Довольный смотром своего войска, Лорн повернулся навстречу Дарилю. Тот нес ведро с краской, в которое была погружена кисть, и большой кусок толстого картона под мышкой.

— Ты готов? — спросил Лорн.

— Да, господин.

— Будь внимателен и не отходи от нас далеко, ладно? И если дела пойдут плохо, укройся в приюте.

— Понял.

— Я обещал Сибеллюсу, что с тобой ничего не случится, если я приму тебя на службу. Не сделай из меня лжеца.

Они сели верхом на превосходных боевых коней, которых прислал Алан, и поехали по опущенному подъемному мосту. Лорн открывал процессию, Дариль пешим ходом замыкал ее, держась чуть поодаль. Впрочем, его почти никто не замечал. Все внимание было приковано к Лорну и эскорту черных всадников.

Доспехи и строгие лица тех, кто носил их, производили желаемый эффект.

Когда они прибыли на место, в Вязовый сквер, перед приютом отца Эльдрэма уже собралось много народу. В основном это были жители квартала, до которых дошли кое-какие слухи. Кроме того, сюда пришел Андара с добрым десятком милиционеров. Они стояли в стороне, в тени под деревьями, которым сквер был обязан своим названием.

Лорн спешился и постучался в дверь приюта.

Ожидая, пока ему откроют, он повернулся к толпе и спросил себя: многие ли из этих людей, смотревших на него, пришли, чтобы показать, на чьей они стороне? Или же просто хотели увидеть новый акт представления, которое вполне могло стать трагедией? Количество столкновений между обитателями Черной башни и милицией за последние дни возросло, и люди не задавались вопросом, собирается ли Андара нанести ответный удар. Когда и как он сделает это — вот о чем они гадали.

Люди Лорна осознавали, какую опасность навлекают на себя и на приют, и потому ни на миг не теряли бдительности. Оставаясь в седле, Дуэйн, Эриад и Логан охраняли подступы к крыльцу. Йерас стоял на лестнице и медленным взглядом обводил толпу, держа в руках готовый к стрельбе арбалет. Сосредоточенные Лайам и Ваард находились по обе стороны от Лорна.

Дверь открылась, и на пороге появился отец Эльдрэм, а за ним — монахиня, на руку которой опирался Кадфельд. Несмотря на все лечение, несмотря на то что с нападения уже прошло немало времени, старый книготорговец по-прежнему выглядел неважно. Его лицо было все в шрамах, и он двигался мелкими шажками, опираясь на палку. Он казался ужасно хрупким, и у каждого, кто видел его, сжалось сердце.

Глядя на собравшихся, Кадфельд в нерешительности замер на крыльце, словно ослепленный ярким солнцем.

Неожиданно в полной тишине кто-то захлопал в ладоши.

Потом еще кто-то.

Потом третий, четвертый, пятый.

Люди заметили, что милиционеры молчат и не двигаются с места, и стали аплодировать громче, радостнее и увереннее. Безусловно, овации предназначались Кадфельду. В то же время это было проявление вольнолюбия, начало мятежа. Хлопали не все, но те, кто решился на это, поздравляли друг друга и самих себя с тем, что осмелились выразить свое мнение, и, гордясь этой вновь обретенной отвагой, своим поведением бросали милиции вызов.

И Лорн, и Андара прекрасно понимали это.

Стоя на крыльце, Лорн обменялся с главой милиционеров долгим взглядом поверх шумной толпы, которая разделяла их. Андара не видел глаз Лорна. Только два темных прямоугольника, отражавших солнечный свет. Тем не менее глава милиции не сомневался, что глаза противника смотрели на него дерзко. Он сжал челюсти и кулаки, стараясь казаться спокойным.

Не сводя глаз с Андары, Лорн склонился к отцу Эльдрэму:

— Вы не передумали, отец?

— Нет.

— Вы еще можете отказаться.

— Я знаю. Приступайте.

Тогда Лорн подал знак Дарилю, ожидавшему у подножия лестницы. Подросток взошел на крыльцо, встал рядом с Лорном и священником и приложил к двери картонный щит-трафарет, который принес из башни. В несколько движений кисти, обмакнутой в черную краску, он перенес изображение на дверь.

Толпа замерла в ожидании и вскоре увидела рисунок, стекавший по дверному полотну: две перекрещенные шпаги. Символ, смысл которого был очевиден.

Отныне Ониксовая гвардия защищала этот дом и тех, кто в нем жил.

Лорн развел руки в стороны, призывая всех к вниманию.

— Жители Красных Мостовых! Я Лорн Аскариан, Первый рыцарь королевства. С этого дня, именем Верховного короля и в силу тех полномочий, которыми он наделил меня, предлагаю вам защиту Ониксовой гвардии! Если вы нуждаетесь в ней, вам достаточно лишь начертить эту эмблему на своей двери! Эти шпаги — наши! Они защитят вас, и если кто-то считает иначе, приглашаю его поспорить со мной!

По толпе пробежала дрожь.

Все повернулись в сторону Андары и принялись вытягивать шеи, привставать на цыпочки, чтобы увидеть, как он отреагирует.

Глава милиции ничего не ответил Лорну. В его глазах сверкал гнев. Затем он сухо отдал приказ своим подчиненным и пошел прочь. Милиционеры последовали за ним.

Не веря своим глазам, собравшиеся смотрели, как уходит Андара, а затем разразились криками ликования. Послышались восклицания, одобрительные возгласы, смех и поздравления.

— Вот, — с мрачным видом сказал Лорн. — Война объявлена.

— Я надеюсь, вы знаете, что делаете, сын мой.

— Андара не осмелится убить меня. А вот вы будьте осторожны, отец. За вас он как раз может взяться.

— Единственный защищает меня.

В очередной раз Лорн спросил себя, сколько подлинного мужества и слепой веры было в той непоколебимой уверенности, с которой черный священник смотрел в лицо опасности.

— Вы тоже не обольщайтесь, — продолжил отец Эльдрэм. — Да, сейчас эти люди аплодируют и радуются. Их много, и они чувствуют себя сильными. Момент торжества опьяняет их. Он делает их беззаботными и потому смелыми. Но вскоре они разойдутся по домам. Останутся одни. И задумаются. Они поймут, что могут потерять, и вновь испугаются. Они скажут себе, что вы не сумеете защитить их всех, и будут правы.

Лорн молчал. Священник повернулся к нему:

— Вы так не считаете?

— Не бывает войны без жертв, отец мой.

Он произнес эти слова так тихо, что отец Эльдрэм переспросил:

— Что вы говорите?

— Вы правы, отец. Я не могу защитить всех этих людей от милиции. Ни их семьи. Ни их дома. Ни их лавки.

— Кому-то из них придется поплатиться за свою отвагу уже сегодня.

— Да. Рано или поздно Андара отомстит за унижение, которому он только что подвергся.

Сдерживая зарождающийся гнев, черный священник уставился на Лорна, который смотрел на толпу.

— И вы говорите об этом так спокойно?

— Это неизбежно. Так что я принимаю это.

— Вы принимаете это, причем это не требует от вас никаких усилий, — упрекнул Лорна священник. — И тем хуже, если невиновные будут вынуждены платить за ваши амбиции. Нет ничего важнее Черной башни, да? Так по-вашему?

Лорну пришлось приложить усилие, чтобы не вспылить. Он сделал глубокий медленный вдох и, помолчав, произнес:

— Священники, черные священники вроде вас, однажды прибыли в Далрот. Они много молились и исповедали заключенных. Я помню одного из них. Старый человек, капеллан. Он сопровождал армии в военных походах и не понаслышке знал обо всех ужасах мира. Так вот, когда он предложил мне покаяться в своих грехах, я сказал ему, что самые отъявленные грешники в Далроте не заключенные, чего бы они там ни натворили. Потому что то, чему я подвергался там на днями и ночами… Я не заслужил этого, отец. И знаете ли вы, что этот старый священник ответил мне?

— Нет.

— Он ответил, что страдания и несчастья, которые выпадают на нашу долю в этом мире, ничего не значат. И единственное, что имеет значение, это спасение моей вечной души.

Лорн замолчал.

— И… И что? — не понял отец Эльдрэм.

— Занимайтесь их душами, — сказал Лорн, кивком указывая на толпу. И, повернувшись к священнику, он немного опустил свои очки, чтобы отец Эльдрэм увидел ледяной огонь, пламенеющий в его разноцветных глазах. — Занимайтесь их вечными душами.