— Несколько ночей подряд мы с наступлением темноты приезжали в Михайлов монастырь, — продолжал рассказывать Зигги, — оставляли там лошадей и шли в пещеру караулить, когда же объявится Адельгейда. И вот, наконец, сегодня наши ожидания завершились. Едва лишь у входа появилась фигура в женском платье, как Гильдерик бросился к ней, раскрыв объятия и восклицая ничуть не фальшивя: «Дорогая моя Адельгейда! Сколько черных дней прошло с тех пор, как мы в последний раз насладились с тобою любовью!» Не успел он этого сказать, как раздался этакий деревянный стук, Гильдерик взвыл, и мы все увидели, как Адельгейда осыпает его ударами дубинки. «Хватайте ее! — закричал император. — Как бы то ни было, хватайте ее!» Клотар и Удальрих бросились к Адельгейде, и тут только выяснилось, что это не Адельгейда, потому что из-под накидки, закрывающей лицо, прозвучал отчетливый мужской голос: «Каждому, кто приблизится, размозжу череп!» А тут и вы ввалились. Что было дальше, видели сами. Никогда еще мне не приходилось видеть такого жуткого побоища. Мне казалось, что мы в аду, и демоны борются с демонами. Жаль, я сразу не крикнул, что здесь император. Быть может, тогда бы Гильдерик и Клотар остались в живых.

— Да, жаль, что они ушли от ответов на некоторый вопросы, — задумчиво произнес Годфруа.

Тем временем мы уже подъехали к пфальцу, у ворот которого нас ожидало несколько человек. Впереди всех возвышалась стройная фигура красивого юноши с такими же длинными волосами, как у Генриха. Я сразу узнал сына императора, коронованного в позапрошлом году короля Германии, Конрада, которого видел единственный раз на бракосочетании в Кельне.

Первым к нему подошел Годфруа. Он давно дружил с Конрадом, с детства. Они обнялись, после чего Годфруа представил своему другу всех нас, причем неожиданно назвал Зигги новым членом гвардии императрицы. Впрочем, Зигги был симпатичным малым, и никто из нас не стал бы возражать, если бы он стал девятым рыцарем Адельгейды.

— Я приехал сообщить одну весьма важную новость, — сказал Конрад. — Молодой Вельф все-таки женился на Матильде.

— Не может быть! — воскликнул Годфруа.

— Боже, это война, — простонал Дигмар, всем своим видом показывая, что после ранения в плечо ему меньше всех хочется войны.

— Война или не война — это еще бабушка надвое сказала, — высказал свое мнение молодой Люксембург.

— А по-моему, все же, война, и это очень хорошо. Надоело постоянно ждать чего-то настоящего, — сказал Иоганн. — Этак мой Медуларис и впрямь начнет истреблять мирных жителей типа Дигмара Лонгериха.

Новость и впрямь была очень серьезная. Заключив союз с властителями западных и восточных германских земель, Генрих теперь больше всего рассчитывал на то, что ему удастся, наконец, найти надежный оплот и на юге Германии. Вот уже почти двадцать лет назад он отдал швабскому герцогу Вельфу герцогство Баварию и мог теперь надеяться на благодарность. Сей союз обеспечивал бы ему надежную гарантию на то, что можно спокойно начинать войну с папой Урбаном. Владения Вельфа были богаты и непомерно огромны. Они простирались от границы с Бургундией через всю Швабию и Баварию до Коринтии на востоке, а на юге прихватывали еще и Веронскую марку, которую в свое время приобрел Вельф III. Нынешний Вельф поначалу звался Вельфом Четвертым, но получив Баварию, стал носить имя Вельфа I Баварского. Однако чувство благодарности недолго сохранялось в его душе, очень скоро он встал на сторону папы и вместе с папой осуждал Генриха за различные приписываемые ему дерзости и неистовства, а когда Григорий VII провозгласил низложение Генриха, Вельф и это признал. Потом была Каносса, где в замке маркграфини Тосканской, Матильды, при ее деятельном участии состоялись переговоры между Генрихом и Григорием, на которые император явился в рубище, раскаялся и получил полное прощение папы. Но вражда с Григорием затихла ненадолго. Как только охватившая Германию гражданская война поставила под угрозу императорский титул Генриха, папа вновь отлучил его. Тогда-то и проявился полководческий гений Генриха. Император вступил в Италию, взял Рим и был коронован новым папой, Климентом III, которого враги окрестили антипапой в противоположность новому папе Виктору, а затем Отто Шатийонскому, ставшему папой Урбаном II. Восстановив мир в Германии, Генрих рассчитывал в ближайшем будущем начать войну против Урбана. Для этого ему нужен был союзник в лице Вельфа. Но в последнее время стали ходить слухи, что начавший было склоняться к Генриху Вельф задумал женить своего сына и наследника, семнадцатилетнего Вельфа, на тридцатитрехлетней Матильде Тосканской. Ясное дело, Вельфы, как отпрыски соратника Карла Великого, Варина Альторфского, надеялись со временем, расширив свои и без того уже огромные владения, вступить в борьбу за императорскую власть. И вот, Христофор Конрад приехал с известием о том, что этот брак все же свершился. Все мы ненадолго забыли о недавно пережитом происшествии и хмуро размышляли, каких последствий нужно ожидать. Мне почему-то казалось, что все как-нибудь обойдется, а если война, то что же, я готов воевать.

— Значит, все-таки женили козленка на старой козе, — заметил Зигги.

— Вот уж точно, что на старой и упрямой козе, — рассмеялся Иоганн Кальтенбах. — Это ты прямо в точку попал, Зигги.

— Нам немедленно нужно видеть императрицу, — хмуро заметил Димитрий, не проронивший ни слова за всю нашу ночную вылазку.

— Я только что приехал и ничего не знаю, как у вас тут идут дела, но Адельгейда ждет вас в Большой гостиной, — сообщил Конрад. — Ступайте туда, а я дождусь здесь отца и приведу его тотчас, как только он появится.

Мы, не мешкая, отправились в Большую гостиную, где застали императрицу возле камина, в котором слабо горели несколько поленьев.

— Вот ваше платье, государыня, — сказал Адальберт и первым рассказал все, что произошло в пещере. Затем каждый по очереди принялся добавлять свои впечатления, лишь я молчал, пристально вглядываясь в лицо Евпраксии и не понимая, как могла она предпочесть Гильдерика императору… «Предпочесть Гильдерика мне», — поправлял меня мой внутренний голос. Когда Адальберт сообщил ей о гибели Шварцмоора и Кюц-Фортуны, она вскрикнула, но мне показалось, что не так, как должны вскрикивать женщины, узнавшие о гибели своего возлюбленного. Но если она столько времени умела скрывать свои чувства к Гильдерику, почему бы ей и теперь не проявить свое актерское дарование? Узнав, что Гильдерика убил я, она посмотрела на меня с состраданием, но не с ненавистью, которой следовало бы ожидать, испытывай она сильное чувство к убитому. Мысли мои запутались.

Я так и не успел поделиться собственными впечатлениями, поскольку в гостиную вошел император. Следом за ним шел Конрад, за Конрадом — Гартвиг, Рупрехт, Удальрих, и еще трое рыцарей — Груланд фон Штиир, Гильдебрант Лоцвайб и Фридрих Левенгрубе.

— Надеюсь, вы уже знаете, что ваш любовник убит, — обращаясь к супруге, произнес император. — Соболезновать вам по этому поводу не имею желания.

Гордый блеск зажегся в глазах Евпраксии. Она молча встала и с некоторой усмешкой смотрела на своего мужа, и я так и не мог понять, что сквозит в этой гордой усмешке — оскорбленность или вызов.

— Как посмели вы дерзнуть! — продолжал Генрих. — Как могли вы думать о любовнике, нося под сердцем плод моей любви? Ведь и двух месяцев не прошло с тех пор, как мы бракосочетались! Как может быть такая распущенность! Извольте отвечать!

— Я не понимаю вас, Генрих, — тихо, но четко промолвила императрица.

— Не понимаете? — усмехнулся Генрих. — Ну что ж. Объясняю вам: вы обвиняетесь мною и всеми свидетелями в нарушении супружеского долга. Я приказываю взять вас под стражу. Годфруа Буйонский, Людвиг фон Зегенгейм, прошу вас исполнить мой приказ.

Я начал медленно набирать в легкие воздух, обдумывая ответ, но Годфруа опередил меня:

— Мы называемся рыцарями Адельгейды, государь, и не можем брать под стражу свою госпожу.