Обратный отсчет от трех, и… Люба решилась:

— Тамара Петровна, на самом деле вы очень удачно приехали. Мы… — она сжала в руке обмакнутую в горчицу губку. Выключила воду, чтоб шум не мешал собраться с мыслями, и поправилась: — Я и Сергей хотим сообщить вам кое-что важное…

— Не начинай, — в голосе мужчины прозвенел металл. И холод, от которого по телу Любови пробежали волны неприятных мурашек.

— Та-ак, — свекровь перевела взгляд с невестки на сына и обратно. — Я вся внимание!

— Мы разводимся.

— Че-его?!

В тот же миг за спиной что-то грохотнуло, — вероятно, перевернутый стол, — следом раздался звон бьющихся чашек и еще какой-то непонятный шум, от которых сердце оборвалось, упало куда-то в пятки. Но не успела Любовь и вздрогнуть, как на запястье сомкнулись в стальной хватке пальцы Сергея. Настолько крепкой, что ее кисть разжалась сама, роняя тарелку в раковину.

Резкий рывок, вспыхивающий ослепляющим пятном перед глазами, отдающий дикой болью во всей руке, и вот уже Любовь приперта к стене. Спина и локоть больно ударяются о твердую поверхность, а сжимавшие руку пальцы перемещаются, ложатся удавкой на горло.

— Ненавижу тебя… — пророкотал не своим голосом Сергей, занося широкую, привычную к тяжелой работе ладонь для удара.

А в следующую секунду произошло то, чего не ожидал ни он, ни, тем более, Любовь: свекровь встала перед сыном, протискиваясь между ними и загораживая собой невестку.

— Начали за здравие, а кончили за упокой, — взволнованно выдохнула она, внимательно глядя на сына. — Когда ты успел так поменяться, сынок? Откуда в тебе столько злости, как будто бес в тебя вселился… Ты становишься похож на покойного отца, царство ему небесное.

— Мама, отойди, — проговорил он уже менее уверенно.

— Только через мой труп! — Они помолчали, упорно глядя друг на друга и не желая отступать. А потом Тамара Петровна сказала такое, от чего Любовь не могла определиться: то ли ей в ножки поклониться, то ли плюнуть обоим в лицо и уйти: — Зачем тебе марать об нее руки? Ну сыночек, подумай сам, хорошо подумай: надо ли оно тебе? Было б еще из-за кого сидеть…

При слове «сидеть» вздрогнул даже Сергей. Повисел над ними каменной глыбой, тяжело и шумно дыша и, видимо переваривая слова матери. А потом просто развернулся и молча покинул кухню. И, судя по щелкнувшей в прихожей двери — не только ее.

— Куда это он, на ночь глядя? — спохватилась мать.

Люба шмыгнула носом, оглядывая творящийся в кухне беспорядок и пожала плечами:

— Не знаю, — присев, она принялась собирать осколки дорогого сервиза. — Скорее всего, пошел ночевать в автосервисе. Ему вроде как хозяин разрешает…

«Боже, какого хрена?!» — горло сдавил невидимый ком, а взгляд затуманила пелена слез, мешая разглядеть мелкие осколки.

— И часто с ним такое? — свекровь заставила ее подняться и ощупала предплечье Любы. Вытащив из морозилки фарш, приложила через кухонное полотенце и усадила невестку на диван. — Ты не хнычь, ничего особенного, до свадьбы заживет… Ой! — тут же спохватилась она. — совсем уже одурела от ваших разборок, что всякую чепуху несу…

— Часто… — усмехнулась Любовь, отстраненно.

— Ууу… Надо тебе за него браться основательно, перевоспитывать с помощью наших женских хитростей… Мужикам ведь что нужно? Чтоб их слово в доме главнее было. А женщинам на то природа и дала хитрость, чтобы и мужчин не расстраивать, и в свою выгоду дела крутить… Но ты не переживай сильно, вот увидишь: ребеночка родите, так и Сережка исправится, выкинет эту свою дурь из головы… И вообще, радуйся: если мужик бьет — значит, любит! — с гордостью и, явно со знанием дела просветила свекровь.

Рука еще побаливала, и даже припухла слегка в области запястья, только Люба не могла сидеть, сложа руки и ждать, что же будет дальше. В любом случае, прибраться в кухне так уж точно не помешало бы…

— Что делать-то теперь собираешься? — полюбопытствовала Тамара Петровна, помогая Любе прибираться.

— Закончу с уборкой и свалю в туман, — зло отчеканила та.

— Даже и не думай! Ты на время глядела? Куда в такой час пойдешь? Не нужно решать вот так сгоряча, жалеть потом будешь.

— Тамара Петровна, я вас уверяю: жалеть мне точно не о чем. И можете не тратить время на отговаривания — не поможет: я уже все решила.

— Да что же я — не человек, что ли, — устало вздохнула свекровь, бросая полотенце и опираясь о столешницу. — Иди, я не вправе тебя держать, да и грех на душу брать не охота… Но хоть на ночь останься — куда в такую темень-то одна пойдешь?

Люба проснулась, ни свет, ни заря. Огляделась, и вздохнула облегченно, когда вспомнила, что спать вчера оставалась на кухонном мини-диване. Шея и спина затекли, в затылке нещадно пульсировало, но женщина ни о чем не жалела. В любом случае, много лучше, чем, переступая через себя, лечь в общую с чужим монстром постель.

Не горя желанием находиться в не самой приятной ей компании свекрови, Люба быстро собралась и, даже не позавтракав, вышла из дома. На подходе к аптеке — дома обезболивающего не нашлось, — затренькал телефон. Номер на экране не был подписан, в целях какой-никакой конспирации от домашнего тирана, но Люба знала, кому он принадлежит.

— Доброе утро, солнце, — заспанный голос на том конце провода заставил улыбнуться и вспомнить: она не одна.

— Привет, любимый, — даже поразительно, насколько просто оказалось выговорить это. Насколько стало легко и светло на душе. В один миг с плеч будто свалилась тяжесть минувших лет и выветрились из памяти воспоминания о вчерашнем «семейном» ужине. Да, она сказала это любимому мужчине, и мир не перевернулся с ног на голову, не вымерло все живое… И даже головная боль совершенно чудеснейшим образом начала куда-то испаряться.

«Любимый», — повторила она мысленно, закусывая в волнении губу. Как давно у нее не было повода произнести это вслух. Как давно ей, оказывается, некому было сказать простое теплое слово. И не от кого услышать такой же ответ…

Узнав, где она находится, Валя условился встретиться на «их» месте. И уже через какие-то двадцать минут они сидели в кофейне, за столиком в углу. Мужчина грел ее руки и кормил ягодным пирогом, а потом осторожно слизывал с желанных губ ежевичный джем, то и дело углубляя поцелуи.

— А ты чего так рано сегодня? — Любовь погладила оттененную легкой щетиной щеку и заглянула в покрасневшие от недосыпа, но такие родные глаза.

— В гостинице особо делать нечего, — Валентин чуть нахмурился и улыбнулся, — вот решил пораньше на работу поехать.

— Где? — сознание зацепилось за одно-единственное слово.

— Я от Лены съехал позавчера, — мужчина глотнул кофе, — поселился в гостинице. Временно, разумеется, пока квартиру не найду. Тебе звонить не стал, а то мало ли… — он сжал зубы, досадуя внутренне, что все-таки послушал Любу, которая просила не приходить, — иначе мордобой был гарантирован, — а дать ей возможность поговорить с Сергеем и решить вопрос полюбовно.

— Получается, уже поговорили о разводе? И что она?

— Да ничего особенного, кроме как поддакиваний словам тещи я от нее не слышал… А ты уже поговорила? Или может, вместе поедем сегодня?

— Вчера во второй раз подняла разговор, и опять скандал… — Люба подняла на мужчину опечаленный взгляд: — Вот скажи: зачем я ему? Ну не любит же, — это действительно так, — тогда какого черта?.. Я не понимаю…

— Ну как же. Где он еще найдет такой наивный самоотверженный цветочек, который бы тянул работу и быт, в то время как он сам гуляет с чужими женами, — несмотря на внешнее спокойствие, слова прозвучали зло. Они помолчали какое-то время. — Ты вот что: собирай вещи и переезжай ко мне.

— Вещи я еще вчера собрала, самое необходимое, — хмыкнула она. — Все думала, куда бежать, в случае очередного скандала… Хотела к коллеге попроситься, пока жилье не найду… Но в гостиницу?

— Это только временно, пока квартиру не найдем, — Валя щелкнул ее легонько по носу и поцеловал в лоб. — Так что план таков: сегодня после работы едем забирать твои вещи. И никакие сомнения, а тем более возражения на этот счет больше не принимаются!