Тьерим — он был единственным кого посыльный винил во всём. Именно он, командующий что возжелал догнать бегущего отдал обрёкший их на смерть приказ. И если бы, вместо своих уютных шатров, тот предпочёл остаться с войском коим и управлял, тогда возможно, Зорфы и не опозорились бы за этой демонической рекой. Командир должен командовать, и на чале вести войско к победе, а если он этого не делает, значит не достоин данного звания!

Выдохнув, слушая всё ту же брань в адрес своих падших товарищей. Посыльный уже приготовился нанести мощный удар по челюсти своего господина, а так же, смирился с последствиями что ждали его потом, как вдруг…

В Шатёр Тьерима вбежал статный, облачённый в хорошую, качественную броню Зорф. Взглянув на задрыпанного посланца, и такого же прислужника, Белогривый из рода Полосатых тигров безапелляционно рыкнул:

— Выметайтесь… — Вздохнув с облегчением посланник тот час покинул шатёр. Сейчас, сохранив самообладание, ему удалось сохранить собственную жизнь. Расставаться с которой из-за подобного куска дерьма тому ой как не хотелось. Впервые, воин из знатного рода задумался о таком понятии как "дезертирство".

— Что привело тебя к нам, Каома? Разве ты и твои Зорфы сейчас не должны стеречь наши леса у границ с эльфами? — Успокоившись и чуть удивлённый прибытию столь величественного и почтенного союзника, поинтересовался Тьерим.

Долгом Каома являлась оснащение боевых частей воюющих с империей всем необходимым. Умный и талантливый снабженец, а так же толковый кузнец и плотник, тот зарекоммендовал себя отличным управленцем, прибытие коего в империю ничего хорошего не сулило.

— Леса данные нам Эльфами полностью вырублены, а пастухи и без меня смогут вырастить свой скот. Но это не главная причина моего прибытия… — Покачав головой, рыча и кашляя отозвался Каома. — От длинноухих дошли дурные вести. Никто не знает почему и зачем, но…

— Не тяни! — Застыв с кувшином вина в руках, шикнул Тьерим.

— Большой отряд Дроу замечен у имперской границы. По какой-то причине, те шли напрямую, через Святую эльфийскую рощу. Тьерим, ты понимаешь что это значит? Тёмные, чья армия сильна потрепалась за прошедшие тысячелетия воин с эльфами, отправили целый боевой отряд к людям. Зачем, скажи мне?

Причина этому могла быть только одна…

— О небеса… — упав на кровать, обречённо протянул Тьерим.

— Ты должен как можно скорее убедить Кагана о необходимости снятия воиск и отправки их обратно в поля Захрии, а иначе, все наши женщины, старики и дети, что веками бежали от имперского рабства, в одночасье станут рабами Дроу. Двух легионов что ты отправил преследовать беглецов хватит, поговорив с эльфами, думаю я сумею организовать защиту наших земель, просто на время нам нужно отказаться от…

— Тех легионов больше нет Каома… Все погибли. Трость, Острокогти, и даже болван Занзиб… Все мертвы. — Слова Тьерима тяжёлым ударом гномьего боевого барабана отозвались в ушах белого тигра Каомы. В одночасье, ветеран множества компаний против Имперцев, потерял больше двух десятков верных друзей. — Я дал чёткий приказ, обозначил всё строго так, что бы исключить их возможное поражение, но Занзиб…

— Довольно слов… — Сердце Каома сжалось. Воину его статуса не пристало плохим словом поминать павших товарищей. Да и Тьерим в его глазах был не тем, с кем можно обсуждать чьи-то ошибки. Множество раз Каома говорил тому, — "командир должен командовать, а Каган править". Контролировать всё, от поставок до строительства и управления войском невозможно, и вот, Тьерим, хороший стратег и советник самого Кагана наконец-то осознал, о чём его так долгое время предупреждал Каома. Очень жаль что этот урок обошёлся им всем так дорого.

— Есть ещё какие вести? — Ни ожидая чего либо хорошего, поинтересовался Тьерим и был прав.

— Хороших точно нет. Первая Эльфийская армия двинула к мятежным крепостям и стала лагерем, у мятежников свирепствует зараза, люди ежедневно гибнут десятками. Солум длинноухих решил что пока их маги не разберутся с бедой, армия останется ждать в безопасности. Второе войско ушастых уже в дне пути от нас. Три — четыре дня отдохнут и двинут дальше.

— Много их? — Подойдя к столу, где разместилась карта империи, поинтересовался Тьерим.

— Очень. Но даже при этом, я не уверен что они вытянут одновременную войну с Дроу, Империей и Гномами. — Поднявшись холодно произнёс Каома.

Больше чем дерьмовый интернет, в жизни меня раздражали только ещё больше дерьмовые люди, по воле случая от компании которых я не мог отделаться. "Столь громкую победу нужно отпраздновать" как один вещали окружившие меня лорды, требовавшие поднять кубок за молодого "Героя, обманувшего сами небеса". Лесть лившаяся из всех аристократических мест поднимала самооценку, сбивала с толку и отвлекала от главной проблемы, заключавшейся в том, что наша война ещё не выиграна.

Совершенно не разделяя позитивных прогнозов и взглядов знати, подозвав Гвиния, немыми жестами попросил того ознакомиться со всем чем предлагала оттрапезничать знать. Сдохнуть после крупной победы точно так же как и старший братишка очень не хотелось. Мои опасения не подтвердились, зубами откупорив один из бурдюков, старый маг сделав пару глотков передал наполненный вином сосуд прямо мне в руки. Знати не следовало знать что их полководец им не доверяет, по этому и следовало действовать как можно осторожней.

Проклиная закованную в броню клячу и мой опухший, отбитый напрочь зад, перенял бурдюк, а после, запрокинув голову сделал глоток, ещё и ещё…

"Э-э-э-э-эй!" — Как по нарастающей, каждый мой глоток отслеживался знатью и окружающими меня бойцами. Сначала тихое "Э", а после, всё громче и громче. Как только я оторвался от сосуда, воинственный выкрик "Эй!" и смех разлились по ближайшим рядам.

— Если командир после победы не садится за стол и не пьёт вместе со своим войском, значит вскоре тем суждено сесть за стол вместе с костлявой и выпить с ушедшими в тень предками. — Поравнявшись со мной, принялась нашёптывать мне на ухо Августа. В словах сестры чувствовался какой-то смысл. "Ведь когда обычно не хватала вина, снеди и прочего?" В осадах, затяжных войнах на истощение, диверсиях и в случаях приближавших государство к неминуемому поражению. Командир всегда и везде задавал тон, и речь тут не только в гениальных тактиках и сражениях. Но и в самом, его банальном, повседневном поведении. С одной стороны, я как будущий император должен олицетворять доброту за которую меня полюбят, а с другой, стать самым что ни на есть настоящим кошмаром для любого кто решит меня ослушаться. Не даром, Макиавели однажды сказал: "Пусть лучше меня боятся чем любят". Эта строчка, частенько мелькала при загрузке битв, в одной из моих наилюбимейших игр, и игнорировать её я ни как не мог.

Солнце стремительно садилось. Армия остановившись на привал принялась разворачивать шатры, валить деревья и сооружать невысокий частокол на самых опасных для нападения участках.

— Гвиний, я хочу что бы ты поговорил со всеми нашими сотниками, пусть каждый выдвинет мне по одному — двум героям, отличившимся в битве, а так же, перед всем войском, и идущими позади нас рабами зорфами, выставят всех кто только посмел покинуть позиции без приказа. Я хочу что бы героев разместили неподалёку от меня и аристократов, дали им вино, а так же горячий хлеб из нашей полевой кухни. С трусами, только с мужчинами, поступим иначе, друг мой, я хочу что бы на каждый десяток ослушавшийся приказа ты создал девять белых магических камней, и один чёрный, а после, перемешал их в мешке и принёс мне.

Маг сразу понял роль чёрного камня. Долго обдумывая мою затею мужчина кивнул. В прошлой битве, мы, владея по началу преимуществом как в числе, в магии так и в факторе внезапности, практически не встретили проблем при движении к своей победе. И если сейчас, в таких условиях кто-то решился струсить и покинуть поле боя, то чего мне ждать, когда мы столкнёмся с врагом лицом к лицу? Кнутом и пряником я хотел заставить местных селян меня не только любить, но и бояться. Да и к тому же, даже местные лорды, не перестававшие петь мне хвалебные оды стали подмечать, "Четырнадцатый принц так добр, великодушен", а это не к добру. В случае, если мой подопечный накосячит, моё появление должно вызывать в их сердцах трепет и страх, а не детское ребячества и слёзы, в надежде жалостью вымолить прощение.