Я заметил, как самый щуплый из солдат, стоящий в коротком строю справа, открыл было рот – но ему тут же прилетело локтем в бок.

– Никак нет, товарищ командир, – за всех чётко ответил левый.

– Возвращайтесь к выполнению текущей задачи, – махнул им рукой лейт, развернулся на каблуке и просто ушёл. Я почувствовал сдержанное раздражение: мои вещи так и остались валяться у стены привратной площадки, включая спящую курицу в сумке. Что стоило отдать приказ десятку помочь оттащить моё барахло? Кажется, я поторопился с вывешиванием ярлыка “хороший человек”, м-да. С другой стороны, тут же армия, а не детский сад…

– Эй, парень, псс, – стоило только Фомозе отойти на несколько шагов, строй распался. Двое, не удостоив меня и взглядом, пошли назад к куче луков, четверо, хмуро на меня посмотрев, потянулись на склад, обмениваясь односложными репликами типа “к ночи надо управиться, чтобы жопу не морозить”. У меня тут же возникло нехорошее подозрение, что они разбирали прежде подсобное помещение для самих себя (и, получается, теперь ещё и меня) – как будущую казарму. – Ты чьих будешь?

– Своих собственных, – бросив взгляд на откровенно разглядывающего меня “левого” бугая, в компании двоих соседей по строю, ответил “правому” заморышу я. Ну как заморышу? Он был выше меня на полголовы и шире в плечах, просто выглядел как жертва голодовки. “Нужно проверить надпочечники”, – мелькнула у меня мысль. Да уж, два года упорного обучения на медика даром не проходят.

– В десятке десять человек, – вдруг заговорил “левый”. Похоже, он тут был кем-то вроде неформального лидера. – Одиннадцатый – сержант. Но господин Фомоза не сказал “сержант”, он сказал “стажёр”. И кто же ты за птица такая… как там тебя, Арн?

“Опять он оговорился”, – отстранённо отметил про себя я, придавливая усиливающееся раздражение. Уже надоел этот вопрос. – “Видимо, из последнего набора добровольцев в Войско… Теперь ещё и этому нужно всё объяснять, только теперь самому. Что-то я не уверен, что они до дыр зачитывали устав.”

– Временно прикомандированный к тринадцатом десятку, товарищ рядовой, – ровным тоном пояснил я ему. – В течении трёх суток командир заставы должен дать временный или постоянный статус…

– То есть никто! – вот чего я не ожидал, что меня перебьют. Да ещё и таким тоном. Реально на секунду прямо опешил. – Слушай сюда, пентюх, дважды повторять не буду. Во-первых, для тебягосподин рядовой, а во-вторых…

Что он там хотел сказать, я слушать не стал. Просто ткнул его пальцем в грудь, и диафрагмальную мышцу бугая скрутил мощный спазм. Диафрагма, если кто не в курса – это одна из главных мышц, обеспечивающих дыхание за счёт изменения объёма грудной клетки, а спазм её, соответственно, дыхание практически останавливает. Не совсем до конца, но ни вдохнуть, ни выдохнуть толком уже нельзя.

– Раз, – в установившийся тишине, нарушаемой лишь сиплым шипением, я поднял руку и демонстративно загнул палец. – В Войске Рубежа нет господ, все солдаты и офицеры – товарищи. Два – я не “пентюх”, я вита…

– Бей его! – заорал заморыш, отскакивая при этом назад. А вот дружки “левого” молча и дружно шагнули вперед. И ударили слаженно и очень быстро, целя кулаками в голову. Пожалуй, мне помогла только выучка, полученная на тренировках у Ромара: буквально вбитая привычка при любой непонятной ситуации врубать ускорение и нырять за преграду. В данном случае я просто вжался в землю, пропуская удары над собой и из этого положения атаковал в ответ. Скажу честно – церемониться я не стал, одному сведя страшной судорогой бедро, а другому почти сразу же спровоцировал почечный криз. Ну, кому куда дотянулся. И только разогнувшись, понял, что встрял.

Согласно Уставу, нарушение дисциплины у Рубежников каралось на усмотрение командира, и фактически начиналось и заканчивалось на выборе типа казни. То есть можно было послать на штрафное задание (тут были шансы уцелеть), а можно – сразу в петлю или голову с плеч. Почему такая жестокость? А на войне как на войне…

Выпущенная с расстояния меньше пятнадцати метров стрела, попав в плечо, развернула меня вокруг своей оси почти на девяносто градусов: словно кто-то схватил за плечо сзади и дёрнул. Спасибо интегрированной бронепластине и сложной многослой системе распределения энергии удара в рейнийской бронекуртке: кольчугу пробило бы навылет, вместе с плечом. Не факт что стальной наплечник выдержал бы: на заставе держали стрелы только с бронебойными наконечниками. Вторая такая, лишь слегка отставшая по времени от товарки рассекла мне кожу на лбу: шлем так и остался лежать с остальными вещами. Повторно падая за тела поверженных мною “господ рядовых” я понял: стреляла та парочка, что занималась бэушными луками. Видимо, что-то пригодное в куче нашлось. И стрелы, мать их, нашлись. И тетивы. И стрелки! Вжимаясь в утоптанную до каменной плотности землю, я заметил, что у обоих уже по новой стреле на тетиве.

– …Наших бьют! – а это уродец добежал до двери склада.

Б…ть. Укрытие у меня было так себе, и… без всяких “и”! Нашарив метатель, упирающийся мне рукояткой в спину, я стараясь не показываться из-за живого бруствера, направил ствол примерно в направлении стрелков и выжал спуск. Грохот близкого разрыва ударил по ушам, Печать запульсировала, нагнетая Стихию к барабанным перепонкам. Вот теперь я рискнул выглянуть – и после этого уже не опасаясь, медленно поднялся на ноги. Шар огня прилично не долетел до стрелков, разорвавшись в воздухе, но всё же куда ближе к ним, чем ко мне. Это их спасло от прямого воздействия Стихии, но не от контузии – оба валялись на земле, прижимая ладони к ушам. Этих вычёркиваем. Я перевёл ствол в сторону дверного проёма как раз вовремя: оттуда высовывалась испуганная рожа горластого хмыря. Увидев направленный на себя магострел тот юркнул назад… и выкатился наружу от мощного пинка. Следующий вышедший за ним солдат сразу же оценил обстановку, рухнул на колени, глухо воззвав:

– Ваша светлость, не губите!

Надо же, как припекло, сразу признали во мне герцога.

– Все. На выход, – продолжая удерживать дверь на прицеле, приказал я, пинками отключая магическое воздействие у неформального лидера десятки наёмников и его двух, видимо, “офицеров”. Н-да. Как там на моей Родине говорили? Понабрали по объявлениям? Твою мать. – Вы, четверо, тащите ко мне тех двоих. Живо! Лечить буду.

Энергичный жест “пистолетом” помог лучше всяких слов: четверо из складских сорвались на бег. Чёрт. А если бы метатель висел у меня на боку, как обычно, а не был передвинут за спину, конфликт вряд ли бы случился: эти гамадрилы из королевств, толком не ставшие Рубежниками, мне бы сходу кинулись сапоги целовать, как только офицер ушёл. Кстати, далеко уйти он точно успеть не мог, а взрыв наверняка вся застава слышала.

Твою мать… приехал на практику.

5.

— ...Произошло случайное срабатывание механизма спуска оружия во время его демонстрации, – уже, наверное, в пятый или шестой раз повторил я.

— Не лей мне <результат пищеварения> в уши, ты… – Басс запнулся, и Фомоза вполголоса подсказал:

— Стажер Арн, товарищ капитан.

– ...ты, стаж-жер!

– Десяток захотел ознакомится с редким образцом вооружения, и я пошел навстречу желанию сослуживцев, – и снова слово в слово спокойно повторил уже сказанное я. “Сослуживцы”, стоящие рядом по стойке смирно никак кроме мимики выразить свое согласие не могли, но ей-то старались вовсю. Зависнуть в петле или получить самоубийственное задание им отчаянно не хотелось, кроме того я пообещал, что если со мной что-то случится — сдохнут они так и так. Мучительно и страшно. И ни капли не соврал: с отключенной поджелудочной железой, более не способной вырабатывать ни пищеварительные ферменты, ни жизненно-важный для управления сахаром в крови инсулин жить долго и счастливо ну никак не выйдет.

— Вы, <печально скорбные разумом индивиды>, лучше себе бы в тупые тыквы отстрелили! А если бы опалубка занялась?! <Нехорошие нелюди с противоестественными сексуальными пристрастиями>!!!