— Вряд ли. Устинка же все объяснил. А кто станет, тому укорот дадим. — отмахнулся воевода. — Ты мне лучше скажи, что с полоном делать станешь? Вон их сколько!

— Надо по домам их разводить.

— Не все с Тулы и земель ее.

— Не все.

— Данила сказал, что Андрей предложил тем, кто желает, остаться у него. Но самоуправство чинить не стал. И всех сюда отправил. Чтобы мы с тобой решили.

— Удивительно, что не стал…

— Так что? Не хочешь ему людишек оставлять?

— Да куда нам деваться то? — горько усмехнулся отец Афанасий. — Никто из помещиков, не поймет.

— Вот и я думаю, не поймут. И не только помещики.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ко мне тут из Москвы челочечек приходил. Сказывал, будто бы брат царицы хочет поближе пообщаться с Андреем.

— Этого нам еще не хватало. Господи Иисусе! За что нам это испытание?!

— За все нужно платить, — философски заметил воевода, пожав плечами. — Полк вон — расцвел. Люди рвутся в бой. И все о двуконь. Знать за это такая цена. Не великая, я тебе скажу.

— Великая… ой великая… Константина Великого приплел. Вот стервец!

— А что? Разве сей символ не он удумал?

— В том-то и дело, что он. Но я-то о том от митрополита узнал. А он откуда? Боже! Как же я устал… просто устал… я уже просто не знаю, что со всем этим делать.

— Жить… просто жить…

[1] Так продолжалось до Смутного времени. К началу XVII века эта традиция ушла даже у бояр. И попытки Алексея Михайловича возродить копейный бой натыкались на пренебрежение им у служилых, считавших его боем низким и не благородным. Отчего в копейщики конные шли поместные дворяне только по бедности и безысходности. К середине XVI века традиция копейного боя была своеобразным маркером элитарности.

Глава 8

1554 год, 10 июля, вотчина Андрея на реке Шат

Андрей открыл глаза и уставился в темноту потолка. Передав дяде жены «улов», он решил остаться на какое-то время в своей вотчине. Для отдыха и приведения отряда в порядок.

Формально он мог и вообще завершать службу. Порядка полутора месяцев — приличный срок для феодальной службы. Считай половина лета. При той активности, которую он развил на очень опасном направлении — более чем достаточно. И останься он в вотчине теперь — никто слова бы не сказал. Однако не все было так просто…

Рядом тихо сопела Марфа, прижавшись к нему. А чуть в стороне, практически у кровати, находилась подвесная люлька с ребенком. С сыном. Его сыном.

Практически идиллия. Хотя вечерний цирк с убаюкиванием его немало злил. В какой-то момент он даже захотел чем-нибудь ударит этот орущий комочек «радости». Но сдержался. Марфа же, казалось, не замечала этого раздражителя и спокойно его укачивала.

«Дом-милый дом» — пронеслось у него тогда в голове, как некое резюме этой не самой приятной ситуации. Из-за чего показалось, будто бы в походе, несмотря на определенные неудобства, ему определенно лучше. Сегодня же, с утра, эти глупые мысли Андрея уже не посещали. Он наслаждался ощущениями от возможности нормально помыться и спать на чистом белье рядом с любимой женщиной.

Наверное, любимой. Так-то он разобраться в своих чувствах к супруге не мог. Ребенка заделали. Жили вместе. И все-такое. А чувства пока еще находились только на уровне чего-то бессознательного. У него во всяком случае.

Кроме того, Андрея пугало одно поверье. Согласно которому женщина, узнав, что ее любят, садится на шею и начинает из мужчины вить веревки. А Андрею этого не хотелось. Хотя это только поверье. И далеко не факт, что верное. Во всяком случае его супруга очень тепло отзывалась на доброе к себе отношение и дарила в ответ массу всего приятного. Иногда, правда, ее пробивало на истерики и определенную неадекватность. Но в целом ему было с ней хорошо. Тем лучше, чем получалось поддерживать это взаимное тепло. И это не считая того, что Марфа сумела показать себя довольно ответственным исполнителем. Что только подогревало чувства Андрея. Например, поняв, что имеющихся «рабочих рук» ей не хватит, она через купца Агафона сумела привлечь еще работников.

Этот шаг позволил ей своевременно выполнить весь объем посевной в вотчине. А также заняться массовой заготовкой сена, благо, что кузнец-Илья изготовил с десяток кос-литовок. Простых и действенных. На Русь они пришли сильно позже. В XVII–XVIII веках из Речи Посполитой, а точнее Великого княжества Литовского, в процессе его присоединения. Откуда и название.

Ничего хитрого и сложного в ней не было. Однако это бесхитростное приспособление поднимало на небывалый уровень продуктивность покосов[1]. Чем работники под руководством Марфы и занимались, выкашивая земли поместья, что прилегали к вотчине.

Не забыла Марфа и про выделку «римского кирпича» для будущей крепости.

Ручная пресс-форма, которую Илья сделал под руководством Андрей, трудилась без остановки. В час три человека могли на ней изготовить около пятидесяти блоков из земли и известкового раствора. Порядка десяти из них уходило в брак, растрескиваясь. Трудились посменно. И днем, и даже ночью, при ламповом освещении, благо, что древесного светильного масла хватало. Что позволяло в сутки выделывать около девятисот блоков. Плюс-минус. Достаточно крупных блоков — раза в четыре крупнее обычного стандартного кирпича XXI века[2]. Так что за май и июнь под навесами рядом с крепостью скопилось больше пятидесяти тысяч[3] «римских кирпичей».

На первый взгляд — много. Но по расчетам Андрея это выходило едва ли в десятой частью от необходимого объема даже для его задумки. В которой, по опять-таки римской технологии, стена возводилась не монолитной, а, фактически, скорлупой, внутрь которой заправлялся грунт, перемешанный с известковым раствором. То есть, до осени, вряд ли удастся весь необходимый объем изготовить. Но решить этот вопрос можно было только через изготовление еще пресс-форм и внедрения параллелизма в производственный процесс, который требовал еще рабочих рук. Не очень много, но требовал…

Но это все мелочи. Хозяйственные детали, важные для некой отдаленной перспективы. Сейчас ему было важнее другое…

Его импровизация с набором поместных дворян с вроде бы более легким снаряжением себя полностью не оправдала. На практике оказалось, что кольчуга, даже панцирного плетения, весит ничуть не меньше ламеллярной брони. А защищает не в пример хуже. Что и показала смерть Пафнутий. Глупая, в общем-то смерть. Панцирное плетение из мелких плоских колец не отличалось особой прочностью. Что и аукнулось самым неприятным образом.

А значит, что? Правильно. Нужно не смотреть на местные традиции, а стараться максимально этих ребят защитить, стараясь при этом не перегрузить меринов. То есть, постараться уложиться в старый вес — плюс-минус.

С чего Андрей начал?

Со шлемов.

Из трофеев он отобрал цельнокованые шишаки полусферической формы, очень популярные в те годы в регионе. И поручил кузнецу-Илье сделать для них полумаски. Простенькие, но полного профиля. В духе знаменитой «совы». И не только изготовить, но и приладить их к этим шишакам. А потом нацепить на них кольчужную бармицу полного профиля, то есть, охватывающей не только затылок и бока, но и лицо. Из-за чего крепясь не только к самому шлему, но и к нижнему канту полумасок.

Опыт боев показал — лицо и шею нужно закрывать в сражении накоротке. А ничего лучше из эрзац-решений придумать не получалось.

Следом он занялся защитой корпуса.

Илья все то время, что Андрей находился на смотре и в походе делал в основном только одну вещь — стрельчатые пластины для ламеллярной брони, благо, что они все однотипные. Вот из заготовленных пластин он и «связал» «жилетки» для Акакия, Зенона, Никодима и Модеста. А потом и «плечи». Что совокупно выходило где-то килограмма на полтора легче панциря. При колоссальном росте защищенности.

Защитное снаряжение Кондрата, Федота, Акима, Егора, Макара и Николая подверглось такой же трансформации. Кольчуга у них оставалась теперь только на бармице.