– Почему бы вам не препоручить дело помощнику? – предложила судья.

– Но у меня нет помощников, – удивился Дэвид.

– По какой причине, мистер Сингер?

– Потому что…

– Послушайте, адвокат, я в жизни не видела, чтобы процесс об убийстве велся подобным образом! Устраиваете театр одного актера, чтобы вся слава досталась вам одному? Ну так вот, ничего не выйдет! И еще одно: вы, вероятно, воображаете, что мне следовало бы взять отвод лишь потому, что я не верю в ваших таинственных убийц и неких призраков, заставляющих милую девушку совершать мерзкие преступления. Но и тут вам не повезло. Пусть присяжные решают вопрос о виновности или невиновности вашей клиентки. Что-то еще, мистер Сингер?

Комната бешено завертелась перед глазами Дэвида. Ему страшно хотелось выругаться, послать ее подальше… упасть на колени и умолять о справедливости. Но больше всего он мечтал о теплой постели и стакане горячего молока.

– Нет, – едва выговорил он. – Спасибо, ваша честь.

– Мистер Сингер, начинайте. Прошу вас не тратить больше времени суда на решение ваших личных вопросов.

Дэвид направился к скамьям присяжных, пытаясь забыть о высокой температуре и больной голове.

– Леди и джентльмены, – медленно начал он, – вы выслушали свидетелей обвинения, отрицающих самую мысль о таком явлении, как расщепление сознания. Я уверен, что мистер Бреннан не был намеренно несправедлив. Все его заявления – следствие элементарного незнания и невежества. Истина заключается в том, что он, очевидно, не имеет никакого представления о деперсонализации, или расщеплении сознания, как, впрочем, и те психиатры, которые давали показания против моей подзащитной. Но сейчас перед вами выступят люди, разбирающиеся в этом недуге. Все они – известные доктора и эксперты по проблемам психических заболеваний. Надеюсь, их показания прольют совершенно иной свет на несчастье, случившееся с мисс Эшли Паттерсон. Мистер Бреннан долго и обстоятельно распространялся на тему о том, как велика вина моей подзащитной, якобы совершившей все те ужасные деяния, которые ей тут приписывают. Запомните это определяющее ключевое слово – “ВИНА”. Сейчас для нас важнее всего понять, виновна ли она на самом деле. Ибо для того, чтобы осудить человека за предумышленное убийство, необходимо доказать не только его прямое участие, но и то, что им двигали некие преступные побуждения. Я постараюсь объяснить вам, что никаких заранее обдуманных намерений у Эшли Паттерсон не было и быть не могло, поскольку в момент совершения убийств она собой не владела и находилась в полном неведении относительно происходящего. Выдающиеся психиатры Америки не пожалели времени и расходов, чтобы засвидетельствовать очевидное: сознание Эшли Паттерсон временами бывает омрачено. В ее мозгу живут еще два чужеродных “я”, или “заместители”, один из которых управляет остальными в роковые моменты.

Не прерывая речи, Дэвид исподтишка изучал лица присяжных, которые, казалось, качались и плыли в мутном тумане. Он на мгновение зажмурился, но тут же заставил себя очнуться. Только бы не упасть! Только бы продержаться до конца!

– Американская ассоциация психиатров признает существование расщепленного сознания, или деперсонализации, иногда называемых также диссоциативным расстройством личности. Как, впрочем, и известнейшие медики во всем мире, лечившие пациентов с подобным заболеванием. Одна из личностей Эшли Паттерсон совершала все убийства, но, повторяю, это одна из личностей, “заместитель”, над которым сама Эшли не властна.

С каждой минутой голос Дэвида креп. К собственному удивлению, он почувствовал, как болезнь отступает.

– Чтобы лучше понять проблему, нужно усвоить, что закон не наказывает невиновных. Здесь, разумеется, кроется некий парадокс. Представьте, что сиамских близнецов судят за убийство. Закон гласит, что нельзя вынести приговор виновному, поскольку в этом случае пострадает невинный.

"Кажется, присяжные слушают достаточно внимательно. Необходимо постоянно держать их в напряжении”.

– Мне трудно говорить об этом, но представьте, что на месте мисс Паттерсон мог бы оказаться любой из нас. Человек волей судьбы попавший в безвыходную ситуацию. Общество подвергло его остракизму, но наш долг, человеческий и гражданский долг, досконально разобраться в этом нелегком, запутанном деле. И я надеюсь, что вы с честью его выполните. К сожалению, нам придется иметь дело не с одной, а с тремя женщинами. Ваша честь, я хотел бы вызвать своего первого свидетеля, доктора Ноэля Ашанти.

***

– Доктор Ашанти, вы практикующий врач?

– Да. Я работаю в больнице Мэдисон в Нью-Йорке.

– Вы приехали сюда по моему вызову?

– Нет. Я прочел об этом случае в газетах и решил дать показания. Видите ли, мне приходилось иметь дело с пациентами подобного рода, и я понял, что могу быть полезным вам и вашей подзащитной. Случаи диссоциативного расстройства личности гораздо более часты, чем принято считать, и я хотел бы устранить все недомолвки и разъяснить, что это такое на самом деле.

– Поверьте, доктор, все мы высоко ценим вашу любезность. Скажите, пожалуйста, часто ли встречаются больные, в душе которых сосуществуют два или более “я”, или “заместителей”?

– По моему опыту, таких “я” иногда бывает до сотни. Элинор Такер наклонилась к Бреннану и что-то прошептала. Тот ухмыльнулся.

– Сколько времени вы имеете дело со случаями расщепления сознания, доктор Ашанти?

– Последние пятнадцать лет.

– Скажите, в сознании таких пациентов обычно доминирует одно из чужеродных “я”?

– Совершенно верно.

Некоторые присяжные принялись делать заметки.

– А “хозяин”, или свое “я”? Он знает о существовании чужеродных?

– Когда как. Бывает, что все “заместители” знают друг друга. Иногда знакомы между собой лишь некоторые. Но свое “я” обычно узнает о чужеродных исключительно после лечения.

– Вот как? Значит, деперсонализация излечима?

– Да, довольно часто, но исцеление наступает очень не скоро. Иногда на это требуется шесть-семь лет.

– В вашей практике были случаи выздоровления?

– Разумеется.

– Благодарю, доктор.

Дэвид снова вгляделся в сосредоточенные лица присяжных: “Заинтересовались, но еще далеко не убеждены”.

– Обвинение может начинать перекрестный допрос, – объявил он.

– Доктор Ашанти, – начал Бреннан, направляясь к свидетелю, – вы утверждаете, что не поленились прилететь сюда из самого Нью-Йорка, потому что хотели помочь?

– Совершенно верно.

– Ваш приезд не имеет ничего общего с тем фактом, что процесс широко освещается в прессе и ваше имя будет напечатано во всех газетах, а это всегда благотворно отражается на…

– Протестую! Обвинитель оскорбляет свидетеля!

– Протест отклонен.

– Я уже объяснил, почему оказался здесь, – невозмутимо откликнулся доктор, даже не повысив голоса.

– Прекрасно. Не могли бы вы приблизительно сказать, доктор, сколько душевнобольных пациентов прошло перед вами за пятнадцать лет?

– Трудно подсчитать. Сотни две, не меньше.

– И сколько было тех, кто страдал расщеплением сознания?

– С дюжину.

Бреннан с притворным удивлением воззрился на свидетеля.

– Из двухсот? Всего двенадцать?

– Э…, да. Видите ли…

– Нет, доктор, не вижу. Не вижу и в толк не возьму, почему вы с такой уверенностью мните себя экспертом в таком не совсем понятном деле. Двенадцать человек, согласитесь, не так уж много. Я был бы крайне обязан, если бы вы привели нам доказательства существования столь загадочной болезни, как деперсонализация.

– Когда вы говорите о доказательствах…

– Послушайте, доктор, здесь идет судебное заседание. И присяжные не могут принимать решения, основанные на заумных теориях и предположениях. Что, если подсудимая ненавидела убитых ею мужчин и, прикончив их, решила симулировать душевную болезнь с целью…

– Протестую! – громко воскликнул Дэвид. – Утверждение не имеет под собой конкретных оснований, и, кроме того, имеет место попытка дискредитировать свидетеля.