Па-Рамессу откинулся на спинку стула.

— Возможно, тебе придется подтвердить эти слова под присягой, — сказал он.

— Я твой преданный раб.

Па-Рамессу дал писцу десять медных колец и отпустил восвояси, посоветовав не попадаться на глаза Птахмосу и ждать дальнейших указаний. Когда Именемипет вышел из комнаты, Па-Рамессу и Тиа какое-то время молча смотрели друг на друга.

— Что ты теперь будешь делать?

— Я не могу скрывать это от моего божественного отца. Тогда я стал бы сообщником Птахмоса.

Божественный Сети Менмаатра вот уже четыре недели отсутствовал: он отправился на запад, чтобы призвать к порядку племена Ирема [18]. О его победном возвращении возвестило рокотание труб: кампания прошла успешно, египетские воины разбили этих неугомонных невеж, которые отказывались признать естественное превосходство Страны Хора. В день своего возвращения, отужинав, он намеревался переделать массу дел, в том числе принять наместника одной из провинций, обеспокоенного тем, что какая-то банда постоянно грабит царские зернохранилища. Поэтому он предложил сыну перенести разговор, о котором тот попросил, отведя отца в сторонку, на более позднее время.

— Божественный и славный отец, я бы не осмелился просить у тебя аудиенции сегодня вечером, если бы речь не шла о срочном и важном деле.

Сети сделал нетерпеливый жест.

— Не представляю, о чем таком уж срочном ты хочешь рассказать. Что ж, я тебя, слушаю, но будь краток.

— Я прошу, божественный отец, чтобы ты призвал Тиа.

Сети удивленно поднял брови.

— Пусть его позовут.

Под озабоченными взглядами Туи и Птахмоса трое — Сети, Па-Рамессу и Тиа — направились в комнату, смежную с трапезной. Па-Рамессу кивнул Именемипету, спрятавшемуся среди слуг, которые прислуживали царской семье за столом. Писец едва заметно кивнул в ответ.

— Слушаю тебя, — сказал фараон, садясь.

— Отец, вот уже несколько недель Птахмос тайком посещает деревню Десять Шакалов, где учится у жреца Атона. Этот жрец заявляет, что, когда Птахмос унаследует трон, он восстановит единобожие.

Сети нахмурился.

— Я не могу поверить в правдивость твоих слов. Слишком серьезны и неожиданны эти обвинения в адрес мальчика, который до сегодняшнего дня не давал мне повода усомниться в своем послушании, — заявил он гневно. — Наверняка это происки интриганов и завистников! И это то неотложное дело, о котором ты хотел поговорить?

— Божественный отец, я абсолютно уверен в том, что говорю.

Сети пришел в замешательство. Его вопрошающий взгляд обратился к Тиа. Тот кивнул.

— Твое величество, у твоего сына есть свидетель.

— Свидетель? Так об этом известно многим? Я хочу увидеть этого свидетеля!

Па-Рамессу вышел из комнаты и сделал знак Именемипету. Юный писец направился к нему. Их с Па-Рамессу разделяло не больше тридцати шагов. Но на полпути, ко всеобщему удивлению, Птахмос бросился к писцу, схватил его за руку и стал хлестать по щекам, выкрикивая:

— Презренный предатель! Шпион! Змей! Ты не явишься пред очи моего божественного отца!

И он выхватил свой кинжал. Но Па-Рамессу уже стоял рядом с ними. Он схватил Птахмоса за руку, и Именемипету удалось вырваться. Птахмос ударил Па-Рамессу кулаком, однако он недооценил своего соперника. Уроки борьбы не прошли для Па-Рамессу даром — точным движением он заломил Птахмосу за спину руку, в которой тот сжимал кинжал. Птахмос вскрикнул от боли, и оружие упало на пол. Па-Рамессу ногой оттолкнул его подальше. В трапезной раздались крики. Громче всех кричал Птахмос, ему вторила Туи.

— Схватить его! — приказала она.

Подбежали охранники и схватили Птахмоса. Сети, услышав шум, вышел из соседней комнаты и, не помня себя от удивления, созерцал эту сцену.

— Подведите его ко мне! — приказал он охране.

Вернувшись в комнату, он сел. Лицо его перекосилось от гнева. Перед ним стали все четверо.

— Божественный отец, вот свидетель, писец, — начал было Па-Рамессу.

— Негодяй! Крысиный помет! — вскричал Птахмос.

— Молчать! — громыхнул Сети.

Но Птахмоса было не остановить:

— И ты, ты, мой названный брат, — предатель, наемник Апопа!

Гнев взял верх, и Сети, вскочив, ударил Птахмоса по щеке.

— Если ты не замолчишь, я прикажу заковать тебя в кандалы!

Фараон сел, переводя дух.

— Твое возмутительное поведение красноречивее любых доказательств. Так значит, ты планировал восстановить культ Атона?

Птахмос молчал, опустив голову.

— Ты вкрался ко мне в доверие… Я считал тебя своим старшим сыном… И ты меня предал!

Птахмос не просто проиграл, он был уничтожен.

— Тиа, позови охрану! — приказал Сети.

Солдаты, ожидавшие у дверей, вошли в комнату.

— Охрана, приказываю взять младшего командира Птахмоса под стражу до тех пор, пока я не решу, как с ним поступить.

Птахмос, со всех сторон окруженный охранниками, обернулся и, обращаясь к Па-Рамессу, зло бросил:

— Ты и правда сын Сета. Убийца Осириса!

— Но ты не Осирис, поверь мне! И даже не Хор [19]!

Охрана увела принца. Сети, мертвенно-бледный и безмолвный, встал и вышел из помещения. За ним последовали другие охранники.

Удрученные Па-Рамессу, Тиа и Именемипет остались в комнате одни. Они долго молча переглядывались, потом тоже вышли.

Па-Рамессу поднял с пола кинжал того, кто мог быть ему братом. Символический жест: он отнял у соперника его оружие.

Инцидент объяснили так: Птахмос в этот вечер выпил больше вина, чем обычно. Сети распорядился, чтобы никто не узнал о случившемся. Управитель дворца и начальник охраны приказали своим подчиненным, слугам и солдатам, на глазах у которых принцы схватились врукопашную, когда Птахмос попытался убить писца-доносчика, молчать как рыбы. По официальной версии, Птахмос и Па-Рамессу просто пошутили, правда, наделали больше шуму, чем обычно. Если кому-то показалось, что имело место нечто иное, то в этом виновато только вино. Даже царица-мать Сатра, которая в этот вечер ужинала в своих покоях в компании дам, ранее составлявших ее двор, сперва услышала «невинную» версию рассказа о происшествии. И только задав прямой вопрос Первой Царской супруге Туи, она узнала правду. Высказывая свое мнение, она была немногословна:

— Этот Птахмос сосал дурное молоко.

Придворные, разумеется, не поверили в безобидную историю, которую им преподнесли. А как же быть с тем фактом, что скульпторам, которые заканчивали в карнакском храме новый барельеф, было приказано срочно удалить изображение старшего принца, следующего за колесницей отца, и заменить его изображением принца Па-Рамессу? Столь важное решение не могло остаться незамеченным. Имело место еще одно знаковое событие: три недели принц Птахмос не показывался ни во дворце, ни в казарме. Официальное объяснение было таким: принц уехал на запад, чтобы проследить за претворением в жизнь решений Сети Менмаатра, принятых после победы в Иреме.

Многие люди были призваны к молчанию: слуги, подающие на стол, и виночерпии, царская охрана и скульпторы, не считая начальников, которые этот приказ передавали. У всех у них были супруги и друзья, и только героические усилия помогли им устоять, когда на них наседали с расспросами. Единственное, в чем семья фараона могла быть уверена, так это в том, что хранитель тайн запретил писцам упоминать об инциденте в летописи.

Люди терялись в догадках, ища причины очевидной опалы принца Птахмоса. Никто не осмеливался спросить об этом у очевидцев, Па-Рамессу и Тиа, а тем более подступить с расспросами к Туи и ее дочери Тийи. Однако сомнений не оставалось: Па-Рамессу отныне исполнял все обязанности Птахмоса при дворе, участвовал в церемониях, требовавших присутствия наследного принца. Более того, вскоре его во всеуслышание назвали наследником фараона.