Я беззвучно хмыкнул, оглядел полупустую столовую – младшим командирам разрешалось посещать её в интервалах между приёмами пищи. И всё-таки занялся тем, чем собирался с самого начала – достал письма. Послания были уже готовы – я каждый день находил немного времени, чтобы хоть пару строк, да накидать. Согласно конспектам по психологии, это являлось наиболее оптимальным способом общаться на расстоянии с тем, кто тебе дорог: словно они всегда рядом, а не за много километров. Заодно и не нужно было мучительно выжимать из себя строки, когда решал сесть за письмо и записать всё одним махом. На память я не жаловался, но организовать всю информацию в голове в один компактный текст перед переносом на бумагу тоже стоило усилий. Ну и главное – крылатого курьера можно было отправить назад сразу же по прилёту, не заставляя дольше необходимого болтаться в зоне опасной магической обстановки.

За прошедшие месяцы расписание прибытия-отправления крылатой ящерицы более-менее устоялось. Рона и Таня выпускали её в один и тот же день каждый месяц утром, и где-то к обеду химерка оказывалась у меня. Конечно, путь был длинный, и даже для биомагического конструкта погода на каком-то отрезке могла оказаться нелётной, потому прямо точно-точно по часам прибытия не получалось – вот как сегодня. Ну что ж, зато есть время записать события ещё одного дня – благо, тут нормальный стол. В отличии от казармы, где приходилось строчить рапорты и отчеты, притулившись на койке и используя тумбочку как рабочую поверхность. То ещё извращение – наверное, поэтому сержантам и выдавалось разрешение для столовой. Как не загляну – обязательно кто-то корпит над бумажками…

...Ощущение включившейся связи между Печатями заставило меня вскочить. Курьер прилетел… и с ним явно было что-то сильно не так! Так быстро по заставе я уже давно не носился – время от сигнала тревоги до необходимости появиться на стене периметра укреппункта было давно выверено едва ли не посекундно.

Почтальона я нашёл как обычно на привратной площади – там, где я его в первый раз отпустил. Крылатая ящерица валялась на земле… и умирала. Без внешних повреждений, без видимых причин – Жизнь, генерируемая резидентным заклинанием из жизненной силы существа поглощалась организмом и не возвращалась назад в контур. Проклятье! Пока я одной рукой буквально закачивал свою магию в химеру, как воду из брандспойта лил, другой рукой отвязал входящую корреспонденцию от сбруи и на её место затолкал свою. Достал алхимкарандаш и неловко, прямо на весу, написал поверх оказавшегося снаружи письма: “КУРЬЕРА БОЛЬШЕ НЕ ПРИС.” После чего, взбежав на ближайшую стену и распугав дозорных, что есть силы запустил существом в небо. В какой-то момент мне показалось, что химера так и упадёт камнем вниз – но нет. Расправила крылья, и, виляя в воздухе, пошла на юго-восток. Надеюсь, долетит. Чёрт! Чёрт. Вот и оборвалась моя последняя связь с домом.

С небольшим мешком, который я держал двумя руками у груди, я решительно направился прямо к часовому, охранявшему вход на временный склад.

— Мне сказали, лейт ваш здесь? – делая вид, что сдерживаю недовольство, не по уставу поинтересовался у рядового из логистического отряда.

— В дальнем конце поищи, – мужик был так любезен, что даже рукой в нужную сторону махнул. Кивнув ему, я пошёл дальше. Н-да. Армия меня действительно много чему научила.

Попытайся я пробиться к приведшему караван Горцу, строго следуя Уставу, то меня бы завернули ещё на первом же посту. Не существует никакой возможной служебной необходимости, которая могла заставить обычного сержанта с заставы обратиться напрямую к офицеру, командующему караваном. То есть, скажи я честно “хочу поговорить по личным причинам”, меня бы тут же отправили восвояси, и были бы правы. Караван стоит в стенах укреппункта, если нет какого форсмажора, всего одну ночь, а его начальнику нужно передать целую кучу материальных средств, проконтролировать размещение личного состава и транспорта, и ещё кучу всего.

Конечно, солдата или сержанта могут послать те же интенданты или даже сам капитан Басс — мало ли что. Но если я так скажу – это будет намеренной ложью, которая непременно рано или поздно вскроется. Фальсификация приказов в любой армии карается максимально жестоко. Зато с мешком явно чего-то ценного в руках (иначе бы нёс на плече и рядовой) и деловым видом на морде я автоматом приобретал во временном расположении логистов легитимный статус. При этом даже формально ничего не нарушил… ну, почти.

В мешковине я нёс действительно весьма ценный груз – самогон тройной очистки, дополнительно настоянный на листьях всё той же Мелиссы лекарственной, что Колин выращивал в горшках у себя в лазарете. Редкое пойло само по себе, а по местным меркам – самый что ни на есть эксклюзивный эксклюзив. Может, ещё у кого-нибудь на заставе тоже есть перегонный куб — в конце концов, маги давно пользуются этой конструкцией и изредка служат на Рубеже, кто-нибудь мог и построить. Но вот обеспечить аппарат сырьём в хорошем объёме в условиях пограничной полуизоляции — настоящая проблема… Без виталиста, разумеется. В общем, мне не пришлось долго думать, подбирая для лейтенанта Горца и майора Ромара подарок.

Подарок от меня эти двое офицеров-Рубежников точно заслужили хотя бы уже потому, что активно поучаствовали в моей судьбе в Войске, когда я только сюда попал. А ведь могли и не утруждаться. Да, и лейтенант, и майор сделали что-то для меня, что называется, не без задней мысли. Но ведь и я нёс аккуратно запечатанные сургучом глиняные бутылки не просто так.

– О! Арн! — явно обрадовался мне логист. -- Ты по делу, или…

В ответ я сделал движение руками, будто взбалтываю ёмкость с жидкостью.

– Понял. Так, товарищи, дальше – без меня.

В ответ на взгляд сержанта-интенданта я только безмятежно улыбнулся, заставив того дёрнуть щекой. Конечно же, настучит Фомозе, что увидел меня с караванщиками. Загвоздка в том, что сможет он это сделать не раньше, чем завтра утром: инвентаризация целого лошадиного поезда, битком забитого ценным грузом – дело муторное и требует скрупулезности и внимания. Постфактум же замком заставы просто на “сигнал” дятла не отреагирует. Запомнит, разумеется, но сделать ничего не сделает. Слишком хрупок внутренний мирок укреппункта, чтобы так грубо в него вторгаться – а я, как ни крути, успел стать его частью. Причём довольно важной. Без смазки и обслуживания даже самый хороший механизм начинает клинить. А уж если у тебя вместо шестерёнок – живые люди…

За четыре месяца я неплохо успел узнать своего непосредственного командира. Фомоза был из тех людей, что всегда и во всём стараются поступить правильно. Правда, его “правильно” разрывалось из-за того, что капитан приказывал одно, подчинённые хотели другого, а Устав требовал и от первого, и от вторых третьего. Будь наш лейтенант капитаном – мы бы тут все хлебнули с таким командиром заставы. При Бассе Фомозе пришлось довольствоваться кое-как установившимся равновесием и закрывать глаза на разные “мелочи” вроде потокового производства бухла фельдшером и “левой” медицинской практикой на личном составе одного сержанта из десятка разведчиков.

Горец провёл меня за собой в соседнее здание, где по приезду квартировались погонщики и охранники каравана. Там у командира оказался свой закуток – микроскопическая клетушка: стол и топчан занимали почти всю комнатку целиком. Едва нашлось место, чтобы примоститься на табурете.

– Я как раз вспоминал о тебе, – доверительно сообщил мне маг, стихию которого я так до сих пор и не узнал. – Ну, рассказывай, как устроился?

Вместо ответа я размотал грубую ткань и выставил на стол содержимое.

– Эти две – майору Ромару, – предупредил, отодвинув чуть в сторону две бутылки из четырёх. Лейтенант кивнул, быстро припрятал подношение и с вопросом посмотрел на меня. Получив кивок, поддел извлеченным из поясных ножен кинжалом сургуч, принюхался… и с удивлением поднял брови.