— Папа! — воскликнул маленький Гораций, увидев страдальческое выражение на лице преподобного. — Я ездил на слоне, и я хочу пойти на флот и вернуться в Индию, чтобы защищать эту страну на благо Англии.

— Папа! — пискнула Джейн. — В Индии растет чай, и я научилась заваривать его. Я буду готовить чай для тебя.

Через какое-то время гости начали собираться.

— Без сомнения, мы будем часто посещать Уэнтуотер, — сказал сэр Реджинальд Мейкпис, — дабы удостовериться, что все в порядке. Я предвкушаю плодотворные беседы с вами по поводу торговли рабами.

— Я надеюсь, что вы всегда будете нам рады, — добавила герцогиня Брейфилд, — потому что мы очень гордимся Фанни. Мы будем у вас частыми гостями, — она улыбнулась Горацию, — чтобы убедиться, что все в порядке.

— Поздравления, Харботтом, — сказал лорд Стоун.

Все случилось без предупреждения. Он пришел одной ноябрьской ночью, когда ветра задували последние листья в вонючие канавы вокруг Ганновер-сквер. Мисс Горди и Роза играли в шахматы в гостиной Розы, прислушиваясь к тому, что делает ребенок Тут в дверь постучали. Дверь открыла новая служанка, раздался голос Джорджа. Времени хватило лишь на то, чтобы закрыть комнату, где находилась Розетта. Роза быстро села на свое место и передвинула слона на доске, когда на лестнице послышались шаги.

На мгновение все трое уставились друг на друга. Прошли многие месяцы с того дня в Розетте, когда они виделись в последний раз. Все трое изменились. В мисс Горди он всегда видел только старуху, но его удивила перемена в Розе. «Теперь и она постарела, — подумал он. — У нее сыпь на коже. Она тощая, выглядит ужасно. Одета в черное, как настоящая старуха».

Джордж тоже не остался прежним. Он сильно загорел. Приключения в Египте отразились на его внешнем виде. С одной стороны лица тянулся длинный шрам. Как всегда, он изящно опирался на трость, но одна рука, по всей видимости, была покалечена, поскольку он как-то странно держал ее. Мамлюкские беи нанесли ему серьезный вред ятаганами, до того как Корнелиус Браун добрался до него и врезал сапогом по ребрам.

— Какая неожиданность, Джордж, — сказала Роза, — когда ты вернулся?

Джордж смотрел на женщин, сидящих возле шахматной доски, прислушивался к звукам, доносящимся со всего дома. Где же это? Он не сел. Наконец он сказал:

— Я только что приехал из Портсмута. Уильям и наши вещи уже прибыли на Беркли-сквер. Однако я полагаю, что здесь есть еще одна вещь, которая принадлежит мне.

Наступила тишина. Было слышно, как на улице точильщик ножей зазывает к себе желающих, как мимо с грохотом проносятся кареты.

— Оставьте нас, пожалуйста, мисс Горди. — Джордж сделал попытку быть вежливым.

— Знаете, виконт Гокрогер, простите меня, но на этот раз я, пожалуй, никуда не уйду. — Она передвинула коня.

Джордж перестал быть вежливым.

— Где он, Роза?

Снова воцарилась тишина. Джордж огляделся, посмотрел на лестницу, ведущую наверх, словно бы рассчитывая увидеть там ребенка.

— Разве ты не слышал, Джордж?

— Я услышал, что это очень дорогой хлам. — Из кармана он вынул синий крест. У женщин перехватило дыхание от восхищения. Синий лазурит выглядел таким красивым, его сияние было таким необычным на Саут-Молтон-стрит. Каким-то невероятным образом крест навевал воспоминания о запахе гвоздики, струящемся песке, призывах муэдзина. — Я должен похвалить тебя хотя бы за хороший вкус, — заметил Джордж. — Крест стоит целое состояние. — Он снова спрятал его в карман. Воспоминания о Египте развеялись так же быстро, как и появились. Они снова услышали скрип колес за окном, крики и перебранку. — Мне сказали, что ты поплыла вверх по Нилу и нашла ребенка. Я знаю, что в Милане вас видели с ребенком.

— Но тебе не сказали, Джордж…

— Что?

Роза глубоко вздохнула.

— Ребенок мертв. Он умер на обратном пути. Он был… слишком слабым, слишком больным, чтобы выдержать столь продолжительное и утомительное путешествие.

— Где он умер?

— Он умер… — Роза наклонила голову. «Если нас видели в Милане, значит, он умер после Милана». — Он умер, когда мы пересекали Швейцарию. Нам, естественно, нельзя было ехать через Францию. Там мы его и похоронили.

Джордж внимательно прислушивался к безмолвному дому. Он взглянул на ее черную одежду. «Она в трауре из-за ублюдка?»

— Где свидетели?

— Я свидетель, виконт Гокрогер, — угрюмо отозвалась мисс Горди, — всего, что произошло. Ваша невестка одна из самых отважных женщин, которых я когда-либо знала.

— Она также одна из самых хитрых женщин! — тут же добавил он. — Потому что ты прячешь ребенка прямо здесь, под половицами, готовая доставлять неприятности моей семье!

— Я крестила его в швейцарской церкви перед смертью, — быстро сказала Роза, — там должна была остаться запись.

— О его смерти?

— О его имени. Я назвала его Гарри Фэллон.

— Как ты посмела! Как ты посмела! — Казалось, что он собирается ударить ее, как тогда в Александрии. — Клубок грязных, вонючих арабских тряпок получил имя моего брата?

Мисс Горди резко встала. Женщины знали, что громкий мужской голос может напугать ребенка, и девочка расплачется.

— Все кончено, Джордж, — быстро сказала мисс Горди, — Его больше нет.

Джордж снова посмотрел на Розу. Что-то ужасное случилось с ней, он это видел. Несколько мгновений он стоял, молча разглядывая женщин.

— Возможно, это правда, — сказал он мягко, — а может, и нет.

— Ты хочешь обыскать дом, Джордж, — холодно предположила Роза, — как какой-то бейлиф?[98]

Она увидела, как на его лице отразились противоречивые чувства.

Наконец он сказал:

— Я вернусь, когда вы будете меньше всего ждать этого. — Он пошел к двери. — Я послал Уильяма вперед, чтобы он объяснил смерть Долли, но, — его лицо исказила гримаса недовольства, — мне придется иметь дело с герцогом Хоуксфилдом. Надеюсь, что вы обе подтвердите, если возникнет необходимость, что она умерла при родах. — Роза подумала: «Вот, значит, в чем дело. Мы ему еще нужны. Поэтому он еще не разобрал дом по кирпичику». — Но я вернусь, Роза, потому что не доверяю тебе. И знай, что вряд ли я заставлю себя жениться на тебе после всего этого. Ты похожа на старую деву. Я всегда говорил, что это началось после смерти Гарри. Твоя жизнь закончена. Учись вязать!

Джордж Фэллон развернулся и спустился по лестнице. Они услышали, как хлопнула входная дверь.

Роза быстро вошла в комнатку Розетты. Девочка не спала. Она молча лежала и внимательно смотрела по сторонам.

На следующий день мисс Горди едва успела предупредить Розу, чтобы она спрятала ребенка.

— Веди себя тихо, — шепнула она Розетте, словно та когда-либо вела себя иначе.

Мисс Констанция Горди провела гостей наверх.

Вдовствующая виконтесса Гокрогер демонстративно прижимала платок к носу. С каждой ступенькой она излучала все большее недовольство, а также крепкий запах одеколона. Весь ее вид, ее шелестящие юбки и парик выражали крайнюю степень неудовлетворенности. За ней шел герцог Хоуксфилд — прямой, строгий, молчаливый старик. Затем появился Уильям, такой же загоревший, как Джордж, но тощий, как Роза. Что-то случилось с ними, что-то изменило их. Герцог Хоуксфилд спас его наследство, но ценой жизни его сестры, и Уильям знал это. Процессию завершал Джордж. У него на лице было написано такое бешенство, что Роза сразу же поняла: герцог заставил его пойти с ними. Она заметила, что Джордж и герцог даже смотреть друг на друга не могут.

Все, включая Розу, были одеты в черное.

Роза вежливо поздоровалась с гостями. Она была ошарашена, когда снова увидела виконтессу Гокрогер, ее длинный нос, пронзительные, пристальные голубые глаза, как у Розетты, находившейся в соседней комнате. Роза немного поморщилась, когда герцог склонился над ее рукой, как всегда, безукоризненно вежливый. Роза пахла бергамотом, немного миндалем и помадой для волос. Она жестом предложила всем сесть. Вдовствующая виконтесса направилась к стулу с высокой, жесткой спинкой, и запах одеколона последовал за ней. Хотя мода предписывала простоту, ее траурное платье носило явные намеки на другие времена, а довольно объемная шляпа была украшена перьями. Джентльмены устроились с большим неудобством. Джордж совершил обычную ошибку, сев на диван, забыв, какой он мягкий. Роза почувствовала, что гостиная наполнилась чужими людьми, которые принесли с собой старые воспоминания. Новая служанка принесла чай, который мисс Горди принялась разливать по чашкам. Джордж отказался от чая, резко встал, что получилось у него не так грациозно, как раньше, из-за покалеченной руки. Его лицо выражало нетерпение и гнев на герцога, который заставил его прийти сюда.