Вот так вот думая о всякой херне, и позволяя три ночи подряд молодой Лили натирать мой хер, да причём так, что в нём отражение можно было увидеть, я совершенно забыл о второй рабыне и вспомнил о пышногрудой лишь под час, когда моя карета остановилась у врат в мой же город, и стража поинтересовалась, можно ли ей воспользоваться моим трофеем.

Ну разумеется нет! В ближайшее время в моей резиденции намечался двойничок, отказываться от которого из-за ссадин, ушибов и плохого состояния смуглой я не собирался. К тому же, постоянное общество Лили так же стало приедаться. Осмелевшая рабыня, постоянно ночевавшая при мне, стала позволять себе лишнее, и мне, как умному и доброму господину предстояло вернуть ту с небес на землю.

— Господин, изволите ли чего-либо? — Когда я наконец-то сменил свою позолоченную карету и походную кровать на шикарные апартаменты и мягчайшую трёхметровую кровать, поинтересовался всё тот же советник.

— Да, позови мне ту смуглую рабыню, с большой грудью и пышной задницей, но перед тем велите слугам привести её в порядок, — словно гром среди ясного неба, точно так отразились эти слова на улыбчивом лице блондинки, вечно дежурившей неподалёку. — А то эта слегка наскучила… — произнёс я, добивая голубоглазую, отчего та, переведя на меня растерянный взгляд, чуть ли не рухнула на колени.

«Вчера красотка не захотела делать то, что ей велели. Видите ли, посчитала проникновение с заднего хода слишком грязным действием. Мне и самому то это делать не очень то и хотелось, но проверить насколько далеко могли зайти наши игры стоило. Она мне нравилась, решив той слегка напомнить своё место, дал девушке временную передышку. Так что пусть теперь смотрит и пожинает плоды своих прихотей» — Вновь наблюдая, как моя рыбка, растерянно глотая ртом воздух глядит в след приближающейся смуглянке, виляющей своим аппетитным задом, подумал я.

Лили, принаряженная в костюм горничной, предоставленный той моим доблестным и всё понимающим советником, молча глядела на то, как я, нарезая круг за кругом вокруг неподвижно замершей смуглой рабыни, оглядываю ту, словно живого манекена.

Бьянка — так звали эту рабыню, чьё тело ещё с детства готовили для работы в столичных борделях. Из большинства рабов, купленных мною ранее, именно её личико, а также упругий оттопыренный зад с аппетитной складочкой между попкой и ляжкой, стоил гораздо дороже уплаченных мною серебряников.

Смуглянка, опустив голову, молча стояла напротив моей кровати, при этом крайне заметно нервничая. Её поведение совершенно повторяло поведение Лили при нашей первой встрече. «Ублажение наследного рода, крайне опасная работа для которой при дворе заранее готовят девушек» — Так говорил старик, когда по дороге в мою резиденцию зашёл разговор о женщинах. Стоило рабыни причинить господину неудобства, или не дай бог случайно оцарапать плохо постриженными ногтями, кара могла быть настолько страшной, что живой начинал завидовать мёртвому. Она раб и даже скот при столице имел большую цену, чем человек, закованный в цепи.

— Сколько тебе лет? — Проходя мимо спины черноволосой, пальчиком провёл по одной из загорелых булочек, отчего по спине и рукам девушки побежали мурашки.

— Двадцать один, — отозвалась красотка, загнав меня в лёгкий ступор. Несмотря на хорошее тело без шрамов и других дефектов, с лица она выглядела куда старше. Возможно сказывались издержки работы в борделе, откуда девушку и выкинули, вслед за чем та вновь попала в рабство. Постоянное пьянство, плохая пища, недосыпы и дурман травы, о вреде которых я уже наслушался от мага-целителя — всё это сказалось на лице Бьянки.

— Лили, а она куда младше тебя… — Обратился я к бледной блондинке, только-только примерявшей на себя чёрное платье и передник. Не смея таращиться на меня, голубоглазая, поджав кулаками чёрную ткань и опустив голову, кивнула. Ещё вчера она буквально умоляла меня оставить себя при дворе, позволив обучиться у моих слуг искусству горничной. Я согласился: решил попробовать с той новое и неожиданно встретил возражение. Настаивать, разумеется, не стал, но осадочек-то остался…

— Как думаешь Бьянка, сможешь справиться с обязанностями горничной? — Решив, что хочу ту именно в белом переднике на голое тело, задумчиво спросил я и девушка тот час рухнув на колени и схватившись за мои ноги, попыталась поцеловать мои ботинки…

— Для меня великая честь, это честь! — Напугав меня и заставив попятиться, ползла в след за мной рабыня. Совсем какая-то ебанутая попалась, может ну её? В конце концов позволив ей сделать задуманное, приказал той стать на колени. Это её поведение и смущающий, ревнивый взгляд Лили с пол оборота завели меня, но резко ворвавшийся в комнату стражник, не суля мне хорошего вечера, вскрикнул: Бунт, бунт ваше величество!

У высоких врат собралась немалая толпа, с факелами, вилами и топорами. Они двигались вдоль острых, торчавших вверх металлических пик забора особняка. Из редких и немногочисленных воспоминаний оставшихся мне от этого тела, я знал, что подобного раньше на подконтрольных мне землях не было. Я легко мог отдать приказ личной гвардии, размещавшейся в этот момент внутри особняка, вырезать мятежников, а сам продолжить развлекаться, но зачем мне убивать тех, благодаря кому я и являюсь тем, кто я есть. Задача правителя — править, рабочего — работать. И если до этого спокойно жившие крестьяне восстали, значит тому была веская причина, которую я обязательно должен услышать.

Высыпавшая в след за мной из трёхэтажного поместья стража, что вместе с моей нанятой гвардией и слугами насчитывала больше сотни голов, сильно удивила и напугала одетый в трепьё крестьян, при одном лишь моём виде вздрогнувших и принявшихся взглядами искать пути для побега.

— Ваше высочество! — Хрипя прокричал один из стариков и по видимому зачинщиков местных беспорядков. — Вы всё-таки приехали, мы верили, что вы не можете нас вот так вот бросить!

Рухнувший на колени дед обречённо склонил голову и бросил свои старые, ржавые вилы на землю. Его примеру последовали и все остальные жители, среди которых я заметил даже женщин.

— Прошу вас понять наши чувства, — в голосе деда чувствовалась боль и отчаяние. — Наш городок, живя и процветая под началом великого рода никогда не знал бед и войн, за что мы признательны короне и его величеству императору, но происходящая сейчас на наших улицах несправедливость куда хуже любой войны и даже самой смерти!

— Встань, старик, — понимая, что мне никто не угрожает, вместе с десятком лучших гвардейцев шагнул на встречу к толпе. — И говори, что заставило уважаемого слугу лить горькие слёзы. — Губа деда дрогнула, по морщинистым чумазым щекам побежали скупые мужские слёзы.

— Наместник, деспот! — Подобрав сопли и утерев рукавом слёзы, проронил плешивый старик.

— Подробней, — более требовательно произнёс я и тот, склонив голову, начал свой рассказ.

Прошлый наместник этих земель скоропостижно скончался около десяти лет назад. Лакомое место занял его заместитель, коего местные и подозревали в убийстве «наидостойнейшего градоначальника». После произошедшего, налоги резко взлетели в гору. Отбирая у горожан львиную долю урожая, правитель очень быстро обобрал город и все наши владения до нитки, обосновывая это тяжёлыми боями за пределами империи и повысившимся военным налогом. Более пяти лет крестьяне, считая, что подобное сейчас везде и по всей стране, исправно платили дань, и даже когда прибывающие в город торговцы стали доказывать тем обратное, всё также исполняли свой долг. Но после начало происходить невообразимое для этих мест.