Южане надеялись на его щедрость, но для начала им придется признать его великолепие…
Когда Рамсес разрешил придворным ознакомиться с текстом, чиновники и царедворцы, которые знали о нем только понаслышке, наперегонки бросились к первому писцу. Тот, осажденный желающими со всех сторон, приказал сделать копию текста, потом вторую и третью. Тот же, кому в руки попадал вожделенный текст, прочитав его, надолго замирал с разинутым от удивления ртом. На клочке папируса были начертаны такие слова:
«Они сказали пред Его Величеством: «Ты — как Ра во всем, что делаешь. Стоит тебе пожелать чего-нибудь ночью, как тут же наступает утро. Мы наслышаны о множестве чудесных деяний, которые ты совершил с момента вступления на трон Двух Земель. Любое слово, слетающее с твоих губ, подобно слову Ра-Хорахти. Язык твой уравновешивает две чаши весов. Твои губы более безупречны, чем губы непогрешимого Тота. Есть ли под солнцем место, где ты не бывал? Нет такой страны, которую ты не изъездил бы из конца в конец. Ничто не укрывается от твоих ушей с тех пор, как ты властвуешь над этими землями. Еще будучи в яйце, осознавая свою роль принца-ребенка, ты строил планы на будущее, чтобы реализовать их, став наследным принцем. Будучи очень юным, с детской прядью на плече, ты был осведомлен о положении дел в Двух Землях. Ни одной постройки не возвели без твоего ведома. Ты командовал армией, будучи десятилетним юнцом…»
Да, он не поскупился на похвалы! Далее фараон вещал о себе так:
«Я — потомок Ра, а мой отец Менмаатра вырастил меня. Всемогущий Ра даровал мне величие, когда я был еще ребенком, и привел к престолу. Он даровал мне страну, когда я был еще в яйце. Великие пали ниц передо мной, когда я, первородный сын и наследный принц, воссел на трон Геба. Мой отец, неся меня, маленького, на руках, вышел к народу и сказал: «Коронуйте его как фараона, чтобы я мог созерцать его блеск при жизни!» И тогда придворные возложили на мою голову двойную корону. Так сказал мой отец, когда был еще на земле: «Пускай он управляет нашей страной! Пускай правит! Пускай явит свой лик народу!» Так говорил он, потому что любовь ко мне обжигала ему душу. Он даровал мне прекраснейших женщин из Дворца Женщин; он избрал для меня супруг и любовниц».
За сим следовал длинный текст, приводивший читающего в не меньшее замешательство:
«Однажды Его Величество, сидя на своем великолепном троне из электрума, в короне, украшенной двумя перьями, пересчитывал золотоносные области и думал о том, что нужно вырыть колодцы у дорог, лишенных природных источников питьевой воды. Он узнал, что на дороге, ведущей в область Акаита, богатую золотом, совсем нет воды. Из старателей, отправлявшихся туда на добычу ценного металла, обратно возвращалось не больше половины — они умирали от жажды по дороге вместе с ослами, которых гнали перед собой. Ни по пути туда, ни по пути обратно им было нечем наполнить свои бурдюки. Из-за отсутствия воды золото не поступало из тех краев…»
— Кто поверит в эти бредни? — пробурчал старый чиновник, отвечавший за сбор сведений в Хет-Ка-Птахе и его окрестностях. — Как мало надо знать о нашем народе, чтобы поверить, что погонщики ослов пойдут по незнакомой дороге, да еще и по безводной местности! Мы знаем все дороги в стране, и если на пути нет ни источника, ни колодца, этой дорогой просто никто не пользуется!
Слова, исполненные здравого смысла, но опасные: друзья стали умолять его говорить потише, чтобы не лишиться должности. Далее в хвалебном тексте говорилось следующее:
«И вот Его Величество приказал стоящим у трона носителям царских печатей: «Призовите принцев, Мое Величество желает выслушать их мнение по этому вопросу». Принцы тотчас же явились и предстали перед воплощенным божеством, воздели руки в знак почтения к егока, с восславлениями простерлись ниц пред его сияющим ликом. Фараон рассказал им, каков климат в тех краях и спросил, стоит ли рыть колодцы на означенной выше дороге…» [31]
Чиновники дворца в Уасете не знали, что и думать: на их памяти подобного Совета не случалось. По всей стране все, кто имел отношение к управленцам, втихомолку посмеивались над этим текстом: фараон исказил общеизвестные факты. Наместник Бухена прекрасно помнил тот день, когда фараон, прибывший в его ном, приказал копать второй колодец. Но особенно возмущало придворных то, что нынешний фараон называл себя «первородный сын», хотя на самом деле у него был старший брат, ныне покойный Па-Семоссу, и пусть он умер, но сестра Тийи жива, а ведь она тоже была старше!
— Эта стела предназначена не для Уасета, — выразил свое мнение один из чиновников, которые, щелкая жареные тыквенные семечки, беседовали у открытого окна с видом на сад. — Ее возводят, чтобы засвидетельствовать законность возведения на трон фараона в глазах жителей южных областей.
— Но кто оспаривает его право на корону?
— Точно я не знаю, — вздохнул первый чиновник, смахивая с губы кусочек шелухи, причем было непонятно, что выражает его жест — презрение, безразличие или нежелание сболтнуть лишнее.
— Все дело в том впавшем в немилость принце, как его звали? Ну, того, которого Сети отправил в изгнание в Бухен?
— Говори потише, кто-нибудь может услышать. Но то, что в его жилах течет царская кровь, правда. А ведь всем известно, что цари нынешней династии — выходцы из военного сословия. На трон их возвела армия. И немало жрецов этим недовольны.
Еще одно досадное обстоятельство: согласно тексту на стеле, покойный Сети был всего лишь заурядным предшественником Рамсеса, и утверждать это было крайне невежливо, если не сказать неприлично.
Однако никто из приближенных — ни визирь Небамон, ни Пасар, ни придворные, ни писцы и высшие чиновники — не стали уведомлять Рамсеса о том, какое возмущение вызвал текст для стелы в Бухене. Но напряженные лица и нежелание высказываться по этому поводу говорили сами за себя. И все-таки какое-то время фараон не подозревал о том, что его сочинение подверглось осуждению. Ни его мать Туи, ни сестра с зятем, ни Именемипет с Именеджем ни разу не упомянули о стеле в его присутствии. Нефертари и Исинофрет тоже молчали. И все же у воплощенного бога были свои слабости; его тщеславие и открыло ему причины этой сдержанности.
— Ты читала текст для стелы в Баки? — спросил он у матери однажды за ужином.
Тон, каким он задал вопрос, был весьма самонадеянным. Ответ был подобен камню, упавшему на иссохшую землю:
— Да.
Комментария не последовало. Все присутствующие за столом — Нефертари, Тийи, Тиа и Именемипет — опустили глаза. Это было жестокое оскорбление.
Рамсес удивленно поднял брови, однако из уважения к матери промолчал. И все же самолюбие его было уязвлено. Неужели даже родные не признают его величие?
Он не счел нужным объяснять им, что ему просто необходимо утвердить свою власть в Верхнем Египте и стела эта станет вечным символом этой власти.
Глава 22
Двойное потрясение
Что сказано, то сказано, что сделано, то сделано.
Он прекрасно знал, что ставят ему в вину близкие и придворные, даже не слыша их упреков, — он перегнул палку, слишком увлекся самовосхвалениями. Проявил неуважение к истине.
Он раздумывал над этим вопросом, сидя на террасе на следующий день после достопамятного ужина, поглаживая гепардов, которые щурились от удовольствия. У них появилось потомство, и управитель зверинца принес фараону двух детенышей, которые стали лизать ему руки.
«Проявил неуважение к истине», — слышалось ему. Он наклонился к гепардам и прошептал:
— Что для вас истина? Вы, как и я, признаете только одну — истину победы. Что есть истина для воплощенного бога? Он один может дать ей определение. Он один обладает достаточным авторитетом для этого. Остальные, хрупкие и малодушные создания, которые разрываются между соблазнами и страхом наказания, волей и слабостью, божественным и приземленным, не наделенные властью тираны и безликие жертвы, недееспособные охотники и трусливая дичь, что они могут знать об истине кроме того, чему их учит собственный презренный опыт? О великий Амон, кому я должен служить — этим дрожащим глупцам или тебе? Кто я — прислужник побежденных или военачальник, сражающийся, чтобы преумножить твою славу? О великий Тот, весовщик душ, как я сочувствую тебе, обреченному на безрадостное взвешивание добрых и злых дел, совершенных тучами каэтих ничтожных мышей, призраков мошек, умерших от голода в просторах Вселенной! О Сет, отец мой, ты все понял! Осирис не может править этим миром, он не справится ни с одной из двух печатей. Ты отрезал ему яички, чтобы он не смог родить себе подобного, ты выбросил подальше его член, который безумная и нежная Исида искала потом по всему свету. Тебе я обязан моей силой, моей красотой и моей царственностью!
31
Здесь приводится выдержка из аутентичного текста.
