После этих слов аватара симуляция растворилась, и присутствовавшие в ней оказались в каталоге ядра памяти корабля — месте, которое не было симуляцией, и которого в базовой реальности не существовало. Это была выделенная область подпространства, в которой хранилась вся информация корабля: ее личность, ее память, личности и память ее обитателей, звездные карты, схемы, инструкции, симуляции. Там не было времени, в привычном понимании, лишь изнанка реальности: безграничная и ничтожно малая одновременно. Время там воспринималось субъективно.

В ядре советники находились каждый столько, сколько кому требовалось, — кто-то провел там годы, кто-то века, но в ледяной амфитеатр под силовым куполом все они вернулись одновременно, каждый на свое прежнее место. Все смотрели в центр, туда, где прежде стояла аватар корабля. Она и теперь была там, но уже не одна.

Рядом с Эйнрит теперь стоял тот, кто был мертв без малого восемь тысячелетий.

Это был Эвааль.

Макс решил ничего не говорить Рине об утреннем происшествии, дабы не омрачать грядущий вечер. В новостях об убийстве полицейских не было ни слова, — обычное дело: корпорации не любят «выносить сор из дома». Распространение же слухов внутри компании — дело неблагодарное, так как привлекает внимание Внутренней Безопасности. Так что Рина вряд ли знала о случившемся. Макс не знал никого из убитых и не собирался устраивать по ним траур. Более того, случись Максу утром обнаружить убитыми не двоих полицейских и одного неизвестного, — ко всему, по всей видимости, еще и убийцу первых, — а все отделение корпоративной полиции в полном составе и десяток наемных убийц в придачу, то и это вряд ли изменило бы его планы на вечер.

К концу дня они с Риной договорились о времени и месте встречи и расстались на долгие два часа. Девушка жила в Полисе и она отправилась домой, чтобы переодеться, а Максу предстояло посетить ателье, где его уже ждал заказанный днем через Сеть костюм.

Макс несколько задержался у себя в кабинете, и когда он вышел к лифтам, оказалось, что основной поток спешивших по домам работников уже схлынул. Макс не стал пользоваться кабиной «для избранных», а по старой привычке вошел в общий лифт, большой и вместительный, в котором не было комфортабельных кресел, а были лишь откидные сиденья, которыми обычно не пользовались.

На полпути в кабину вошел Дан и принялся поздравлять Макса с повышением, жать руку и хлопать по плечу. Здоровяк, казалось, искренне радовался за него. Макс ощутил тогда холодный укол стыда за то, что это его, а не Дана, слывшего трудолюбивым малым, повысили в должности и уровне. Поблагодарив за поздравления и теплые слова, Макс вышел из лифта этажом раньше, на паркинге для начальников его уровня.

Когда автомобиль остановился у мощеного булыжником тротуара на просторной улице, на Полис уже наползали вечерние сумерки.

Это был Старый Город — историческое сердце бывшей мировой столицы, район самых дорогих отелей, ресторанов и магазинов, место обитания богачей.

Отъехав от ателье, Макс сильно удивился, когда понял, куда везет его машина. Вызвав на экран терминала карту с конечным адресом, он убедился, что не ошибся. Рина действительно жила в Старом Городе.

Макс вышел из машины. Осмотрелся по сторонам.

По другую сторону тротуара, тянулась широкая полоса зеленого газона, за которым вырастал отделанный гранитом жилой дом с балконами эпохи раннего Нового Возрождения (Макс насчитал 24 этажа).

Мимо по проезжей части мчались дорогие автомобили, да и прохожие на тротуаре выглядели людьми явно не бедными. Некоторые (преимущественно женщины) обращали внимание на стоявшего возле лимузина четвертого класса рослого, широкоплечего, смуглого молодого мужчину в кремовом костюме с простоватым лицом и коротким ежиком рыжих волос на массивной голове. Его взгляд скользил по лицам прохожих женщин, не задерживаясь, даже когда те обращали на него внимание. Дверь в салон автомобиля, похожего на большую, приплюснутую сверху серебристую каплю, была открыта (что ясно свидетельствовало, что рядом стоит не случайный прохожий, а сам пассажир лимузина).

«И это здесь она живет?..» — недоумевал про себя Макс. «Но как такое возможно?.. Это район второго, третьего… максимум четвертого класса…» — он смутился от последней мысли.

Макс никак не мог привыкнуть к тому, что и сам он теперь принадлежал к классу респектабельных господ. Но Рина… Он знал, что ее пятый уровень был не от рождения. Стало быть, она из шестого, или, может быть, даже из седьмого, — он никогда не спрашивал ее об этом, так как это считалось неприличным.

Рина, одетая в ярко-желтое короткой платье и такие же желтые короткие сапожки, выпорхнула из подъезда дома с балконами. Макс смотрел вдоль тротуара, ища ее среди прохожих, когда ярко-желтое пятно мелькнуло слева.

— Рина! ты… — сконфужено пробормотал Макс, когда девушка возникла прямо перед ним, — ты здесь живешь?..

— Да, Макс, конечно же, я здесь живу! — весело ответила Рина, уставившись на Макса своими большими зелеными глазами. — Ты опять за свое?

— Чего? — не понял Макс.

— Опять у тебя слова путаются? — сказала она с улыбкой.

Макс пожал плечами, еще больше смутившись.

— Ну же! Не волнуйся ты так, Макс! Я ведь не кусаюсь.

— Извини, Рин, я и сам не знаю… что это со мной… — смущенно улыбнулся в ответ Макс. — Вернее, знаю…

— И что же с тобой такое? — спросила девушка.

— Я в тебя влюблен, Рина, — ответил Макс, глядя ей прямо в глаза.

Он мог бы не говорить этого, — все и так было понятно без слов. Но Макс сказал. Только так ему удалось окончательно победить свою проклятую застенчивость.

На мгновение лицо девушки отразило свойственное до того одному Максу смущение: замерев, Рина смотрела на него своими большими зелеными глазами, каких не было больше ни у одной женщины во всем мире.

Ростом около ста семидесяти, тонкая как тростинка, с изящными, безупречно стройными ногами с острыми как у девочки-подростка коленками и совсем недетскими, налитыми грудями, не нуждавшимися во вспомогательных приспособлениях вроде лифчика; темнокожая настолько, что сыскать девушку с более темной, чем у нее кожей, было бы задачей не из легких, и притом обладавшая утонченными, не свойственными чернокожим чертами лица, двадцатидевятилетняя Рина была великолепна.

С минуту они стояли посреди тротуара, не замечая обходивших их прохожих, и смотрели друг на друга: смуглый, на вид немного неуклюжий рыжеволосый здоровяк и хрупкая чернокожая девушка в желтом, изящная, точеная, как безупречная эбеновая статуэтка. А потом Рина, ничего не сказав, протянула свою узкую хрупкую ладонь с длинными тонкими пальцами к его широкой лапе, и лапа бережно сжала ладонь. Потом они рассмеялись и беззаботно пошли по тротуару, не разнимая рук. Машина медленно поползла следом вдоль бордюра, как гигантская ручная черепаха.

Большую часть вечера они бродили по Старому Городу; по его аллеям и скверам, блуждая по тихим улочкам и широким проспектам, прокатились на древнем метро, прошлись через похожий на настоящий лес парк. Несколько раз они забирались в машину, чтобы немного отдохнуть и переезжали из одного интересного места в другое, и вновь окунались в атмосферу большого музея.

До того вечера Макс нечасто бывал в Старом Полисе, всего несколько раз. Рина же, как местная жительница, с детства знала там все, и, как показалось Максу, помнила наизусть названия едва ли не всех улиц. Она рассказывала ему о местах, через которые они проходили, и Макс удивлялся эрудированности девушки. В свою очередь, и сам он старался быть интересным и дополнял некоторые ее рассказы краткими описаниями основных веяний тех времен, с которыми те места были связаны. В юности Макс основательно увлекался историей древнего мира, и теперь со знанием дела мог говорить об эпохе Нового Возрождения, Большой Войне и временах более ранних. Впрочем, Большой Войны Макс не касался, так как они с Риной хорошо проводили время вместе, и омрачать эти замечательные минуты и часы рассказами о ядерной зиме и ужасах послевоенного времени совсем не хотелось.