Послы по очереди приближались к помосту с открытыми на последней странице межгосударственными соглашениями в новой редакции. Документ размещали на пюпитр перед королевой, она расписывалась на нем: «Селиан, королева Верховного королевства» — и прикладывала свою печать. Тотчас после этого на странице ставился оттиск печати Верховного королевства. Не хватало лишь черной восковой печати Верховного короля.

Но это нисколько не заботило королеву.

Несмотря на высокомерие и холодность, которые ей никогда не удавалось полностью скрыть, Селиан сияла от счастья и одаривала каждого посланника добрым словом, комплиментом или улыбкой. Слева от нее пустовал трон короля. Справа тоже находилось пустое место, предназначенное принцу-дракону, который должен был вскоре появиться. В результате она находилась в центре внимания, гордо восседая между этими тронами, в короне и платье с низким вырезом, которое облегало ее узкую талию, делало ее осанку величавой и приподнимало ее белую грудь.

Она была красива и наслаждалась своим триумфом.

На фоне королевы принц Ирдэль казался бесцветным и безжизненным. Он был сдержан и строг, на лице его читалось беспокойство. Что касается принца Альдерана, все заметили, что он выглядит плохо. Принц старался бодриться и держаться сообразно своему положению, торжественно улыбаясь, однако взгляд его то и дело становился отрешенным. Среди иностранных послов и высокопоставленных лиц начались недоуменные перешептывания. Неужели Алан осуждал договор с Иргаэрдом? Или у него были другие причины не разделять радость своей матери? Он отсутствовал при дворе больше двух лет, в течение которых путешествовал и получал образование. Какую роль он собирался играть в Верховном королевстве? И какие отношения связывали его с Первым рыцарем?

Лорн стоял навытяжку позади пустого трона Верховного короля, словно запрещая кому бы то ни было садиться на этот трон. Перстень, украшавший его безымянный палец, давал ему право самому занять трон на время церемонии. Но он сообщил Эстеверису, что предпочитает не делать этого. Министр увидел в этом жест примирения; королева обрадовалась, что, кроме нее и принцев, в передней части помоста не будет никого. Кое-кто, конечно, расценит пустой трон как знак неодобрения королем грядущего события, но долго ли публика будет помнить об этом?

Она не ошиблась.

Поначалу все взгляды с интересом устремились к Лорну, однако он тотчас зашел за трон и замер там. Вскоре все забыли о нем. Зрители смотрели исключительно на величественную королеву, послов и других дипломатов.

Участник церемонии, чьего появления ждали все собравшиеся, еще не прибыл. Принц-дракон сошел с борта флагманского корабля Иргаэрда этим утром, закутанный в просторный черно-красный плащ, капюшон которого полностью скрывал его лицо. В сопровождении многочисленного эскорта он направился прямо в донжон Малого замка и заперся в отведенных ему покоях, перед которыми тотчас выставил надежную охрану.

Знали только его имя: Лаэдрас. Говорили, что он был «Третьим Принцем-драконом», не вполне понимая, что именно это означает. Никто не видел его, и все с нетерпением и тревогой ожидали этой встречи, которая должна была хоть немного прояснить, какова доля правды, слухов и легенд в рассказах о таинственном принце.

Когда трубачи и барабанщики возвестили о его прибытии, воцарилось абсолютное молчание, и делегация Иргаэрда вступила в роскошно убранный зал.

Огромные двери распахнулись, и в зал вошел один-единственный человек.

Лаэдрас оказался высоким, стройным, мускулистым и широкоплечим. На вид ему было лет тридцать или даже меньше, между тем он прожил на свете уже целый век. Он облачился в одежду черного и красного цветов — цветов Иргаэрда. Он носил сапоги и перчатки из тонкой кожи, с плеч свисал плащ, грудь украшала чеканная кираса. Длинные рыжие волосы ниспадали ему на спину. Принц имел красивый и представительный облик. Он шел уверенной и размеренной поступью.

Он производил невероятное впечатление.

Как правило, если кто-то из людей встречал принца-дракона, то эта первая встреча оказывалась последней: отпрыски Орсак-ир редко появлялись вне Иргаэрда. Если они покидали пределы своей страны, то делали это только по важным военным поводам.

Вслед за Лаэдрасом в парадный зал вступили четверо вооруженных копьями драков, чьи доспехи были такими же черными и блестящими, как их чешуя. За ними следовала дюжина людей, которые на продетых через кольца шестах несли два огромных эбеновых сундука, украшенных резьбой и инкрустированных рубинами. Далее, спрятав руки в рукава, в ряд по трое шагали священники в черно-алых сутанах и черных скуфьях, плотно обхватывавших их бритые черепа. Замыкали шествие еще четверо копейщиков, на этот раз людей. Они ехали верхом на гигантских ящерицах в попонах; раздвоенные языки ящериц рассекали воздух, словно хлысты.

Глядя на иргаэрдскую делегацию, присутствовавшие испытали дрожь. Дрожь страха и возбуждения, подобную той, которую уязвимый и безоружный человек ощущает в присутствии смертоносного хищника. Королева поднялась с трона, стараясь казаться увереннее, чем чувствовала себя на самом деле. Принцы замерли.

Лицо Лорна, стоявшего позади них, не выражало никаких эмоций, однако Лорн безошибочно ощутил то, о чем все остальные могли только догадываться: присутствие Тьмы. Отголоски прошлого, такие знакомые и пугающие одновременно, пробудились в его душе; каменная печать на левой руке зазудела. В жилах принца-дракона текла кровь его матери — Черной гидры. Умный и жестокий, он был порождением Тьмы, причем одним из наиболее страшных и грозных.

Королева смутилась и взволновалась, когда Лаэдрас, поприветствовав ее, выпрямился и устремил на нее гипнотический взгляд своих глаз с вертикальными зрачками. Один из священников отделился от остальных и зашагал к помосту; полы его сутаны шуршали, задевая толстый ковер. Воцарившуюся тишину нарушало лишь свистящее дыхание ящериц-воинов. Священник помолчал, а затем перевел на общеимелорийскиий язык речь, произнесенную принцем-драконом на высокоиргаэрдском языке, на котором говорили только при дворе Черной гидры. Этот мелодичный и ритмичный язык брал начало от языка драконов и в первую очередь использовался для заклинаний.

Лорн пропустил мимо ушей выступление принца-дракона и ответ королевы. Их заявления можно было оставить без перевода. Все, кто присутствовал на приеме чрезвычайного посла, уже слышали их. Кроме того, эти речи составили и утвердили заранее. Тексты выверили вплоть до последней запятой. Каждый играл свою роль согласно сценарию, созданному по итогам продолжительных обсуждений и продуманному до мелочей.

Не слушая Лаэдраса, Лорн внимательно рассматривал его. Он тоже встречал принца-дракона впервые и сейчас размышлял над тем, каков истинный облик этого необычного создания. Было ли человеческое воплощение наиболее естественным и привычным для него? Или Лаэдрас предпочитал облик дракона, тот самый, который он принимал, когда ему требовались смертоносные силы Черной гидры? Даже сейчас эти силы излучались им, точно ледяная аура. Что же происходило, когда они возрастали и обращались против врага? Если верить Хронике, даже самые отчаянные смельчаки цепенели от страха и никогда не выживали в схватке с ним.

Принц-дракон знаком велел носильщикам приблизиться. Те поставили оба сундука перед королевой и принцами, убрали носилки, на которых принесли сундуки, и молча отступили. Лаэдрас сделал другой знак, и к помосту подошли четверо священников. Они отперли тяжелые замки сундуков, но не поднимали крышки, ожидая, пока принц-дракон через своего переводчика скажет об удовлетворении, с которым Иргаэрд оплачивает «давний долг чести» в знак доброй воли и дружбы.

Этими словами представитель Иргаэрда подчеркивал, что его страна не покупает Ангборн. Нет, она всего лишь уплачивает военную дань, как того требует договор, подписанный после завоевания Вольных городов. Таким образом, Верховное королевство не продавало свой город, а Иргаэрд не покупал его.