посещать здешние места, то вряд ли осталась бы здоровой и невредимой.

До встречи, назначенной мне в детском доме, еще оставалось немного времени, и я отправилась в который уже раз полюбоваться главной достопримечательностью Приозерска — величественным монастырем XVII века. В советские времена этот сказочно красивый комплекс зданий называли кремлем, и хитрость сработала: монастырь благополучно пережил все кошмары эпохи. Вот уж действительно, как вы яхту назовете — так она и поплывет. Что ж, для хорошего дела иногда можно и солгать.

* * *

Как и большинство россиян, я никогда не бывала в детских домах. Моральных сил (да и финансов, если честно) мне не хватает ни на усыновление сироты, ни на постоянную помощь подобным учреждениям. Гордиться тут нечем, но и врать я не люблю. А смотреть на страдания детей ради очищения и просветления — уж извините. Так что это был мой первый визит в подобное учреждение. И, пожалуй, нужно было собраться с духом.

У ворот я представилась, предъявила документы и назвала цель своего визита. Меня впустили. Я быстро-быстро пошла к дверям здания, очень надеясь, что успею добраться до них раньше, чем привлеку внимание детей, игравших в дальнем конце двора. Двор, кстати, был довольно ухоженным. Площадка — новой. Как и положенный перед корпусом асфальт. Само здание было выкрашено свежей краской в веселые цвета. Но радости ему это, увы, не добавляло. Совсем как покойник в костюме клоуна. Вроде и наряд смешной, а что-то совсем не весело.