Молодой человек вошел в улицу, пользовавшуюся дурной славой и сохранившую от средних веков старое название – улицы Рибод. Войдя в нее, он пошел медленнее, поднял голову кверху и с чрезвычайным старанием рассматривал номера домов. Все эти дома были заперты от нижнего жилья до чердака, и только сквозь закрытые ставни кое-где пробивался свет. Слышался также неопределенный и неясный шум, но мало-помалу слух различал в этой смешанной мелодии металлический звук серебряной и золотой монеты, стук разбитых стаканов, пение, поцелуи. Скажем короче, каждое жилище на улице Рибод было картежным домом, или еще хуже.

Единственный дом в один этаж, угрюмый, мрачный, безмолвный, казалось, спал глубоким сном среди своих бодрствующих братьев. Молодой человек остановился перед этим домом: смотрел с минуту на грязный фасад, потом прошептал:

– Номер 13… Это здесь…

Он подошел и толкнул дверь. Она не отворилась. Он стал искать молоток или колокольчик, но не было ни того, ни другого. Молодой человек сначала, казалось, не знал, что делать, но скоро решился и начал стучать тихо и осторожно. Никто не отвечал, никто не выходил.

– О! О! – пробормотал молодой человек сквозь зубы, – неужели меня обманули… и дом пуст?..

Он опять начал стучать, но на этот раз гораздо сильнее. В первом этаже отворилось окно, показалась голова старухи и хриплый голос закричал:

– Ступай своей дорогой, негодяй…

Молодой человек отступил на несколько шагов, чтобы рассмотреть ту, которая говорила с ним таким образом, и отвечал с поклоном, показывавшим знатного дворянина:

– Извините, сударыня, что я буду противоречить вам, но я не негодяй и не уйду отсюда…

– Право! Почему же?

– Потому что я пришел именно сюда…

– Вы, вероятно, ошиблись домом…

– Не думаю.

– Вы ищете картежников и веселых женщин?.. Глядите дальше… Направо и налево.

– Я не ищу ни тех, ни других…

– Чего же вам нужно?..

– Мне нужен номер 13 по улице Рибод. Ведь это тринадцатый номер, да или нет?

– Положим так, но в этом тринадцатом номере живет бедная старуха, которая после полуночи не отпирает своих дверей… Повторяю, ступайте своей дорогой…

И старуха хотела затворить окно. Незнакомец остановил ее, вытащив из-под плаща большой красный шелковый кошелек, наполненный золотом, и тряхнул им. Звук монет произвел магическое действие. Старуха, уже готовая затворить окно, остановилась. Молодой человек продолжал с живостью, приглушенным голосом:

– Если вы мадам Клодион, в чем я не сомневаюсь, то я имею до вас дело и отдам вам все золото, находящееся в этом кошельке.

– Вот что дело, то дело! – пробормотала старуха. – Это называется говорить!.. Подождите… Я сейчас выйду к вам.

– Слава Богу, насилу уговорил!.. Честное слово! – вскричал молодой человек, потерявший терпение от предшествовавшего разговора.

Поспешим сказать, что ждал он недолго. Звук золота, без сомнения, возвратил старухе все проворство молодости. Через несколько секунд, она растворила дверь на улицу и сказала незнакомцу:

– Войдите, я к вашим услугам…

Мы тоже последуем за человеком, которого ввели в этот дом. Как только старая хозяйка затворила за ним дверь коридора, он очутился в совершенной темноте.

– Уж не у черта ли мы здесь? – спросил он.

– Почти, – отвечала хозяйка дома с насмешкой. – Ступайте прямо, когда сделаете двадцать пять шагов, поверните направо и увидите свет…

XXII. Клодион

Незнакомец не колеблясь исполнил то, что сказала ему старуха: отсчитал двадцать пять шагов и повернул направо. Он заметил слабый свет, пробивавшийся сквозь дверь. Он толкнул эту дверь и очутился в узкой и низкой комнате довольно прилично убранной и освещенной небольшой лампой, стоявшей на столе. Старуха вошла в эту комнату почти в одно время со своим гостем.

Она была очень мала, очень худощава, очень сгорбленна. На желтом лице ее было бесчисленное множество морщин. Во рту не было ни одного зуба. Крючковатый нос доходил почти до подбородка, глаза как будто проткнутые буравчиком еще зорко смотрели под красными веками. Словом, наружность этой старухи была и смешна, и зловеща.

Она вошла и старательно затворила за собой дверь. Незнакомец снял шляпу, которую положил на стул, и сбросил плащ. Лицо, до сих пор совершенно скрытое, открылось. Он был действительно молод, как прежде показывали его рост и походка: ему едва ли было тридцать лет. Черты правильные и резкие имели выражение странной энергии. Он был бледен, но не той болезненной бледностью, которая показывает нездоровье, не той матовой бледностью, которая служит признаком горячего и нервного темперамента, но той мимолетной и случайной бледностью, которая есть верный признак сильного волнения. Старуха начала разговор:

– Вы имеете ко мне дело, я здесь; вы хотите говорить со мною, я слушаю; вы обещали мне золото, я жду…

– Вы мне нужны, это правда, – заявил незнакомец, – я сдержу свое обещание и даже сделаю еще более…

– Очень хорошо; о чем идет речь?

– Я жду от вас услуги.

– Важной?

– Да.

– Тем лучше, вы дороже заплатите…

– Но прежде я задам вам один вопрос…

– Говорите.

– Могу я положиться на вашу скромность?

– Более, чем на могилу. Могила иногда еще раскрывает свои тайны, а я никогда не изменяю моим… Меня убьют десять раз, но не вырвут ни слова из того, чего я не хочу или не должна говорить…

– В тайне, часть которой вы узнаете, речь идет о жизни и смерти.

Старуха быстрым движением указала на голову и сказала:

– Эта тайна будет тут в хорошей компании, я знаю много других…

– Вы искусная повивальная бабка, не правда ли?

– Говорят…

– Вы уверены в себе?

– Насколько это возможно… Много женщин прошло через руки Клодион, и ни одна на нее не жаловалась… А! Так речь пойдет о родах?

– Да,

– Согласна. Приведете вы ко мне эту особу?

– Нет.

– Стало быть, я должна идти к ней?

– Да.

– Когда же?

– Сию минуту.

– Куда?

– Я не могу вам этого сказать.

– Как? – вскричала старуха. – Надо же мне знать, однако…

– Не расспрашивайте и слушайте.

– Слушаю обоими ушами.

– Вот какие условия я предлагаю вам…

– Посмотрим…

Незнакомец вынул из-под плаща черную бархатную полумаску, совершенно похожую на все маски, с той только разницей, что в ней для глаз не было сделано отверстий.

– Прежде всего вы должны надеть эту маску, – продолжал незнакомец.

– Для какой цели?

– Ах, Боже мой! Просто для того, чтобы вы ничего не видели.

– Понимаю… Потом?

– Потом я поведу вас за руку…

– В какое место?

– Не очень далеко отсюда, где мы найдем карету, запряженную парой отличных лошадей…

– И эта карета?..

– Отвезет нас менее, чем через час в то место, где нас ждут…

– Женщина, положение которой требует моих попечений, молода?

– Лет двадцати…

– Слабого или крепкого здоровья?

– Очень крепкого.

– Вы уверены, что время родов пришло?

– Да, уже начались первые боли.

– Давно ли?

– Часа три назад.

– Стало быть, нельзя терять ни минуты.

– Я думаю. Поспешим же заключить наши условия и поедем.

– Еще одно слово…

– Что?

Черты старухи приняли зловещее выражение. Она подошла к незнакомцу и шепнула ему тихим и глухим голосом, словно боялась, чтобы слова ее не имели отголоска:

– Ребенок должен остаться жив?

– Как? – вскричал незнакомец. – Что вы хотите сказать?

Старуха улыбнулась.

– Вы меня не понимаете? – спросила она.

– Объяснитесь…

– Я вас спрашиваю, должен ли ребенок остаться жив, потому что если его рождение для вас стеснительно, я могу освободить вас от него…

Незнакомец не мог удержаться от движения ужаса.

– Вы будете отвечать мне вашей жизнью за жизнь этого ребенка! – вскричал он.

– Хорошо, – буркнула старуха, – мне самой это больше нравится, и я охотно поручусь за все, разумеется, исключая то, что я не могу отвратить, и за что вовсе не намерена отвечать…