Бактериальная теория заболеваний показалась бы во времена Гиппократа чепухой, так как прежде всего в ту эпоху не существовало микроскопа, с помощью которого можно обнаружить бактерии. Автоматизация и любые машины, экономящие труд, в древнем Египте не нашли бы применения, ибо труд рабов был гораздо дешевле, да и хлопот с ними было несравненно меньше.

Самым первым исследователям удалось выяснить ряд важных фактов о Реке жизни и подойти к открытию других истин, но человеческое общество не было к этому подготовлено. И все-таки одно верное наблюдение, правда, ошибочно истолкованное, сохраняло колоссальное влияние на умы людей многие тысячелетия. Древние египтяне, китайцы и даже великий древнеиндийский врач Сушрута — все сходились на том, что некоторые сосуды, ответвляющиеся от сердца, пусты. Сосуды эти — артерии, и наблюдения, касавшиеся их, были совершенно правильными, так как перед смертью сокращение стенок артерий выталкивает из них кровь в капилляры и вены.

Не зная, что артерии, которые становятся пустыми только после смерти, при жизни несут кровь, древние врачи сделали вывод о передвижении по ним воздуха или какой-то жизненной силы. Для общества, считавшего жизнь скорее сверхъестественным, чем естественным явлением, это был очень благоразумный и вполне приемлемый вывод, позволявший утверждать, что артерии — прибежище некоего «жизненного духа», или души. Этой концепции суждено было искажать представления человека о циркуляции крови на протяжении многих тысячелетий.

Примерно в тот период, когда египетский писец переписывал древние тексты на папирус, который впоследствии стал известен как папирус Эберса, племена кочевников одно за другим стали проникать на Балканский полуостров и в Малую Азию в поисках плодородных земель и богатых пастбищ. Эти энергичные, напористые полудикари, выходцы из Восточной Европы и из степей к северу от Каспия, вооруженные железным оружием, поглотили эгейскую и минойскую цивилизации, а также таинственную культуру, процветавшую некогда на территории нынешней Турецкой Анатолии.

Первыми на Балканах появились ионические, за ними — эолийские, дорийские, фракийские, македонские и другие племена. Все эти народы имели общее происхождение, говорили на одном языке и вошли в историю под именем эллинов, или греков. Они впитали в себя культуру побежденных народов, обогатили ее, а затем в неудержимом творческом порыве подняли цивилизацию на небывалые высоты.

Установив господство над Критом и островами Эгейского моря, греки распространили свое влияние на Малую Азию, основали поселения вдоль берегов Черного моря. Они достигли Северной Африки, Сицилии, Южной Италии и даже южного побережья Франции, где основали общину, из которой позднее вырос Марсель.

Характерной чертой греческого общества был индивидуализм. Это объяснялось не только разбросанностью колоний, но и природными условиями самой Греции, где горы отделяли друг от друга города, а воды Эгейского моря — многочисленные населенные острова. И хотя индивидуалистически настроенные греки сохраняли единство языка и в основном общую культуру, их общины на первых порах были в значительной степени автономными и независимыми.

Этот дух свободы, вероятно, унаследованный от предков-кочевников, породил силы, благодаря которым греческая научная мысль и искусство на начальных этапах развития эллинской истории принесли столь великолепные плоды.

К счастью для западной цивилизации, религия в Греции не приобрела доминирующего значения, в стране так и не сложилось твердолобой клерикальной касты, способной оказывать решающее влияние и осуществлять власть. Греки верили в богов и в мифы, но относились к ним скорее как к категориям поэтическим и эстетическим, а не как к орудию догм или средству контроля. Страх перед всевышней карой не сковывал древних греков, поэтому они могли свободно высказываться, верить и подвергать сомнению, ставить вопросы и дискутировать. Греческая научная мысль, свободная от каких бы то ни было ограничений, могла бурно развиваться, проникая в сложные проблемы Вселенной.

Для собственных граждан греческое общество являло собой воплощенную демократию. Однако оно также во все бóльших масштабах прибегало к использованию труда рабов. В конкуренции с рабами кустари, земледельцы и рабочие из числа свободных греческих граждан терпели поражение; попутно с этим деградировала и сама идея о необходимости труда. Это обстоятельство сильнейшим образом повлияло на философию и естественные науки древних греков, а также на исследования крови.

По мере того как социальный порядок в Греции становился более жестким, греческие мыслители начали занимать вполне определенные позиции. Коль скоро труд был уделом только раба или кустаря, образованному человеку не подобало выполнять физическую работу или вообще делать что-либо собственноручно. Ему больше подходили занятия чистой наукой. Освобожденные от необходимости трудиться, греки могли посвятить свой досуг диспутам, обсуждениям различных идей, которые помогли бы им создать всеобъемлющую философскую концепцию Вселенной.

Мыслям, отвлеченным представлениям, метафизическим умозаключениям стали придавать большее значение, нежели предметам объективной реальности и продуктам физического труда. Если эксперимент, требовавший определенной затраты труда, противоречил принятой метафизической концепции, его в большинстве случаев объявляли ошибочным. Правда, подобные взгляды не были господствующими ни на одном из этапов истории Греции, однако они были достаточно распространенными, чтобы лишить естественные науки и технику той глубины мысли, которой отличалась греческая философия.

Чтобы понять сущность крови и выяснить пути ее обращения, надо было знать не только внутреннее строение человека, но и природу и функции его отдельных органов, иными словами, анатомию и физиологию. Греческие философы полагали, что они не могут снизойти до такого вида исследований, поскольку их осуществление было связано с физическим трудом. Они относились к физиологии человека с несравненно меньшим уважением, чем к метафизическим концепциям о природе и месте человека во Вселенной. Поэтому исследования такого рода были предоставлены врачам, которые по своему общественному положению находились ниже философов, так как работали собственными руками. Если какое-либо открытие врача, относящееся к строению человеческого организма, противоречило метафизической концепции о человеке, выработанной философом, победа оставалась за этим последним.

Первое документальное свидетельство об исследованиях крови в древней Элладе мы находим в творениях Гомера, который ввиду отсутствия других письменных памятников той эпохи служит нам одновременно историком, поэтом и мифологом. Большинство наших сведений о древнейшем периоде греческой истории, культуре и обычаях того времени почерпнуто из «Илиады» и «Одиссеи».

Из произведений Гомера видно, что древние греки располагали весьма примитивными познаниями в области анатомии. Так как у людей, умиравших естественной смертью, останавливалось дыхание, но они не теряли кровь, считалось, что в этих случаях жизненная субстанция ускользала с последним вздохом; если же человек умирал от раны, жизненная субстанция покидала его одновременно с вытекавшей кровью.

В «Илиаде» Гомер описывает около 140 случаев ранений и рассказывает, как лечили некоторые из них, — кровотечение, например, останавливали с помощью давящих повязок. Из этой же поэмы мы можем убедиться, что древним грекам была известна пульсация сердца. Когда троянский воин Алкафой был сражен копьем Идоменея, он «с громом упал, копье упадавшему в сердце воткнулось; сердце его, трепеща, потрясло и копейное древко».

Врачи в эпоху Гомера не принадлежали к касте жрецов; это были просто любители, которые развивали искусство врачевания на основе практики, учась на собственных ошибках. Врачевателями были также и полумифические греческие герои, великие воины, искушенные в боях. Один из самых замечательных образцов греческого искусства — ваза, выполненная художником Сосиасом, — изображает Ахилла, перевязывающего рану на руке своего друга Патрокла.