— Погодите, господа, это ещё не всё. — Я достал из кармана другой диск. — Счета открыл мой отец, с правом неограниченного доступа для своих детей. Здесь записан его генетический код.

Лаборант ввёл в компьютер предоставленные мной данные и вскоре получил заключение, что я являюсь биологическим сыном человека, чью формулу ДНК предоставил. Оба генетических кода вместе с результатом их сравнительного анализа были переписаны на отдельный диск, лаборант поместил его в прозрачный герметичный футляр, опломбировал и передал Азеракису.

Когда мы покинули лабораторию, администратор сказал:

— Ну, теперь все формальности улажены. Займёмся вашими счетами.

Я вежливо, но вместе с тем настойчиво произнёс:

— Прошу прощения, господин Азеракис, но в дальнейшем я предпочёл бы иметь дело с вашим начальником.

— С главным менеджером операционного отдела?

Я покачал головой:

— Выше.

— С директором?

Я снова покачал головой. Глаза администратора округлились:

— Вы хотите сказать…

— Да, — подтвердил я. — Мне нужен председатель правления.

Азеракис глубоко задумался. Я поставил его перед сложной дилеммой: с одной стороны, клиент всегда прав; а с другой — правота клиента всё-таки имеет свои границы, которые определяются его положением в обществе или размерами его состояния. Азеракис не знал меня, но догадывался, что я не простой клиент, и опасался совершить ошибку в ту или другую сторону…

После минутного молчания администратор спросил:

— Капитан, вы уверены, что ваше дело заинтересует председателя?

— Я это гарантирую.

Наконец он решился, достал телефон и заговорил по-гречески. Я не знал этого языка, но по тону Азеракиса понял, что сначала он общался с секретарём, а потом, когда его голос сделался крайне почтительным, чуть ли не заискивающим, — с председателем правления.

Разговор длился недолго. Азеракис вернул телефон в карман и сказал:

— Господин Константинидис согласен принять вас, капитан. — И с лёгким вздохом добавил: — Надеюсь, я принял правильное решение.

Господин Костас Константинидис был одиннадцатым представителем древней банковской династии, бессменно возглавлявшей банк «Аркадия» с самого момента его основания. Первоначально этот банк был создан для нужд греческой общины Вавилона, но со временем масштабы его деятельности вышли за узкоэтнические рамки, и вот уже сотню лет он прочно удерживался в пятёрке крупнейших вавилонских банков. Однако некоторые его традиции оставались неизменными: хотя семья Константинидисов уже давно не располагала контрольным или, по крайней мере, блокирующим пакетом акций, пост председателя правления банка по-прежнему переходил от отца к сыну (либо от деда к внуку), и ещё никто не пытался посягнуть на фамильную преемственность, а при найме новых служащих, как и раньше, предпочтение отдавалось грекам.

В скоростном лифте мы с Азеракисом вознеслись на двадцать шестой этаж небоскрёба, миновали роскошную приёмную и прошли в ещё более роскошный кабинет с длинным Т-образным столом, во главе которого величественно восседал мужчина лет шестидесяти с виду, лицо которого было мне знакомо по снимкам из предоставленного отцом досье.

Константинидис поздоровался со мной и предложил садиться. Утопая ногами в пушистом ковре — впечатление было такое, словно я бреду в густой траве, — я подошёл к указанному креслу и присел. Между тем администратор вручил своему боссу диск с генетическими кодами и, вежливо поклонившись нам обоим, удалился. Когда дверь за ним затворилась, председатель заговорил:

— Господин Азеракис сообщил мне о вашем желании, чтобы я лично занялся вашими делами, капитан.

Последнее слово он произнёс со слабой, едва ощутимой вопросительной интонацией, деликатно предоставляя мне выбор — либо сделать вид, что я ничего не заметил и остаться просто капитаном, либо ответить на невысказанный вопрос. Я выбрал последнее:

— Капитан Шнайдер. Александр Шнайдер.

— Очень распространённая фамилия. В переводе с немецкого означает «портной» — так в древности называли людей, которые вручную шили одежду.

— Это вроде нынешних кутюрье, — заметил я для поддержания разговора.

— Вроде, да не совсем. В наше время одежда от кутюрье — роскошь для идиотов. Никто в здравом уме не станет платить за костюм десятки тысяч лир, если почти такой же можно купить всего за сотню-полторы в обычном магазине готового платья или в автоматическом ателье. Ну, разве что бесящиеся от жира богачи, которым негде девать свои деньги… — Константинидис, как бы невзначай, смахнул невидимую пылинку со своего пиджака, явно ручного пошива, затем взял футляр с диском, проверил целостность пломбы, прежде чем вскрыть его, и вставил диск в считывающее устройство. — Но раньше, ещё в далёкую доиндустриальную эпоху, всю одежду шили исключительно руками. Поэтому на свете так много Шнайдеров, Тейлоров, Кравцов… Гм. Однако у вас эриданский акцент, что придаёт вашей фамилии — скажем так — особое звучание. Я, знаете ли, ещё с молодости интересуюсь международной политикой.

Говоря это, Константинидис одновременно производил манипуляции с компьютерной консолью. Наконец он получил результаты.

— Так, так… Любопытно. Даже очень… Ах да! — спохватился он. — Вы же ничего не видите. Прошу прощения.

В сей же миг передо мной включился экран, и я увидел цифры — номера счетов, даты открытия, начальные вложения, последующие операции, баланс на текущий момент. Страница сменялась страницей, за счетами в главном банке, последовали его филиалы, затем корреспондентские счета в других банках — как на Вавилоне, так и за его пределами. И наконец, общий итог.

— Поразительно, — прокомментировал Константинидис, внешне сохраняя невозмутимость. — Я всю жизнь занимаюсь этим бизнесом, но меня не перестаёт удивлять наша банковская система, которая охраняет тайну вкладов не только от посторонних, но даже от высшего руководства самих банков. Оказывается, вы наш самый крупный клиент.

— Вообще-то это деньги моего отца, — сделал я уточнение. — А я лишь его представитель.

— Тем не менее, согласно условиям вкладов, вы имеете полное право распоряжаться ими по своему усмотрению. Признаться, господин Шнайдер, поначалу я грешным делом подумал — хотя это меня не касается, — что вы сын того самого адмирала Шнайдера. Однако все счета открыты через шесть лет после его смерти… Впрочем, к делу. Какие операции вы желаете произвести?

— С этим повременим, — сказал я. — А пока сделайте запрос в планетарный депозитарий.

Председатель правления кивнул:

— Да, я так и думал.

Ответ из депозитария не заставил себя долго ждать. Когда он пришёл, Константинидис внимательно изучил полученные сертификаты на владение акциями, затем медленно покачал головой.

— Я давно подозревал, что кто-то пытается прибрать «Аркадию» к рукам, осторожно скупая наши акции. Однако не допускал, что дело дошло уже до контрольного пакета… — Он поднял взгляд и вопросительно посмотрел на меня: — Итак, господин Шнайдер, какие будут ваши распоряжения? То есть, конечно, распоряжения вашего отца.

— Прежде всего, — заверил я, — мы не собираемся вмешиваться в политику банка — ни в кадровую, ни в финансово-кредитную. Нет смысла менять то, что и так работает эффективно. Нам нужно лишь ваше содействие в проведении ряда вполне легальных операций. Но об этом потом. А сейчас продолжим уже начатое. С какими банками у вас имеются соглашения о доверительном представлении клиентов?

— Ну, разумеется, со всеми из Большой Вавилонской Двадцатки. И с целым рядом менее крупных банков.

— Хорошо. Займёмся пока Двадцаткой.

— И счета, и депозитарий?

— Да.

Вскоре экран снова заполонили цифры. Счета, счета, счета, за сим последовал итоговый баланс — сумма, ошеломившая даже меня, хоть я и ожидал её увидеть, а на десерт — сертификаты акций.

Константинидис уже перестал изображать невозмутимость, откинулся на спинку кресла и вытер платком вспотевший лоб.