Видение этого близкого ночного пира было настолько зримым и явственным, что вся мужская суть Рубинчика вздыбилась и напряглась, как монгольский всадник перед броском в атаку.

«Господи, — закричал он безмолвно. — Ты же здесь, в небе, рядом! Ты видишь, что происходит? Ну разве могу я уехать из этой благословенной страны?!»

Как всегда по средам, Неля вышла из консерватории в три часа дня, сразу после занятий со своим любимым малышом Витей Тарасовым. Но сегодня даже работа с этим вундеркиндом не принесла ей радости. И вообще, весь сегодняшний день был какой-то раздрызганный и нервный, словно что-то давило на нее, отвлекало мысли от инструмента и учеников. Впрочем, она знала, что это было. Утром, когда Иосиф улетел в командировку, а она спустилась с детьми в лифте, чтобы отвести их в детский сад, ей сразу бросилось в глаза нечто странное в прорези их почтового ящика — какой-то слишком длинный и нестандартный конверт. Но Неля опаздывала в сад и открыла почтовый ящик лишь на обратном пути. И сразу, еще только доставая этот конверт из ящика, почувствовала в нем что-то неладное, какую-то беду и опасность.

Потому что это был не советский конверт.

Это был плотный бежевый конверт явно иностранного происхождения. На нем были две иностранные марки и надпись мелким машинописным шрифтом:

Разглядывая конверт, Неля повернула его и увидела на обратной стороне несколько английских слов:

У Нели разом опустилось сердце, и она испуганно оглянулась по сторонам, догадавшись, что в этом конверте. Быстро, пока в подъезде не появились соседи, пробежав в лифт, она нажала кнопку своего четвертого этажа и только тогда, когда закрылись двери, осторожно вскрыла конверт. В нем был плотный, сложенный втрое лист бумаги. Неля развернула его.

(Сургучная печать, красная ленточка.)

Дверь лифта открылась, Неля быстро, словно она что-то украла, сунула конверт и приглашение под полу кофточки и так юркнула в свою квартиру. Там, перечитав это приглашение еще несколько раз, она спрятала его в шкафу, на самой верхней полке, под своим нижним бельем, и убежала на работу, но весь этот день ее не покидало ощущение какой-то не то кражи, не то вины, словно по одному ее виду все окружающие знали, что она предательница Родины и эмигрантка. И в то же время эти семь строчек приглашения постоянно возникали у нее перед глазами, как магические слова на стене в детской сказке «Аленький цветочек». «Министерство иностранных дел государства Израиль…» — была даже какая-то возвышенная и торжественная, как месса Вивальди, музыка в этих словах. И в эти минуты Неля мысленно улыбалась, потому что за сухими строками четкого шрифта израильского приглашения ей виделись какие-то песчаные холмы и библейские сады древнего Иерусалима и слышалась солнечная, звенящая струна…

Впрочем, она тут же обрывала себя, хмурилась и недоумевала: кто мог прислать им этот вызов? Конечно, она слышала, что уезжающие в Израиль евреи сообщают тамошнему правительству имена и адреса знакомых им советских евреев, и все же — почему этот вызов пришел именно сейчас, когда она всего несколько дней назад впервые заговорила с Иосифом об эмиграции? Словно кто-то подслушал их ночной разговор…

А что, если это не случайность, а мистический знак судьбы? Не зря же в консерватории, в перерыве между уроками, старушка Ребекка Гилель, профессор по классу скрипки, за руку подвела ее к «Доске приказов, объявлений и информации», на которой директор каждый день кнопками прикрепляет свои распоряжения, передовицы «Правды», а также все публикации, посвященные выступлениям выпускников консерватории. На этот раз на доске были прикноплены первые три страницы из свежего номера самого популярного в стране журнала «Огонек», выходящего тиражом более пяти миллионов экземпляров.

— Ты читала? — почему-то вполголоса, чтобы никто, кроме Нели, не слышал, сказала Ребекка. — Почитай! Это ужас!

Все три журнальные страницы занимала статья под названием «Змеиный клубок» с целыми абзацами, подчеркнутыми красным директорским карандашом:

Неля с отвращением отвернулась от доски.

— Ужас! — повторила старуха Гилель — Точно как при Гитлере в тридцать шестом году!

В 1936-м Ребекка Гилель бежала из Германии через Польшу в Россию и с ходу была сослана в Сибирь как немецкая шпионка. Ей было в то время 28 лет, и она была профессором Берлинской консерватории — один к одному, как Неля сегодня. Только в руках у нее не было тогда израильского вызова-приглашения…

Выйдя из консерватории с тяжелым портфелем в руке, Неля дождалась на остановке своего троллейбуса, поднялась в него вмеcте с еще несколькими пассажирами и села в конце салона на единственное свободное сиденье у окна, испытав минутное неудобство оттого, что рядом с ней тут же уселся и заснул какой-то молодой плечистый хмырь, пахнувший чесноком и водкой. Впрочем, Неля ездила в московских троллейбусах и на метро каждый день и давно привыкла не обращать внимания на подобные запахи. Как и остальные пассажиры троллейбуса, которые интеллигентно уткнулись в свежие газеты и журналы. Однако она успела заметить, что как минимум четверо из этих пассажиров держат в руках последний «Огонек», открытый на странице с крупным заголовком «Змеиный клубок».

Чувствуя дискомфорт, словно рядом с ней происходит нечто оскорбительное для ее чести, а она вынуждена молчать, Неля решила отгородиться от всего этого, вытащила из портфеля тоненькую книжечку «Jonathan Levinson Seagull» Ричарда Баха, открыла на закладке и углубилась в чтение. Даже ей, владеющей английским лишь в пределах выпускницы Московской консерватории, книжка эта приносила огромное удовольствие.

— «Садовое кольцо». Следующая остановка — «Зоопарк», — объявил водитель. — Между прочим, вчера в зоопарк новую макаку привезли. Из Эфиопии. Говорят, эфиопские коммунисты Брежневу в подарок прислали. Смешная — умора!

Кто-то из пассажиров встал, пошел вперед, к выходу, а плечистый хмырь, дремавший рядом с Нелей, вдруг заворочался и больно толкнул Нелю в бок.

— Осторожней, пожалуйста, — сказала она.

— Чо? — проснулся хмырь и возмутился во весь голос: — Ах ты, падла жидовская! Читает тут жидовские книжки и еще выступает! Я те щас повыступаю, сука! А ну вали в свой Израиль жидовские книжки читать!

Неля похолодела от оторопи и ужаса.

— Это… это не еврейская книга… — произнесла она слабым голосом.

— Не физди, падла! Чо я, слепой? Разъелись тут на нашем хлебе! Змеи израильские! Давай, курва жидовская, проваливай отседова! — И он вдруг рванул Нелю за плечо с такой силой, что она упала с сиденья. — Катись в свой Израиль книжки читать, блядина!

— Да вы что?! Вы с ума… Я милицию… — бормотала Неля, поднимаясь, а хмырь, распалясь, схватил с сиденья ее портфель, швырнул его вперед по проходу, к двери, и стал толкать Нелю туда же.

— Вали отсюда! Чтоб духом вашим жидовским в наших троллейбусах не пахло! Расчитались тут! Сионисты сраные!