— Это ужасно! — с нескрываемым ужасом воскликнул Кондрат. — Если они навалятся толпой, то они нас растерзают!

— Если бык навалится на волка, то тоже его растерзает. Поэтому волк начинает с ним игру. Так ведь? А в каждой игре всегда есть тот, кто ведет партию, и тот, кого ведут. Чем больше жертве кажется, что она ведет игру, тем меньше она ее в действительности контролирует. Или ты думаешь, я отпускал тех голышом, а других сажал на колья просто так? Или просто так вышел в поход снова? Или, может быть, я с ума спятил, улыбаясь поведению этих козопасов? Они бык. Мы волк. И чтобы вонзить клыки в сочное, вкусное мясо нужно немного поиграть с этим быком.

— Но их ведь скоро будет много! Очень много!

— Чем труднее битва, тем слаще победа. Не так ли?

— Может быть будем, как и раньше, резать их по одиночке? Хорошо же получалось!

— Они — не воины. Они воры, тати, сволочь. Они ходят сюда грабить, в не воевать. Мы им дали отпор. Немного. Но обидно. И они знают, кто именно его дал. Поэтому теперь захотят нас сковырнуть. И если мы сможем ударить их еще сильнее, то многие из ловцов не пожелают соваться на Тулу год, два, а может и больше. Степь уважает только силу и считается только с силой.

— Но нас всего десяток!

— Разве нам это помешало там, у курганов? — криво усмехнулся Андрей. — Я не хочу кусать вола за пятку.

— Что ты задумал? — напряженно спросил Кондрат.

— Я пока не хочу рассказывать, чтобы не сглазить. — произнес Андрей, помахал рукой татарам и повернув своего коня, не спеша двинулся от них. Бросив через плечо: — А вы чего стоите? Отходим.

Поехал вперед и начал негромко напевать, старательно подражая горловому пению, насколько он вообще мог это сделать:

Аравт болон аянгалан ниргэе

Зуут болон зүрхэнд нь ниргэе

Мянгат болон мөргөлдөн ниргэе

Түмт болон тэнгэрээр ниргэе[3]….

— Что это? — удивился Кондрат, настигнув Андрея и перебивая его.

— А? Да так, увлекся немного.

— Это звучит жутко… Что это за язык?

— Монголов[4].

— Кого? Кто это?

— Ну… — Андрей завис, подбирая слова и смысл, ибо в XVI веке мало кто на Руси помнил про монголов, именуя почти всех степняков под одну гребенку — татарами. После чего произнес: — Это язык тех, кто когда-то давно завоевал всех татар в этом мире. И много других племен. Объединив земли от великого моря на востоке до Дуная на западе. От Новгорода на севере, до магометанских владений у Гроба Господня на юге. Милашки, правда?

[1] До того, как в Москву-реку стали отводить воды из Волги через канал им. Москвы (введен в эксплуатацию в 1937 году), летом она регулярно мелела и становилась доступна для форсирования пешком. Да и вообще хоть какой-то полноводностью отличалась лишь по весне, в половодье. Так что в 1554 году контраст был куда более яркий и выразительный, чем в наши дни.

[2] И в 1552 года крымский хан предпринял поход, пытаясь предотвратить падение Казани.

[3] Слова песни «Wolf Totem», монгольской рок-группы «The HU». Андрей, когда готовился отправиться в прошлое, много тренировался и не раз это делал под звуки этой композиции, так что волей-неволей выучил слова. Перевод:

Десять из нас ударят громом

Сто из нас разрушат ваши сердца

Тысяча нас будут уничтожать

Десять тысяч нас ударят гневом небес

[4] Песня действительно на монгольском языке, только на современном монгольском. Так что Андрей не соврал. Кондрат же повторить ее сходу вряд ли сможет.

Часть 3 — Ва-банк

— Отец, где мы?

— Ну, положим, в России.

— И на том спасибо. А чуть конкретнее?

— Тульская область, деревня Селезневка.

к/ф «Ширли-Мырли»

Глава 1

1554 год, 19 июля, где-то южнее Тулы

Андрей отводил свой отряд, стараясь не отрываться от преследователей слишком далеко. Время от времени даже опасно сближался, обозначая попытку атаковать. Но те спешно отходили. Пару раз имитировал засады, вызывающие еще более спешное бегство неприятеля. Иногда «терялся», но всегда «находился», так как этот «хвост» требовался ему для реализации своей затеи.

За это время количественный и качественный состав преследователей изменился. Отряд ловцов отошел и почти больше не мелькал. Вместо него подошло два отряда воинов степи. Голов в пятьдесят. Однако качество преследования от этого не повысилось. Скорее наоборот.

Вот и сейчас.

Татары опять его потеряли после переправы через маленькую не то речушку, не то крупный ручей. Там очень густая растительность была — кустарники много выше человеческого роста. Поэтому ничего удивительного в этой потери не наблюдалось. Было бы, странно, если бы ее не произошло. И эта потеря давала Андрею время на подготовку небольшой шалости нового толка.

Когда же все было готово он встал на небольшом возвышении в очередном узком проходе между лесными массивами с густыми подлесками. То есть, считай, на виду. И достав из планшета карту, начал с ней работать.

Планшет… Карта…

Для XVI века — дикость и анахронизм. Технически карты существовали, но они были скорее концептуальными, чем прикладными. Да и эпоха Великих географических открытий только начиналась, поэтому даже карты береговых линий имелись очень и очень приблизительные. Да и те — землях Иберийского и Апеннинского полуостровов.

Молодой же вотчинник готовился к этому походу. Вдумчиво готовился. Поэтому обзавелся сделанной по его заказу кожаной сумкой типа офицерской планшетки. Неплохо декоративно украшенной и во многом напоминавшая гусарскую ташку, еще даже не вылупившуюся на свет. Только побольше.

В ней у него находились листы неплохой иноземной бумаги, прикупленной в Москве. И писчие принадлежности. Для чего опять-таки в Москве прикупил немного обломков графита[1]. Считай мешочек мелкого лома. Дома его в ступке перетолок в пыль. Перемешал с качественной глиной, очищенной от примесей. Сформировал стержни. Высушил. И обжег. А потом плотник Игнат «выстругал» для них деревянные «рубашки…» Таким образом у Андрея получились нормальные такие карандаши совершенно классического вида, появившиеся на свет лишь в 1790 году. Правда, не такие изящные и аккуратные как хотелось бы. Больше напоминая популярные в XXI веке строительные карандаши. Но и такие они оказались огромным подспорьем в полевой писанине. А тонкость линий можно было получить регулярной правкой, для чего в планшете имелось место для маленького ножичка.

Более того, там же находился и карман для кусочка вулканизированной гуттаперчи — резинового ластика. Гуттаперча — это латекс природного происхождения, который был испокон веков доступен в Европе. Беда заключалась лишь в его очень небольшом количестве. Ну Андрею и того, что он добыл хватило за глаза. «Сварил» эту свежую гуттаперчу с серой, помешивая палочкой, и вуаля — ластик готов. Ну, не с первой попытки и не такой, как хотелось. Однако его хватало за глаза для его задач.

Дальше дело перешло в другое русло.

Он начал пытаться набросать карту местности, пользуясь для этого личными наблюдениями и рассказами других. Начал Андрей еще в своей вотчине, продолжил в Туле и далее во время похода. Поэтому к текущему моменту у него на руках имелась совершенно уникальный артефакт для эпохи, по которому можно было приблизительно, плюс-минус «лапоть» оценить диспозицию и расстояния. Но главное — это реки, броды-переправы, балки, глубокие овраги, ключевые ориентиры и общий силуэт лесных массивов. В достаточно узком секторе к югу от Тулы. ОЧЕНЬ приблизительно. Но это было. И это было до крайности полезно, пусть и с изрядными «белыми пятнами».

Строго говоря это были не карты, а кроки[2]. Но что для Андрея, что для большинства читателей и, тем более для местных обитателей эпохи различия между картами и кроки не выглядели хоть сколь-либо значимыми. Поэтому молодой вотчинник и воспринимал их как карты. И сейчас Андрей достал один из листов своей «хэнд-мейд» карты и, ожидая появления татар, занялся правками. Благо, что работ по ней всегда хватало.