Против этих слов, вернее мыслей Рины Максу было нечем возразить.

— Где ты сейчас? — спросила она Макса.

— Еду к себе в отдел, — Макс показал ей карту с маршрутом.

— Не спеши. Езжай вот сюда… (интерфейс принял отправленный Риной файл) и жди меня…

Не доезжая до башни «Линеи», машина свернула к соседней башне, принадлежавшей корпорации «Олимпус».

Нижние этажи этого 500-этажного здания арендовались множеством мелких фирм и компаний из тех, что существовали милостью той или иной мировой корпорации (в данном случае — «Олимпуса»). Первые четыре этажа представляли собой сплошные торговые центры, выше были клубы, спортзалы, клиника для седьмого и шестого уровней и зоопарк. Этажи с восьмого и по восемнадцатый занимали паркинги всех уровней — с первого по пятый (что до шестого и седьмого, то граждане этих категорий попросту не имели права владеть личным транспортом — для них предназначался общественный). Макс даже не удивился, когда его четырехклассный лимузин, распределенный по присланному Риной файлу, оказался на первоклассной стоянке. Под первый класс был выделен восьмой этаж.

Автомобиль плавно выкатился из лифта и, проехав пол оборота вокруг центрального стержня башни, свернул к нужному сектору. Машина остановилась в пятидесяти метрах от окружавшей стержень дороги. Макс вышел из машины и осмотрелся: вокруг ни души. Других машин в секторе он насчитал всего семь. Та, что стояла совсем рядом, имела примерно те же габариты, что и машина Макса, и схожую каплевидную форму, только была заметно ниже и приземистее. Дверь машины сдвинулась в сторону, и из салона выглянула Рина.

Они провели в зеленой машине больше часа. Снова и снова их тела сплетались в порывах овладевавшей ими страсти. Снова их одежда была разбросана по салону. Несмотря на исправно работавший кондиционер, в салоне было жарко. Снова и снова изнеможенные они падали друг на друга и так лежали, тяжело дыша, не в силах больше целовать, лишь шепча слова любви, лишь касаясь пересохшими губами сухих губ, а после, едва придя в себя, из последних сил, с неистовством набрасывались друг на друга… «Любимый!» — шептала ему Рина. «Любимая!» — отвечал ей Макс.

Окончательно выбившись из сил, они лежали некоторое время в молчании, — безмятежное спокойствие момента поглотило обоих. Лишь ставшие постепенно равномерными дыхания да удары сердец нарушали окутавшую их тишину. Макс лежал на спине, уставившись в пологий сочно-зеленый, усыпанный множеством голубых, фиолетовых, желтых и белых полевых цветов потолок машины. Рина прижалась к нему сбоку, положив голову на его плечо и закинув изящную тонкую, согнутую в остром колене ногу на его массивное бедро. Густые черные волосы девушки рассыпались по предплечью Макса, длинные пальцы с выкрашенными белым лаком ноготками неспешно перебирали завитки волос на его груди.

— Знаешь, — произнес тогда Макс, нарушая тишину, — у меня такое чувство, будто вся эта хрень… — он не стал перечислять, — настолько… ничтожна, в сравнении с тем, что мы… в сравнении с нашей близостью…

— Так и есть, Макс, милый, — ответила ему Рина. — Так и есть, дорогой мой, рыжий Макс.

— Но все это… Мое повышение, вся эта… история с Айном… с полицией… Все эти, неприятные, в общем, события, о каких вряд ли кому-то захотелось бы потом вспоминать, служат фоном для другого события… События, которого я забывать не хочу и не стану…

Рина приподнялась, опершись на локоть и, улыбнувшись, заглянула Максу в глаза.

— Ты это о нас?

— Да, Рина. Я о нас, — ответил Макс, рассматривая лицо девушки. — Я счастлив, что у нас все так сложилось… Мне плевать на всех этих полицейских, что лезут ко мне со своими подозрениями, на Подполье…

— Подполье? — спросила Рина. Максу показалось, что Рина нисколько не удивилась, услышав упоминание заклейменной Мировым Правительством и СМИ как «террористическая» организации.

— Да, — сказал он, решив, что должен быть до конца честен с ней. — Во всем этом деле… замешано Подполье… Хочу чтобы ты это знала, связываясь со мной… Быть может, и меня скоро… как Айна…

— Не говори так, милый! — зеленые глаза девушки блеснули с возмущением, а не с испугом. — Ничего подобного с тобой не произойдет!

— Откуда ты можешь знать? — с улыбкой спросил тогда Макс и убрал с лица Рины упавший ей на глаза черный локон, завел за ушко. — Ты, конечно, бесстрашная, почти всемогущая девушка из первого уровня… но Подполье — очень серьезная сила… Я уже говорил, что за некоторые мои дела, узнай о них полиция или Бюро, меня скорей всего сошлют на север, или вообще на Марс… где я загнусь от каторжной работы, холода и радиации… Я ломал серверы корпораций, писал запрещенные программы… А еще я создал искина, который связался с Подпольем… Это с их подачи меня и выдвинули в управляющие отделом… Причем, без моего ведома… Я и сам пока не знаю, чего от меня хотят…

Макс замолчал, решив, что уже достаточно наговорил, чтобы напугать ее. Но Рина снова удивила его.

— Я все знаю о тебе, милый Макс… — сказала она. — Не волнуйся из-за полиции и спецслужб.

— Прямо-таки все? — он не стал скрывать удивления.

— Все, что ты сказал, — улыбнулась Рина, — и даже больше…

— А как насчет Подполья? Тоже не волноваться?

— И за Подполье не волнуйся, — ответила Рина и поцеловала Макса в губы, не дав продолжить разговор.

Они были уже не в силах заниматься любовью, но могли целовать и обнимать друг друга, и потому целовали и обнимали.

— Нам пора возвращаться… — сказала Рина, когда они уже и целоваться не могли. — Тсс… — приложила она палец к его губам, когда Макс хотел было спросить о причинах ее уверенности. — Потом… сегодня вечером мы вернемся к этому разговору…

Макс все еще ощущал вкус поцелуев Рины, обонял запах ее тела, чувствовал ее прикосновения, когда сигнал лифта вернул его к реальности: кабина стояла на последнем этаже башни, двери были открыты.

Несколько секунд он продолжал рассеянно смотреть перед собой, потом, наконец, собравшись с мыслями, встал с кресла и вышел из кабины.

В приемной его встретила секретарь, миловидная девушка с раскосыми глазами азиатки, и сообщила, что госпожа управляющий директор его ожидает и, что он может войти. Поблагодарив секретаря, Макс вошел.

В кабинете никого не было.

Осмотревшись, он заметил, что часть циановых панелей — за одной из таких был комбайн-бар — в дальнем конце кабинета отсутствовала. Пройдя немного вперед, Макс увидел, что там, где раньше была стена, теперь был проход: панели сложились таким образом, что теперь обрамляли широкий проем.

— Макс! это ты? — послышался из проема голос Ангелики. — Проходи! Я здесь.

Макс прошел и… встал в проходе.

Он оказался в просторном, лишь немногим меньше кабинета, дугообразном помещении с рядами круглых, увенчанных скупыми капителями колонн вдоль стен: пол и колонны были отделаны мрамором серых оттенков, стены — розовых и розовато-бежевых, потолок был бело-голубым. Колоннады вдоль левой (внутренней), и правой (внешней) стен непрерывно заворачивали по пологой дуге влево. (Верхние сорок этажей круглой как труба башни образовывали каскад постепенно уменьшавшихся в диаметре «шайб», — издали это придавало верхушке башни сходство с усеченным конусом, — последняя «шайба» при этом имела диаметр всего 30 метров, что делало внешнюю округлость здания весьма заметной изнутри.) Справа, сквозь заполнявшие высокие, в человеческий рост, стрельчатые арки витражи в помещение падали окрашенные разноцветными стеклами лучи вечернего солнца. Пять узких арок гармонично вписывались в колоннаду из шести мраморных колонн, толщина которых, как и ширина окон-арок составляла не более полуметра.

— Ангелика… — только и смог выговорить Макс.

Ангелика, полностью нагая, смотрела на него из исходившего слабым паром небольшого овального бассейна с прозрачной голубой водой.

Бассейн лежал против второго, третьего и четвертого окон. Его вытянутая форма гармонично вписывалась в пространство изогнутого помещения. Чаша бассейна была устроена таким образом, чтобы войти в воду можно было с двух наиболее удаленных друг от друга краев, где для этого имелись широкие, удобные для сидения и лежания ступени на римский манер. Ангелика сидела на одной из этих ступеней, в дальнем от входа конце бассейна.