МАКСИМ ГОРЬКИЙ

(1868–1936)

515. Легенда о Марко[521]

В лесу над рекой жила фея,
В реке она часто купалась;
И раз, позабыв осторожность,
В рыбацкие сети попалась.
Ее рыбаки испугались,
Но был с ними юноша Марко;
Схватил он красавицу фею
И стал целовать ее жарко.
А фея, как гибкая ветка,
В могучих руках извивалась,
Да в Марковы очи глядела
И тихо над чем-то смеялась.
Весь день она Марка ласкала;
А как только ночь наступила,
Пропала веселая фея…
У Марка душа загрустила…
И дни ходит Марко, и ночи
В лесу, над рекою Дунаем,
Все ищет, всё стонет: «Где фея?»
А волны смеются: «Не знаем!»
Но он закричал им: «Вы лжете!
Вы сами целуетесь с нею!»
И бросился юноша глупый
В Дунай, чтоб найти свою фею…
Купается фея в Дунае,
Как раньше, до Марка, купалась;
А Марка — уж нету…
                      Но все же
От Марка хоть песня осталась,
А вы на земле проживете,
Как черви слепые живут;
Ни сказок о вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют!
<1895>, 1902

ПРОХОР ГОРОХОВ

(1869–1925)

516. Изменница[522]

Бывало, в дни веселые
Гулял я молодцом,
Не знал тоски-кручинушки
Как вольный удалец.
Любил я деву юную, —
Как цветик хороша,
Тиха и целомудренна,
Румяна, как заря.
Спознался ночкой темною,
Ах! ночка та была,
Июньская волшебная,
Счастлива для меня.
Бывало, вспашешь полосу,
Лошадку уберешь
И мне тропой знакомою
В заветный бор идешь,
Глядишь: моя красавица
Давно уж ждет меня;
Глаза полуоткрытые,
С улыбкой на устах.
Но вот начало осени;
Свиданиям конец,
И деву мою милую
Ласкает уж купец.
Изменница презренная
Лишь кровь во мне зажгла,
Забыла мою хижину,
В хоромы жить ушла.
Живет у черта старого
За клеткой золотой,
Как куколка наряжена,
С распущенной косой.
Просил купца надменного,
Ее чтоб отпустил;
В ногах валялся, кланялся, —
Злодей не уступил.
Вернулся в свою хижину —
Поверьте, одурел,
И всю-то ночь осеннюю
В раздумье просидел.
Созрела мысль злодейская,
Нашел во тьме топор,
Простился с отцом-матерью
И вышел через двор.
Стояла ночка темная,
Вдали журчал ручей,
И дело совершилося:
С тех пор я стал злодей.
Теперь в Сибирь далекую
Угонят молодца
За деву черноокую,
За старого купца.
<1901>

Я. РЕПНИНСКИЙ

517. «Варяг» («Плещут холодные волны…»)[523]

Плещут холодные волны,
Бьются о берег морской…
Носятся чайки над морем,
Крики их полны тоской…
Мечутся белые чайки,
Что-то встревожило их, —
Чу!.. загремели раскаты
Взрывов далеких, глухих.
Там, среди шумного моря,
Вьется Андреевский стяг, —
Бьется с неравною силой
Гордый красавец «Варяг».
Сбита высокая мачта,
Броня пробита на нем,
Борется стойко команда
С морем, с врагом и с огнем.
Пенится Желтое море,
Волны сердито шумят;
С вражьих морских великанов
Выстрелы чаще гремят.
Реже с «Варяга» несется
Ворогу грозный ответ…
«Чайки! снесите отчизне
Русских героев привет…
Миру всему передайте,
Чайки, печальную весть:
В битве врагу мы не сдались —
Пали за русскую честь!..
Мы пред врагом не спустили
Славный Андреевский флаг,
Нет! мы взорвали „Корейца“,
Нами потоплен „Варяг“!»
Видели белые чайки —
Скрылся в волнах богатырь,
Смолкли раскаты орудий,
Стихла далекая ширь…
Плещут холодные волны,
Бьются о берег морской,
Чайки на запад несутся,
Крики их полны тоской…
1904

ГЛАФИРА ГАЛИНА

(1873–1942?)

518. Бур и его сыновья[524]

Да, час настал, тяжелый час
        Для родины моей…
Молитесь, женщины, за нас,
        За наших сыновей!..
Мои готовы все в поход, —
        Их десять у меня!..
Простился старший сын с женой
        Поплакал с ним и я…
Троих невесты будут ждать —
        Господь, помилуй их!..
Идёт с улыбкой умирать
        Пятёрка остальных.
Мой младший сын… Тринадцать
        Исполнилось ему.
Решил я твёрдо: «Нет и нет —
        Мальчишку не возьму!..»
Но он, нахмурясь, отвечал:
        «Отец, пойду и я!..
Пускай я слаб, пускай я мал —
        Верна рука моя…
Отец, не будешь ты краснеть
        За мальчика в бою —
С тобой сумею умереть
        За родину свою!..»
Да, час настал, тяжелый час
        Для родины моей…
Молитесь, женщины, за нас,
        За наших сыновей!
1899
вернуться

521

Из сказки «О маленькой фее и молодом чабане». Музыка Спендиарова («Рыбак и фея», баллада, 1903), Волкова-Давыдова (мелодекламация, 1907), Базилевского («Фея», 1907), Туренкова («Фея», 1917), неизвестных авторов. Вошла в репертуар А. Вертинского с его же музыкой (мелодекламация).

вернуться

522

При пении изменено, строфы 2, 3, 8 опускают, первую строку обычно поют так: «Бывали дни веселые…». В Сибири исполняют как «тюремную». Музыка Штольца.

вернуться

523

Музыка Богородицкого (1904), Беневского (хор, 1904). В процессе песенной жизни мелодия изменена (вместо двухдольного, маршевого ритма — трехдольный, вальсовый). Известность приобрели обработки Свешникова и Ан. Александрова. Напев варьируется.

вернуться

524

Стихотворение — отклик на англо-бурскую войну 1899–1902 гг. Стало особенно популярным в годы первой русской революции. Для пения переработано.