Все равно Роза и мисс Горди не могли понять ее до конца.

— И вот — пожалуйста! — Фанни как-то странно взглянула на них, словно бы спрашивая: «Вы следите за моей мыслью?» — Я гадала, увидим ли мы снова Англию, поскольку путешествие назад было настолько опасным, что я подумала, что Господь как-то иначе распорядится моей судьбой! Но… мы выжили! Сегодня я смотрю на осенний английский день, на золотые листья на деревьях. Это так не похоже на жару в Индии. Я снова вижу английских людей, собор Святого Павла, шпили церквей, колокольный звон. Я чувствую свою родную страну. Я знаю, что рада снова быть дома, что бы ни сулило мне возвращение.

— Квакеры… приедут в Уэнтуотер? Ты будешь ходить на их собрания?

Казалось, это лишено смысла.

— Послушайте меня, — повторила Фанни, — вот в чем суть. Вера квакеров не видит разницы в талантах мужчины и женщины.

— Что ты имеешь в виду?

— Есть очень много проблем: ужасные условия содержания в тюрьмах, торговля рабами, которую поддерживает наша страна. Я буду заниматься тем, что у меня получается. — Она сделала паузу. — То, что Господу покажется разумным, — сказала она.

Роза поняла, что сейчас Фанни упомянула имя Божье впервые.

— Ты хочешь сказать… что будешь проповедовать? — недоуменно спросила мисс Горди.

— Возможно, — ответила Фанни, — если в этом моя сила.

— Дорогая, дорогая Фанни! — воскликнула Роза в замешательстве. Что-то здесь не так. Что-то не имеет смысла. Она медленно встала, поставила на стол стакан. Затем она внезапно обняла кузину. — Ах, Фанни, дорогая, дорогая Фанни! Я так рада видеть тебя! Я так рада, что ты уверена в том, что все будет хорошо. Но, — Роза отступила на шаг, не выпуская ее рук, пристально посмотрела на Фанни, — ты уехала и забыла! Гораций никогда не согласится на то, чтобы ты, его жена, женщина, стала квакером, даже проповедником. В пику ему? Именно так он это и воспримет. Он не подумает, что это еще одно доказательство Божьей доброты, он подумает, что это вызов его авторитету… а ты знаешь, что бывает в таких случаях. Он ни за что не согласится!

Фанни осторожно высвободилась, снова повернулась к окну, взглянула на город.

Когда она повернулась к ним, на ее маленьком лице снова возникло странное выражение — ироничное и хмурое, словно бы она готова была рассмеяться им в лицо.

— Сядь на секунду, Роза, дорогая. — Роза исполнила просьбу. — Прежде всего, папа выделил мне значительную сумму денег. Если Гораций захочет ею воспользоваться, ему понадобится моя подпись. Гораций очень любит деньги. Во-вторых, — казалось, Фанни готова была улыбнуться, — есть еще одна вещь, которую обожает Гораций, как вы все знаете, это — как бы их назвать — сливки общества. Лорды и леди, герцоги и герцогини. У квакеров есть очень могущественные друзья, и они согласились помогать мне и защищать меня. Это произведет впечатление на Горация. — Она поняла по их лицам, что им сложно поверить в это, и продолжила тем же сухим тоном: — Мы с Горацием провели вместе за молитвой много времени. Ах, как же много времени! Мы молили Бога, чтобы он снизошел и направил меня. Ну, дорогие, его молитвы были услышаны. Он наверняка будет благодарен. Только он, наверное, не так себе это представлял.

Наступила тишина. Роза подумала: «Она делает это ради детей, не ради Господа, чтобы не отдавать детей, оставить их себе».

Внезапно мисс Горди расхохоталась. Все удивленно посмотрели на нее.

— Не смогла удержаться, — объяснила мисс Горди. У нее в глазах стояли слезы, слезы радости. — Я никоим образом не высмеиваю твое решение, Фанни. Я уверена, что ты сможешь помогать людям, такой ты человек. Но… ты нашла способ победить Горация! Бог и аристократия! — Ее снова начал душить беззвучный смех. Затем она сказала Фанни: — У меня есть кое-что для тебя.

Из объемного кармана своего черного платья она достала какой-то предмет. Это был невесомый египетский шарф, такой же невероятно синий, как небо Египта. Роза вспомнила Лейлу и других женщин, закутывавших в него мисс Горди. Они настаивали, чтобы она оставила его себе. Роза словно наяву услышала шелест шарфов и шелков, ей даже показалось, что она уловила запах апельсинов.

— Ах, как красиво! — Фанни заворожено смотрела на шарф.

— Надень, Фанни, — предложила мисс Горди, — покажи, что твое сердце веселое, а не грустное. Он принадлежал женщине другой религии и страны, где говорят «ла илаха илла Аллах» — нет бога, кроме Аллаха. Я уверена, что в Индии ты тоже слышала подобные утверждения об уникальности высшего существа. Но ты можешь носить это, как бы говоря, что, возможно, богов много и все они творят добро.

Мисс Горди покачала головой, и шарф слегка заколыхался в свете свечей.

— Ах, мои дорогие юные друзья, я так горжусь вами обеими, что бы ни случилось. — Она медленно встала, вся напряженная как струна. Женщины очень удивились, когда она их поцеловала. — О Джордже Фэллоне мы пока ничего не знаем. О преподобном Горации Харботтоме тоже. Но вот мы снова здесь. Сидим в безопасности на Саут-Молтон-стрит и пьем вино прекрасным осенним вечером, словно мир остался таким, каким был. Как будто вы никуда и не ездили, не совершили абсолютно невероятные поступки. Вы научились кое-чему, и я бесконечно горда за вас.

Когда они услышали, как она спускается по ступенькам и тихо идет в свои комнаты, Роза ощутила внезапную боль. Она увидела себя бродящей по одиноким комнатам, поскольку она не воспользовалась возможностью получить счастье, сопряженное со столькими опасностями.

— Что случилось, Роза? — осторожно спросила Фанни. — Поговори со мной.

На изможденное лицо Розы было больно смотреть.

— Если бы я могла все вернуть, то сделала бы такой же выбор. Но… Пьер Монтан пересек фронт и юг Англии, где ни один француз не может чувствовать себя в безопасности, чтобы предложить мне руку и сердце, забрать Розетту и отправиться с нами во Францию. Мы… он и я, когда он пришел… — Она не могла произнести больше ни слова. — Я люблю его, Фанни. — Последовала продолжительная пауза. Фанни все поняла. — La belle France, — голос Розы немного дрожал, — как мы всегда называли ее. Я бы могла убежать от Джорджа, пока не закончится война, какой бы длинной или короткой она ни оказалась. Ах… как же я хотела стать одной из героинь новых романов, взять Розетту под мышку и ускакать с любимым в ночь! — Она прикусила губу. — В настоящей жизни все намного сложнее. Фанни, я не была уверена, что Розетта выживет. Она бы не перенесла еще одного путешествия. И теперь, — Фанни увидела, чего Розе стоило не сломаться, — эта война… я не могу писать ему, я не могу поехать к нему, я не могу сообщить ему, что Розетте уже намного лучше. Ах, Фанни! Мне пришлось сделать выбор. Я должна была выбрать именно так. Но я потеряла его во второй раз! — Фанни не решилась подсесть к ней и утешить. Она увидела унылое, постаревшее лицо Розы. — Теперь я сижу и жду. Жду Джорджа Фэллона.

Так они и сидели — две кузины. Одна в черном, другая в сером. Блестящий синий шарф лежал рядом с ними на диване. Свечи потрескивали, в комнате становилось темнее; дети спали. Фанни глубоко вздохнула. Она взяла кузину за руку, нежно погладила ее. Женщины почувствовали, что они, как когда-то, очень близки друг другу.

— В конце концов, против нас действует один и тот же закон, — медленно заметила Фанни, взглянув на детей, а потом на их переплетенные руки. — Роза, мы должны найти выход ради детей, — она посмотрела на Розу, словно ожидая от нее ответа, и снова отвернулась, — чтобы справиться с ситуацией. Ты тоже, Роза, должна придумать что-нибудь, каким бы сложным это ни казалось. — Роза вдруг поняла, что Фанни сегодня не станет говорить о Боге. Дело было не в Боге. Наступила тишина. Потом Фанни добавила: — Кто бы мог подумать, что все так получится, когда нам было семнадцать лет и мир казался прекрасным местечком? — Она посмотрела куда-то вдаль. — Помнишь Вау-хилл и кабинки для купания?

— Помню.

Они услышали какое-то движение за спиной. Гораций и Джейн все еще спали. Они увидели, что Розетта наблюдает за ними больными внимательными глазами.