Жизнь и обычаи Древнего Египта, как и многое из далекого прошлого, давно стали частью современной мифологии, обогатились живучими предрассудками. Колоссальные монументы, великолепные образцы скульптуры, правда, зачастую однотипные, своеобразный язык, древность, которая, казалось, ставит под сомнение само восприятие времени и современности, когда стиль жизни стремительно меняется, а нравы предшествующего поколения кажутся потомкам почти доисторическими, — все это способствовало формированию чуть ли не сверхъестественного образа. В свое время была очень популярна теория о том, что пирамиды в Гизе построили инопланетяне. Все, за исключением, пожалуй, плеяды талантливейших египтологов, с которыми я имел честь познакомиться и чья жизнь больше похожа на религиозное служение, привыкли считать Древний Египет идеальным миром, которым правила вневременная мудрость под эгидой наделенных божественной природой фараонов.

Мистификация всегда является первоосновой недоразумений, которые впоследствии приводят к ложному пониманию, измышлениям и нагромождению откровенного вздора.

Корни ее, однако, уходят в далекое прошлое. Так, по мнению многих историков, до того, как написать Афинскую Конституцию, греческий мудрец Солон отправился за наукой к египетским жрецам. Сомнительная басня: если судить по текстам самого Солона, ценных знаний он в Египте не почерпнул. Достаточно упомянуть о том, что основы теократической системы Древнего Египта противоречат принципам эллинского мышления. Через двадцать шесть столетий Бонапарт, в свою очередь, оседлал любимого многими конька таинственной древности: «Солдаты, с высоты этих пирамид на вас взирают сорок столетий!» Упомянем попутно, что не сорок, а сорок пять. Но это не важно, египтомания стала набирать обороты, и престиж всего связанного с Египтом достиг такой высоты, что популярная в девятнадцатом столетии французская хиромантка и предсказательница звалась «Мадам из Фив».

Нам жаль разочаровывать профанов, утверждая, что египтяне были такими же людьми, как мы с вами, и жилось им намного тяжелее. В течение этих якобы сорока веков продолжительность жизни ограничивалась тридцатью пятью годами и правили страной фараоны-тираны. Опираясь на раздутый штат чиновников, которому позавидовали бы даже правители СССР, и огромную массу жрецов — такого количества священнослужителей не было даже при папах в пятнадцатом веке, — фараон обладал неограниченной властью над страной, насчитывавшей от Верхнего Египта до Дельты порядка миллиона жителей. И при этих считающихся столь мудрыми правителях в стране процветали убийства, мошенничество и насилие; если бы в те времена в Египте издавались газеты, в колонках хроники вы прочли бы то же самое, что читаете каждый день в современной прессе.

И все же, во многом благодаря прекрасным памятникам культуры, некоторые правители Египта вызывают у публики повышенный интерес. Особенно это справедливо в отношении трех — Тутанхамона, Эхнатона и, наконец, Рамсеса II. Первый завладел воображением людей, когда англичане Картер и Карнарвон в 1922 году обнаружили его гробницу и вскоре после этого несколько участников экспедиции умерли от «проклятия фараонов» (возможно, причиной смерти стала вирусная пневмония, развившаяся после попадания в легкие пыли, которая содержала частички кала летучих мышей). Эхнатон же знаменит не столько своим женственным телосложением и тем, что был мужем красавицы Нефертити, сколько тем, что, согласно имеющей множество прорех теории, именно он «изобрел» монотеизм. На самом деле культ Солнечного Диска Атона был введен его отцом, прославленным Аменхотепом III, а Эхнатон только продолжил дело отца. Тот факт, что правление этого упорного последователя идеи монолатрии, которую многие называют предвестником христианства, стало для страны катастрофой, обычно предусмотрительно замалчивается: было бы недальновидно вспомнить о том, что при этом подающем надежды монотеисте страну постигли многие бедствия. О третьем из упомянутых фараонов, Рамсесе II, публика узнала благодаря построенным в годы его правления колоссальным памятникам. Широкую известность ему принесла реставрация храмов в Абу-Симбел, проведенная в 1954 году; фотографии спеосаи огромных каменных изваяний монарха и его Первой супруги Нефертари, юных и прекрасных, поражали воображение не меньше, чем фото знаменитостей тех лет, которых, кстати, еще не именовали, как это сейчас принято, «светскими львами» и «львицами». Можно даже предположить, что сексуальность давно умершей царской четы стимулировала интерес к Древнему Египту даже в большей степени, чем его полная загадок история.

Мне же кажется, что интерес к личности Рамсеса II обусловлен иными факторами, как вы уже могли судить по прочитанному, а именно влиянием абсолютной власти на характер человека, не только того, кто обладает этой властью, но и того, кто ей подчиняется.

Из прошлого до нас дошли тексты стелы в Кубане (ранее эта местность называлась Баки) и « ПоэмыПентаура», изучив которые мы приходим к выводу, что Рамсес II, по крайней мере в первой половине своей жизни, был одержим неутолимой манией величия, граничащей с бредом, следствием которой стал ряд самых диких фальсификаций. Единственное, что отличает его от современных тиранов, правящих в далеких странах, — это то, что существующая в то время в стране религиозная система позволяла ему объявить себя воплощенным божеством, в то время как его современные имитаторы поступают наоборот: создают системы, которые позволяют им именовать себя богами, и основывают религии, их обожествляющие. Постыдная фразеология прошлого века определила эти крайности как «культ личности». Будет уместным напомнить, что такие культы всегда основываются на власти и что каждая власть стремится возвести себя в культ.

Рамсес II в любом случае представляет собой интересный образчик подобных патологических заблуждений.

Выдающиеся представители исторической науки часто ругают исторический роман, и все же этот жанр позволяет автору воссоздать для не обладающей специальными знаниями читательской аудитории реальность, известную только тем, кто посвятил ее изучению много лет и — похвальная стойкость! — отказался от попыток извратить или приукрасить ее. Исторический роман остается единственным способом описать исторического персонажа в его времени и среде, дабы он не уподобился мифическому персонажу, такому же пустому, как герои комиксов-манга.

Птахмос.Этот исторический персонаж окутан ореолом тайны, и знают о нем лишь немногие египтологи и любители Древнего Египта. На одном из барельефов Карнакского храма рядом с фараоном Сети I, готовым пронзить своим копьем уже раненного стрелой ливийского царя, изображена фигура мужчины в пять раз меньше фигуры фараона — верный признак того, что перед нами второстепенный персонаж. На картуше написано, что это юный Рамсес. В начале XX века американский египтолог Генри Брэстед обнаружил, что это изображение наложено поверх другого, наполовину уничтоженного. Значит, Рамсеса изобразили на месте другого человека, предполагаемого наследника Сети. Был ли то старший брат Рамсеса, умерший в молодом возрасте? В своем романе я назвал этого предполагаемого первенца Па-Семоссу. Если бы это предположение было верным, мастера могли бы просто изменить надпись на картуше: изображения на барельефе не имели портретного сходства со своими прототипами, и братья, скорее всего, были похожи внешне. Но нет: уничтожение первичного изображения свидетельствует о сознательном желании стереть память об этом персонаже; это не изменение картины, но разрушение личности, магический акт, возвещающий о том, что этого человека никогда не существовало. Фараоны прибегали к подобному средству, когда хотели, чтобы о тех, кого они ненавидели, не вспоминали ни современники, ни потомки.

Некоторые египтологи, в том числе Кристиан Дерош-Ноблькур, выдвинули предположение, что речь может идти о потомке XVIII династии, которая стала известна широкой публике благодаря трем своим самым ярким представителям, упомянутым ранее, — Эхнатону, Тутанхамону и Рамсесу II. Но как могло случиться, что Сети, второй фараон XIX династии, мог назначить этого наследника канувшей в лету царской семьи наследником трона? Чтобы разобраться в этой ситуации, следует вспомнить, что к концу правления XVIII династии трон Египта, раздираемого коррупцией и сепаратистскими настроениями местной знати, остался без наследника — ни у Эхнатона, ни у его последнего наследника Аи, как и у Тутанхамона и таинственного безликого фараона Сменхкары, не было потомков мужского пола. Военачальник плебейского происхождения по имени Хоремхеб навел в стране порядок и сел на трон, а наследником своим назначил другого плебея, Рамсеса I. Тот оставил царство своему сыну Сети I. Это было не по вкусу мятежно настроенным крупным землевладельцам, все так же мечтавшим об автономии, подтверждением чему служат многочисленные карательные экспедиции Сети в области Верхнего Египта. Угроза развала страны и давление со стороны отца, Рамсеса I, заставили Сети принести сепаратистам символическую жертву — назначить своим преемником принца, чье происхождение окутано ореолом тайны; к тому же монарх, вероятнее всего, рассчитывал, что, получив воспитание при дворе, этот принц станет лояльным хранителем установленных Хоремхебом порядков. Однако имело место какое-то значительное событие, и этот наследник лишился своих прав.