— У вас есть к нам какие-то вопросы, товарищи из уголовного розыска?

— Дать бы тебе по шее, — мечтательно произнёс Пётр.

— Значит, вопросов нет. Тогда мы пошли. И это… что ж вы так неаккуратно поступили с нашим товарищем, который встретил вас у дверей? Нехорошо это, не по-советски.

— Вали быстрее, пока не передумал! — буркнул Пётр.

Мамонт и его обезьяноподобный подручный подхватили под руки стонущего компаньона и вместе с ним удалились из квартиры. После их ухода воцарилась тягостная тишина.

Мы развязали гражданина Филькенштейна, усадили его на диван.

— Боже мой, как же вовремя вы подоспели, — жалобно прошептал он. — Дина, солнышко, принеси, пожалуйста, лекарство — у меня так болит голова!

Женщина послушно отправилась на кухню.

— Товарищи, вы ко мне?

— А к кому ж ещё, — произнёс я, хотя мне уже всё было ясно.

Раз встреча вышибателя долгов Мамонта закончилась безрезультатно, выходит, Филькенштейн не крал драгоценности, и версия выдвинутая Филимошой оказалась пустышкой.

Судя по поскучневшему Петру, напарник пришёл к такому же выводу.

Но мы для порядка всё-таки допросили колбасного короля, припугнув его тем, что расскажем о Диночке несравненной Эмме Розовне.

Увы, даже такой козырь не помог. Неверный супруг излил нам все свои прегрешения, только вот кража брюликов жены не входила в их число.

И на Мамонта с подручными он тоже не собирался давать показаний. Видимо, боялся его гораздо больше, чем нас.

На сей раз нам пришлось возвращаться в контору несолоно нахлебавшись. Из позитива разве что обещание барыги сообщить нам, если похитители к нему заявятся. Вот только есть ли цена его словам?

На часах пробил восьмой час вечера, я предательски зевнул. Как это обычно бывает, мой зевок вызвал цепную реакцию у других парней.

И надо же было такому произойти, что именно в этот момент в кабинет заглянул Художников.

— Форточку откройте, впустите свежий воздух, а то челюсти себе сломаете, — усмехнулся он.

Ближе всех к окнам находился я, поэтому мне пришлось выполнять распоряжение начальника.

По комнате загулял сквозняк. Поток холодного воздуха помог справиться с усталостью и оцепенением.

— Товарищ Быстров, вы тут намедни выдали версию, что в ограблении Общества взаимного кредита замешан техник-строитель банка Федорчук… — внезапно произнёс начальник угро.

— А что, появились новости? — обрадованно воскликнул я.

— Появились, — подтвердил он. — Покойная Лариса Федорчук действительно оказалась его родственницей — двоюродная сестра. И серёжки на самом деле соответствуют одному из описаний. Так что ты, по всем признакам, на правильном пути.

Люблю, когда версия находит подтверждение, во мне сразу просыпается охотничий азарт и желание бежать дальше по горячему следу. Правда, след не такой уж горячий — всё-таки много воды утекло с тех пор. Но тут главное уцепиться за кончик ниточки, а там, глядишь, размотается и весь клубочек.

— Есть только одна закавыка, — тут же огорчил меня Художников. — Никто не знает, где находится сам Федорчук. Есть информация, что он сбежал вместе с красновцами, с другой стороны, ходят слухи, что его не так давно видели в Таганроге. В общем, тут надо копать и копать…

— Разрешите сгонять в Таганрог, — схватился я за первую возможность.

Художников покачал головой.

— Не гоните лошадей. У нас тут работы — поле непаханое, а в Таганроге есть кому пошукать Федорчука… Ну, при условии, что он всам деле там был. Что у вас по делу о краже у гражданки Филькенштейн?

— Пока негусто. Зарядили… то есть договорились с одним барыгой, что если к нему принесут пропавшие драгоценности, он первым делом сообщит нам. Заодно проверили версию, что к краже мог быть причастен муж гражданки.

— И как?

— Глухо, — сообщил Пётр. — Мы его крутили и так и этак, но потом поняли, что он тут не при делах. Короче, от версии пришлось отказаться.

— Палку не перегнули? — вопросительно поднял правую бровь Художников.

— Всё в рамках уголовно-процессуального кодекса! — клятвенно заверил напарник.

— Поверю на слово.

Тут Художников спохватился:

— А что это вы всё на работе кукуете? А ну, марш по домам, и чтоб вашего духу до самого утра не было!

Мы невольно заулыбались. Денёк сегодня и впрямь выдался горячий, нужно было немного отдохнуть, чтобы завтра с новыми силами навалиться на многочисленные дела. В общем, шутливый приказ Художникова был как нельзя кстати.

И только я намылился вместе с Петром отправиться домой, как в кабинете появился дежурный, за спиной которого выглядывала женщина с круглым лицом и пухлыми щечками, розовыми от холода.

— Товарищи, — обратился он к нам.

— Чего? — вздохнул Пётр, который как и я нутром почувствовал, что домой мы если сегодня и попадём, то глухой ночью.

— Тут вот гражданочка, — начал дежурный, но женщина его перебила:

— Хмарук Оксана Викторовна…

— Чем можем помочь, Оксана Викторовна? — спросил я.

Дежурный, поняв, что становится лишним, благополучно ретировался.

— У меня пропала семья, — отстранённым голосом произнесла женщина.

Держалась она на удивление спокойно, без нервов и истерики.

— Присаживайтесь, — показал я в сторону одного из стульев. — Расскажете в деталях, что стряслось. И да, можете снять пальто, у нас тут тепло.

Я помог Оксане Викторовне скинуть с себя верхнюю одежду, повесил видавшее виды пальтишко на крючок и сел напротив.

— Слушаю вас.

— Я проживаю в Вологде, работаю учительницей русского языка в школе трудовой молодёжи.

— Ну, а у нас в Ростове как оказались? — не выдержал Пётр.

Тут выяснилось, что характер у Оксаны Викторовны всё-таки не железный. На глазах её выступили слёзы, однако она вытерла их рукавом кофты.

— Вы знаете какое сейчас время: голодно и холодно, — продолжила она. — Мой отец всю жизнь проработал плотником, чтобы прокормить нас. Вот только работы стало мало, и он решил махнуть за заработки в ваши края. Месяца три назад собрался и уехал в Ростов, меня же направили на курсы в Москву. Когда я вернулась, то узнала, что от отца пришла весточка: дескать, так и так, устроился хорошо, помогли добрые люди, ждёт мать и сестру к себе.

— А как же вы? — удивился я.

— Я — замужем, — пояснила женщина, и тут мне стало ясно, что она очень молода — лет восемнадцать, не больше.

Просто одежда не по фигуре и отсутствие даже намёка на косметику делали её старше.

— Что дальше?

— Мать собралась и уехала, оставила для меня записку и письмо от отца. Когда я вернулась с курсов, соседи мне их передали. Я стала читать отцовское письмо и поняла, что писал не он.

— И что с того? Мало ли у нас неграмотных?! — удивился Пётр.

Оксана Викторовна обиженно вскинулась.

— Я сама занималась с отцом. Отличником он, конечно, не стал бы, но письмо написал бы сам без особого труда. А ещё я знаю его почерк. Письмо точно написано не его рукой.

— Что было в том письме?

— Вот, возьмите, пожалуйста. Я его специально взяла с собой, — она достала из-за пазухи завёрнутый в тряпицу бумажный треугольник.

— Позвольте, — попросил я и, взяв письмо, углубился в чтение.

Оно было очень коротким, буквально несколько предложений. Глава семьи бегло сообщал, что нашёл себе место в одной из казачьих станиц под Ростовом (станица в письме не называлась), стал прилично зарабатывать и с нетерпением ждёт к себе дорогую жёнушку и младшую дочурку. Пусть обе продают дом и хозяйство и как можно скорее выезжают в Ростов. Там их, если что, на вокзале встретит надёжный человек, который и привезёт к отцу. Чтобы этот человек узнал их, пусть жена держит в руках Псалтырь.

Оторвавшись от чтения, я перевёл взгляд на женщину.

— То есть, если я правильно понимаю, ваша мать и сестра уехали в Ростов, а потом от них ни слуху ни духу?