— Почему же его послушали?

— А он ведь в партию заявление подал.

Показалась опушка. Вдоль нее стали растягиваться роты батальона. Взвод Григория залег в кустах. Подошел молодой ладный паренек, батальонный писарь, передал что-то командиру взвода и обратился к Козлову. Козлов поднялся из-под куста и Григорий видел, как писарь рассказывал что-то оживленно и весело, Писарь ушел, а Козлов подошел к Григорию и рассказал, что писарь, по специальности железнодорожник, присужден судом к посылке на фронт, а сейчас дело его пересмотрено, он оправдан и, как железнодорожник, будет отправлен домой.

— А нам воевать, — вздохнул Козлов, — немцы, отходя, все время контратакуют.

В этот момент над головами Григория и Козлова что-то просвистело. Оба распластались на земле, а метрах в ста от них раздался сильный взрыв. В ту же минуту был дан приказ идти дальше. Сразу за лесом начинался овраг. В начале оврага стоял командир роты и вестовой. Григорий слышал, как вестовой сказал командиру расчета, что половина ротных минометчиков погибла от артиллерийского налета.

— А у нас контужен командир батальона и убит ротный писарь, тот самый, которого хотели домой отправлять, — сказал командир роты.

Пошли дальше. Овраг был изрыт воронками, идти было страшно. Григорий, как всегда в таких случаях, стиснул зубы и старался ни о чем не думать. Вдруг голова роты остановилась. Григорий посмотрел направо и увидел, что от оврага идет небольшой отрог, а на самом углу его много взрытой земли и из- под нее торчат несколько ног.

— Тут наших и зарыли, — как-то странно сказал командир расчета, останавливаясь. — А вон те ноги в новых ботинках — барановские.

В конце оврага остановились еще раз и вышли из него, когда было уже совсем темно. Григория начало знобить потому, что пошел дождь и он промок. В темноте замаячили высокие придорожные тополя и показались крыши домов. Где-то за деревней трепетало зарево. Свернули в сторону по аллее тополей, остановились. Появилась фигура на лошади и надрывный голос комиссара закричал:

— Выкопать минометные гнезда и окопаться самим!

Копать под тополями было очень трудно. Корни переплелись с камнями. Командир расчета занялся своим окопом, обессиленный Ким лежал под тополями, татарин-подносчик копал блиндаж для командира роты. В минометном гнезде возился Григорий и туляк. Туляк вдруг взорвался:

— Ну их к чорту этих комиссаров и командиров! Только о себе и думают. Пусть сами гнездо копают, если хотят, я пойду себе окоп делать.

— А если стрелять придется? — спросил Григорий.

— Плевал я на всех и на тебя тоже, — ответил туляк, отходя на поле и принимаясь за окоп.

Когда Григорий кончил окоп, комиссар, блиндаж которого был уже окончен, приказал открыть стрельбу.

Немцы в двух километрах, — сообразил Григорий, проверяя прицел при свете спички. — И зачем стреляем? Только себя обнаружим.

Стреляли мало потому, что не было мин. Когда минометы замолкли, был дан приказ ложиться спать, оставив по часовому у каждого миномета. Так как окопа у Григория всё равно не было, он вызвался дежурить первым. Ночь была тихая. Пожар догорел, и небо со стороны противника стало темным. Дождь не прекращался. Григорий прислонился к дереву около минометного гнезда и курил в рукав. Визг падающих сверху мин заставил его прыгнуть в окоп. Осколок щелкнул по стальной каске и опять, как зимой, каска спасла от ранения. Мины сыпались в продолжение нескольких секунд. Когда всё кончилось, Григорий услышал стоны. По поляне бегали растерянные люди.

— Переходить на другую позицию! — кричал командир роты.

Григорий встал, У окопа собрались командир расчета, Ким и татарин. Туляка не было.

— Наверное ранен, — сказал Григорий и пошел к окопу, вырытому приятелем.

— Не ходи, сейчас переходить будем! — крикнул ему вслед командир расчета.

Григорий сделал вид, что не слышит, и наклонился над окопом. Оттуда раздавался стон.

— Что с тобой? — спросил Григорий.

Окоп был укрыт жердями, сеном и плащ-палаткой. Крыша эта покосилась и осела. Григорий отбросил сено, снял жерди и зажег спичку.

— Несколько осколков в боку, — простонал туляк.

— Комиссар убит! — услышал Григорий чей-то голос.

— Строиться! Куда вы все разбрелись? — заорал ротный.

Мимо Григория мелькнул политрук роты.

— Товарищ политрук, разрешите сначала раненых отнести? — попросил Григорий.

— Никаких раненых! Сейчас же на новую позицию!

Политрук грозно махнул пистолетом и скрылся в темноте.

— Не оставляй меня здесь, не оставляй! Они сейчас дадут еще залп! — просил туляк.

— Сапожников, немедленно к миномету! — рычал, как зверь, командир расчета.

Дождь полил, как из ведра.

— Может быть, немцы под таким дождем стрелять не станут? — подумал Григорий, взваливая на плечо ствол миномета.

Батальон отошел метров на сто в сторону, в маленький овраг. Об окапывании не могло быть и речи. Казалось, что начинается потоп. Части минометов сложили в грязь и остановились, не зная что делать.

— Я пойду подбирать раненых, — решительно сказал Григорий.

Командир расчета промолчал. Григорий подтолкнул Кима и двинулся в темноту.

— Смотри, если во время не вернешься, то расстреляют как дезертира, — крикнул ему вслед командир расчета.

Что значит вовремя? — подумал Григорий, шлепая по лужам.

Туляк лежал наполовину в воде. Тащить его из узкой ямы было трудно. Между ребер раненого торчало три больших осколка, за нижним ребром была слепая рана.

Плохо его дело, — подумал Григорий, ощупав рукой осколки, но силы у слесаря еще были. Только при его собственной помощи удалось вытащить товарища наружу. — Куда его вести? В темноте Григорий натолкнулся на связного командира роты.

— Куда доставлять раненых? — спросил Григорий.

— К дороге, метров двести отсюда. Пойдем, я покажу.

Связной подхватил раненого за ноги и все трое двинулись в путь.

— А комиссар от страху помер, — сообщил на ходу связной. — Плащ-палатка над блиндажом целехонька, а он лежит и не дышит.

— Что же вы с ним сделали? — спросил Григорий.

— А что делать? — удивился связной. — Доложили политруку, документы из карманов вытащили да и зарыли тут же в блиндаже.

Туляка оставили у дороги в большой пещере, выкопанной еще немцами. Там было человек десять раненых, стонавших в абсолютной темноте. Григорий спросил, есть ли с ними санитар, а чей-то голос в темноте ответил, что санитар есть. Пришлось сразу вернуться, чтобы не быть обвиненным в дезертирстве.

Минометчики шли по лощине. Слева и справа стояла желтая неубранная рожь. Вдоль лощины росли отдельные группы кустов. Где-то справа был лес, а за лесом передовая. В небе, за белыми облаками, загудел немецкий самолет. Григорий давно научился различать советские и немецкие аэропланы по звуку. Звук немецких был грубее и прерывистее. Командир роты спрятался под куст и дал знак залечь. Григорий и Ким юркнули в рожь. Шум моторов смолк. Из глубины поля раздался стон. Григорий прислушался.

— Братцы, помогите… братцы!

Метрах в десяти, в самой гуще, лежал раненый. Лицо почернело, глаза блуждали. Обе ноги были прострелены. От раны шел тяжелый запах гноя.

— Давно здесь?

— Третьи сутки. Наступали… пить!

Ким достал фляжку. Григорий встал и осмотрелся. Впереди, метрах в ста, лощину пересекала дорога. По дороге ехала повозка. Она пересекла лощину и скрылась во ржи. — Надо его вынести к дороге, — решил Григорий. Ким помог перенести раненого к краю ржи.

— Вы что это вздумали? — набросился на Григория командир расчета. — Воздушная тревога, рота залегла, а они ходят!

— Вот самого ранит, будешь заживо гнить, валяться, тогда узнаешь, — обозлился Григорий.

Командир расчета покраснел и глаза его стали стеклянными.

— Я командир, а за неисполнение боевого приказа знаешь что бывает?

— Я пойду спрошу у политрука, — вскипел Григорий, — До дороги всего сто метров, а человек жить будет.