– Т-точно? – Сержант десятка “обычных” стрелков опасливо глянул вниз. Там горящие стрелы подожгли выдранные тварью из стены доски опалубки. Ещё парочка огоньков, тусклых на фоне случайно образовавшегося костра, горела чуть дальше – там, где регенерация буквально вытолкнула посторонние предметы из организма магического мутанта. Тёмная Жизнь во всей красе…

– Точно, – старшой прервался, вслушиваясь в далекие “тяфк-тяфк”, и кивнул сам себе. – Будь полосатый один – так и кружил бы, тем более мы его обидели как. А хаски – она такая, отведёт, значит, кормильца своего к другой добыче, попроще. Может, оно конечно, и к заставе другой – но не сюда.

– Х-хорошо, если так, – младший командир стрелков никак не мог прийти в себя. Встреча с нарийцем – она по первому разу оставляет неизгладимые впечатления. Помню, как меня самого трясло после такой, стоило только отключить подавление эмоций через Печать… Пикинеры со щитами из числа дежурных тоже не спешили уходить с галереи – благо, ширина стены позволяла хоть на повозке поверху ездить, и они никому не мешали. В этот раз их помощь не пригодилась. К счастью, потому что с тварью, сумевшей добраться до верха периметра, лично мне воевать совсем не хотелось.

Служба на Рубеже – героизм, это бесспорно. Но героизм не тупой. Не самая надёжная на первый взгляд стена на самом деле была верхом рационализма в фортификационном смысле. Мало того, что в ней использовались в прямом смысле преимущественноподножные материалы (про это я уже говорил), так ещё сама структура постройки делала штурм укрепления для местных противников крайне сложным. Тот же нариец по деревянной или каменной стене спокойно забрался бы, вгоняя когти в материал, а так его вес хрупкая опора не выдержала – и тигр грохнулся. И хаски тоже грохнулась бы – никакая скорость не помогла бы. Правда, эта бестия наверняка попыталась бы в ворота проникнуть, если их откроют… А повреждения, причинённые периметру попыткой на него взобраться, утром солдаты на раз-два исправят: только и нужно будет, что новые доски взять и глину с водой замешать.

– Баюн говорит, ушли они за горизонт, – посмотрев в сторону вышки, продублировал голосом теперь уже именно мне невидимые в темноте жесты наблюдателя Филин. Сказано это было с ясно слышимым намёком в голосе: “хватит уже тут торчать”.

– Вот бы мне такие глаза! – в сердцах выпалил сержант стрелков прежде, чем я успел отдать приказ. Наконец-то он перестал запинаться.

– В деревнях настойку глазную, поди, уже разливать начали, – неожиданно для меня ответил ему старшой. – Она завсегда поспевает, когда зима излом прошла, да к весне дело повернулось. У нас отрокам её дают, когда тем возраст подходит – стало быть, и на Рубеж скоро привезут, с караванами. Чудесную силу свою потеряет она седмицы за две, что не делай, и способность сквозь темень зрить за валом как отрезает, зато никогда такого не было, чтобы не хватало её кому-то.

Вот те раз, какая интересная инфа. Получается, что ночные дозоры на стенах не такие уж и бессмысленные, если Рубежники, прослужившие до первой весны, уже все в темноте поголовно видят? То-то на складах темнота была: интенданты из ветеранов, им свет точно не нужен был! И мой рапорт по изменению схемы дежурств так и канул под сукном: предложение логичное, но только если не знать о чудо-средстве, добываемом каждую зиму.

Причём, если Устав читать, складывается ощущение, что никакой “настройки” не существует: лампы, которые положено держать зажжёнными во всех помещениях, освещение периметра… Ровно та же ситуация, что с и “живой водой”.

– Возвращаемся в казарму, – всё-таки приказал я. Н-да. Интересно, сколько ещё “всем известно, но об этом не говорят” я не знаю? Может, кроме средства для модификации глаз (а что это ещё может быть?!) есть ещё и другие… ну пусть – стимуляторы? Тогда становится понятно, почему на заставе такой бардак поначалу был: мало того, что все солдаты новички, и большинство сержантов – тоже. Так ведь ещё и параметры личного состава отнюдь не соответствуют привычным для командира заставы и его зама.

– Тащ лейтенант, сержант десятка разведчиков Арн по вашему приказанию…

– Вольно, – разрешил Фомоза и без лишних предисловий подвинул в мою сторону тонкую стопку бумаги: – Запланирован разведрейд. Ознакомьтесь.

Ну ясно, чего-то такого я подспудно и ожидал. Мой десяток не просто так называется “десятком разведчиков”, и до того сидел за периметром как приклеенный только потому, что заменить владеющих ночным зрением отвальных было некем. Зато теперь проблема решена – караван пришёл и, как и обещал Филин, привёз “глазную настойку”. Несколько бочек – это при том, что зелье нужно было закапывать в глаза. Колин спокойно выдал мне пузырёк для экспериментов. Не над собой, конечно, а над Глафирой: курица внезапно вспомнила, что она курица, и начала нести яйца, мгновенно подняв свой статус в десятке. Пришлось по такому случаю дать ей имя – как оказалось, что нельзя выменять на самогон и квалифицированную медпомощь, можно получить за свежее куриное яйцо. И смех, и грех.

Содержание домашних животных на территории заставы не то, чтобы прямо запрещалось – нельзя было провезти караваном. По понятным причинам: заполучить в один прекрасный момент вместо овцы или коня опасного мутанта прямо под боком никто не хотел. А мелких животных никто не держал: для местных реалий это было странной причудой, а не хобби. Для деревенских скот оставался скотом (правда, я слышал, как коров ласково называли “кормилицами”), городские вообще часто реально ненавидели животных, не без основания считая разносчиками болезней. Что касается благородных, то те изредка держали охотничьих собак – но опять же, не сами, а перепоручая слугам…

В общем, курица была только у меня. Смотрели на это косо, но все молчали: мою способность заметить, что с питомцем что-то не так, никто не ставил под сомнение. И возможность играючи справиться с этой проблемой – тоже. Я и раньше сильно выделялся среди остальных – тем, что продолжал таскать свою броню, ростом, невероятно продвинутым метательным оружием. А уже после боя против диких горных овец вообще приобрёл какую-то странную, но определённо положительную известность.

Рядовые, среди которых люди моего роста были редкостью, умудрялись смотреть на меня снизу вверх, сержанты уважительно здоровались. Меня обожали повара, выделял фельдшер и ненавидели интендаты. Я регулярно засылал рапорты командирам, и вообще не давал им о себе забыть. Стал завсегдатаем в мастерских. Доходило до того, что ко мне, а не к Фомозе шли другие сержанты, чтобы я им растолковал тот или иной пункт Устава. Или помог сочинить рапорт, чтобы его не смогли лёгким движением руки выкинуть в мусорку из-за неправильного оформления – проблем-то по-прежнему хватало. Ну и конечно – курица, да.

По заставе Сим ползли слухи один другого чуднее, что я на самом деле вытворяю с бедной Глашей: я ведь действительно на ней тренировался, в том числе и в накладывании резидентных заклинаний Жизни. Из-за чего птица то лишалась части перьев, то расставалась с очередной порцией крови, то просто вела себястранно. Кажется, десятки из соседних казарм на полном серьёзе считали, что если Глафира пропадёт – то я заменю её кем-нибудь из них. Наверняка Баюна работа, у которого деревенская пеструшка тоже ходила в любимицах. Точнее, неуёмного воображения штатного разведчика десятка и его хорошо подвешенного языка.

В общем, я думаю, меня бы давно послали… в разведку. Если бы не особый статус десятка. Ну а теперь сдерживающих факторов больше не было… так, стоп. Что?!

– “Разметка территории”, – вслух перечитал фразу я. – Это что?

На схематичном плане это загадочное действие выглядело как две длинных линии, уходящих от территории укреппункта Сим на северо-запад и северо-восток, ещё глубже в Шрам.