Речь шла о возвращении фрегата «Марианна» на Октавию. Корабль был отправлен в полёт ещё месяц назад, сразу по окончании войны, а теперь вдогонку за ним должен был последовать быстроходный корвет, чтобы забрать временных членов экипажа — ведь почти треть команды «Марианны» поступили на службу в Ютландские ВКС. Я подал рапорт, чтобы этим корветом был «Орион».

— Нет, сэр, — ответил я. — Моя просьба остаётся в силе. Всё равно мне понадобится в ближайшее время лететь на Вавилон, чтобы переоформить наши активы на имя Имперского Правительства Ютланда. А я хочу уладить все дела до рождения моих детей.

— Ну, это вовсе не срочно. Пока нам с лихвой хватает и текущих поступлений от продажи эндокринина.

Отец имел в виду торговые корабли, которые отправились вслед за земным экспедиционным флотом, сделав ставку на победу Ютланда в войне с Тянь-Го. Три недели назад, прибыв в нашу систему, они убедились, что не прогадали, и теперь торговали с нами привезёнными товарами, одновременно закупая у нас эндокринин по ценам значительно ниже вавилонских.

— А если понадобится, — добавил отец, — то господин Константинидис и другие банкиры самолично прибудут к нам, чтобы оформить необходимые документы.

— У меня есть ещё несколько дел на Октавии, — сказал я.

— Да. Я догадываюсь, какие. Но тебе не обязательно лично убеждать родителей Лины переехать с семьёй на Ютланд; их убедит кто угодно. Достаточно будет сообщить им, что скоро у них появится внучка. То же самое с твоими дедом и бабушкой. Меня они никогда не любили, но ради тебя и твоих детей приедут.

— Согласен. Но есть кое-что, чего никто не сможет сделать за меня. Я хочу собственноручно поставить на мамину могилу новый памятник с её настоящим именем. И положить букет цветов.

Отец наклонил голову и глухо произнёс:

— Твой рапорт принят, Алекс. Можешь лететь. Положи маме букет и от меня… И передай, что я очень виноват перед ней. — Он помолчал. — Но это ещё не всё, ведь так?

— Да. Я собираюсь предъявить иск правительству Октавии. По обвинению в маминой смерти.

Отец долго не отвечал, погружённый в задумчивость. Потом сказал:

— Я ожидал чего-то подобного. Но разве это воскресит её? Зачем ворошить прошлое? Во время тех событий погибло много невинных людей.

— Их смерть не осталась безнаказанной. Виновных судили, они получили свой срок. Ты с адмиралом Биргоффом и ещё несколькими вашими сподвижниками, живущими здесь, числитесь на Октавии военными преступниками. Если бы вы попали в руки тамошних властей, вас поставили бы перед судом. Но маминых убийц правительство не тронуло. Оно судило мятежников, а своих преступников покрывало. Я не стремлюсь к мести, я даже не собираюсь требовать наказания исполнителей. Я лишь хочу справедливости. Хочу выполнить свой долг перед маминой памятью. Хочу, чтобы эриданский народ, в лице двенадцати присяжных, признал своё правительство виновным в укрывательстве преступления и соучастии в убийстве. Только это примирит меня с Октавией.

— Для тебя это так важно?

— Для меня это очень важно, отец. Ютланд теперь моя страна, но Октавия остаётся родиной.

— Ну, а если присяжные, которых ты считаешь полномочными представителями народа, оправдают своё правительство? — спросил отец. — Что тогда?

Я вздохнул:

— Это будет означать, что Октавия отвергла меня, окончательно и бесповоротно. Я смирюсь с её приговором. Однако я надеюсь на торжество справедливости.

— Что ж, сынок, — медленно кивнул отец. — Поступай, как велит твоё сердце. Выполняй свой долг чести.

Когда я уже собирался уходить, он остановил меня у самой двери:

— Погоди, Алекс. Ты ничего не забыл мне сказать? Это всё, что ты планируешь сделать на Октавии?

Я замялся.

— Ну, в общем, осталась одна мелочь. Она не стоит упоминания.

— И всё-таки?

— Я собираюсь набить морду господину Тёрнеру, отцу Элис. В некотором роде это тоже долг чести.