— Хорошо, — ответил Паша и объявил:

— Уважаемые сотрудники банка, прошу всех пройти в зал для инструктажа.

Пётр аж прикусил губу от волнения, я молчаливо кивнул — ещё немного и начнётся жара.

Плохо, что отсюда мы не могли наблюдать за происходящим, но я примерно догадывался, что будут делать бандиты. Им даже с реквизитом заморачиваться не нужно: раз снимается ограбление банка, можно спокойно протащить внутрь оружие. Охрана воспримет его как само собой разумеющееся.

Осталось только собрать всех служащих в одном месте — и вуаля! Можно сказать, половина дела сделано. Под дулами винтовок и револьверов никто не дёрнется и не окажет сопротивления.

Я по достоинству оценил авантюризм и продуманность этого плана. Интересно, кто его придумал?

Слово взял оператор, чуть хриплый голос Корнея я узнал сразу:

— Так, граждане, это ограбление. Не кипишуем, дышим ровно и в полную грудь. Если кто вздумает дёрнуться — получит пулю, и я не шучу. Так что подумайте о ваших родных и близких, о детях, в конце концов…

— Да, но… — заговорил Паша, делая вид, что не понимает.

— Заткнись, если не хочешь, чтобы я вышиб тебе мозги! — прикрикнул на него Корней. — Все уяснили?

Недружный хор стал ответом на его вопрос.

— Мои ж вы, умнички! — похвалил Корней. — Продолжайте в том же духе и вернётесь домой целыми и невредимыми.

Чем больше я слышал уверенные интонации в его фразах, тем сильнее убеждался, что это и есть главарь банды. Дерзкий, спокойный, хладнокровный, уверенный в каждом действии.

— Где хранилище? — спросил Корней.

Я подал знак Петру — приготовиться.

— Там, — показал Паша.

— У кого ключи?

— У меня.

— Так чего стесняешься — давай сюда. Мы немного попользуемся и вернём, честное слово.

Звякнула связка ключей.

— Вот этот и этот. — пояснил Паша. — Надо будет провернуть до третьего щелчка…

— Как-то всё сложно. Короче, ты пойдёшь и сам откроешь хранилище. Или есть возражения?

— Возражений нет, — поспешно произнёс Паша.

— Молодца! Вот, граждане банкиры, берите пример с вашего начальника! — засмеялся Корней. — Майя, бери Саню и Лёху и шуруй в хранилище вместе с этим товарищем, а мы пока за почтенной публикой понаблюдаем. Не приведи господь, вдруг у кого нервишки дрогнут…

По коридору мимо нас протопали четверо: Паша шёл впереди.

Раздался характерный звук вставляемых в личинку замка ключей.

— Добрый день, — вышел я в коридор с автоматическим пистолетом в руке.

— Георгий?! — вскинулась Майя.

— Сюрприз, — подмигнул я. — Бросайте оружие.

Одного из её компаньонов я знал, он тоже принимал участие во вчерашней вечеринке. И сейчас, так же как и Гуревич, растерянно хлопал глазами.

— Оружие на пол, — повторил я приказ.

— Саша, Лёша, сделайте, что вам велят, — тихо произнесла Майя и первой бросила свой револьвер.

— Руки вверх! — скомандовал Паша и вытер выступивший пот.

Бандиты не догадались толком обыскать его и не нашли маленький пистолет в ножной кобуре.

У меня спина тоже была мокрой от пота, но в развязка подходила к концу. Всё зависело от поведения налётчиков.

— Товарищ Рыженко всё правильно говорит — сдавайтесь, граждане бандиты. Вы окружены.

Позади, в зале, послышался грохот и шум: это появились сидевшие в засаде агенты угро.

Стрельбы не было, значит, люди Корнея оказались достаточно благоразумны и сразу поняли, что у них нет шансов.

— Ну что, граждане-налётчики, пойдёмте на свет белый, — показал я в сторону выхода.

— Как ты догадался? — спросила Майя, когда проходило мимо меня.

— Долгая история. Я расскажу тебе на допросе.

— А ведь ты мне действительно понравился, Георгий, — сокрушённо произнесла она.

На это мне нечего было ответить, да и не больно-то верилось в симпатии этой гастролёрши. Дамочка просто прикидывала варианты как получить минимальный срок и пыталась надавить на мои чувства.

А я… А мне было на неё плевать: да, красивая, умная, но никакого сравнения с моей Настей, которую я любил всем сердцем и душой.

Так что с моей стороны злодейку ждал облом.

— Вы, гражданочка, вчера чужое пальтишко в магазине тиснули. Нехорошо… Надо бы вернуть законной владелице, — напомнил я.

— Я выбросила на помойку эту рухлядь, — фыркнула она.

Мы вошли в зал, где ребята из ростовского угро вовсю «паковали» бандитов. Корней узнал меня, его лицо скривилось от злобы.

— Принимайте ещё партию, — усмехнулся я.

Паша хлопнул меня по плечу.

— Всё-таки, Жора, про тебя надо тиснуть заметочку в газете — скромную такую, полосы две-три, не больше.

— На хрена козе баян?

— Насчёт козы не в курсе, но если б не ты, мы бы сейчас с грустным видом стояли перед строгим, но справедливым взором начальства, и не знали бы, где спрятаться от позора на нищи седые головы…

— Забей. Пойдём лучше в столовку сходим — перекусим. Время обеденное уже, а я с самого утра не жрамши.

— Да тебе за твои подвиги давно пора усиленный продпаёк выписать…

— Ну как выпишут, так посмотрим, а пока в столовую, товарищи сыщики.

После столовой поехали в угро, день намечался длинный и многообещающий. И я, и Паша, и Пётр — все мы чувствовали себя триумфаторами и были на подъёме.

Мне выпало допрашивать предводителя шайки — Корнея. Он оказался обладателем замечательной русской фамилии Иванов.

— Почему вы свою фамилию опозорили? Что же подвигло вас на преступление, гражданин Иванов? — спросил я, разглядывая оператора.

Сложно поверить, что этот интеллигентного, я бы даже сказал — профессорского, вида мужчина, сколотит шайку и пойдёт грабить банк. А если учесть его сугубо гуманитарную профессию…

— Любовь к искусству, — безрадостно протянул он.

— А при чём здесь искусство?

— Вы не поймёте!

— Так вы снизойдите к нашему уровню развития. Глядишь, и допетрим тогда, — усмехнулся я. — Римского от Корсакова отличаем, и вас, даст бог, поймём.

— Издеваетесь?

— Да уж куда нам с нашими мужицкими рожами да в вашем калашном ряду…

— Можно водички, — попросил он.

Я налил ему полный стакан из графина.

— Пожалуйста.

— Благодарю вас, — руки его тряслись, зубы стучались об край стакана, вода стекала по лицу и капала на одежду.

— Напились?

— Да.

— Тогда продолжим.

— Отстаньте от меня! — с надрывом выпалил он.

— С какой стати? Иванов, вы на допросе, а не в кабаке. Извольте отвечать, когда вас спрашивают, — нарочито добавил суровости в голосе я.

Не хватало ещё, чтобы он впал в истерику.

Приём подействовал.

— Узнаю Россию-матушку, — шмыгнул носом Иванов. — Может ещё и кулаком в лицо мне заедете, как при старой власти?

— А что — доставалось? — на всякий пожарный я убрал руки со стола, а ну как этому малахольному и впрямь подумается, будто я решил выбить из него показания.

— Спрашиваете, — с горечью произнёс арестованный. — Я ведь в прошлом большевикам сочувствовал, помогал чем мог: прокламации в университете распространял, укрывал сбежавших с каторги.

— И как же вы после столь героического начала докатились до откровенного грабежа?

— Я же сказал — из любви искусству.

— Звучит туманно.

— Боже мой — это просто невозможно объяснить словами!

— А вы всё равно попробуйте.

Иванов собрался и заговорил.

— Я столько лет бредил волшебным миром кино, мечтал, что сам когда-нибудь сниму фильму. Мечта сбылась, я стал оператором, а потом…. — Он вздохнул. — Потом мне стало тесно в вашем большевистском мирке. Постепенно всё стало скатываться к каким-то агиткам, примитиву, я потерял свободу творчества, понял, что задыхаюсь тут и больше не могу… А ведь я хотел делать кино с большой буквы! И тут мой взор упал на Америку, на Голливуд.

— Вы сейчас серьёзно?

— Да. Будущее мирового синематографа за океаном.