Совесть! Это ж надо додуматься! Совесть! С душой Рич уже разобрался — она была продана через два дня после вселения богу Смерти за неплохую цену — иммунитет к чарам вампиров. Избавившись от ненужного придатка, Рич воспрянул духом и с удвоенной энергией взялся за выселение Совести. И тут его ждало разочарование — жгучее, невыносимое. Его, великого колдуна, знаний не хватало на то, чтобы создать нужное заклинание.
«Ты руками‑то не очень размахивай, чай не дровосек, дерево рубить кулаками», — проворчала Совесть, чем выбесила колдуна еще больше. Он зарычал, как оборотень на вампира, ощерив зубы, и отшвырнул драгоценный фолиант, который до этого листал. Книга впечаталась в стену и шлепнулась на пол, Рич тупо проследил взглядом ее путь и обеими руками схватился за голову.
Это надо прекращать и немедленно! Невыносимо, немыслимо, неслыханно! Он не может справиться с наглой выскочкой, не имеющей даже физической оболочки. Где это видано? Да собратья, узнай они об этом, на смех поднимут, всерьез воспринимать перестанут, если он не сможет справиться с подобной мелочевкой.
«Звонят, дядя! Иди, дверь открой, а то стоишь как истукан. Поплохело, что ли?» — протрубил в голове голос. Рич дернулся и осознал, что дверной звонок и впрямь заливается соловьем. Встревоженным, нервным соловьем.
Встряхнувшись, как собака после купания, колдун пошел открывать.
На пороге стоял его коллега по университету, а по совместительству начальство — Мирослав. Не бог весть какой колдун, но подхалим и кляузник знатный, просто профессиональный, можно сказать. Его жалобы на всех и вся являлись шедеврами эпистолярного жанра и позиционировались как образец для подражания, а то, что он везде появлялся с печатным экземпляром Правил Университета под мышкой, стало притчей во языцех. В общем, тот еще субчик. Ни одно событие не могло иметь место, если о нем не знал Петров Мирослав Евгеньевич. Точнее, Петровым Мирослав Евгеньевич был в безоблачном детстве, а возмужав и осознав свое высшее предназначение — искоренять порок и насаждать… увы не добродетель, а всего лишь неукоснительное соблюдение всевозможных правил, без которых, по его мнению, не может существовать ни одни приличный живой (при этом надо справедливости ради отметить, что и сам он следовал правилам всегда и во всём, хотя порой этой доставляло массу неудобств как ему, так и окружающим) — так вот, осознав все вышесказанное, он поменял унылую фамилию «Петров» на звучную и сочную «Победоносцев». На тот момент Мирославу было лет восемнадцать, и он наивно полагал, что таким образом раз и навсегда избавится от «теней прошлого», по его же собственным словам, и вступит в светлое и перспективное будущее, символом которого являлась новая фамилия. А что? По — бе — до — нос — цев! Звучит!
Увы и ах. Сведения об этом факте попали в университетские кулуары — как, он не знал, но так или иначе все, включая ректора, звали его именно Петров, может, из вредности, может, посмеяться хотелось при взгляде на гневно краснеющую физиономию Мирослава, а может, просто лень было новую фамилию выговаривать.
Выглядел «Петров — Победоносцев» как обычно — строгий, скучный костюм — тройка — и это в тридцатиградусную жару! — на голове шляпа, на носу модные очечки — единственное, что выдавало подавленное желание одеваться стильно. Узкое бледное лицо, никогда не знавшее загара, неожиданно широкие плечи и по — девичьи узкая талия. Глаза блеклые, бесцветные. Ничем не выдав своего удивления, смешанного с неприязнью, Рич шагнул в сторону, молча приглашая незваного гостя войти.
«Правила хорошего тона не для тебя придумали, я так полагаю?» — этот вопрос колдун проигнорировал как несущественный и закрыл за вошедшим дверь — хлопнув чуть сильнее, чем было нужно, и выразив таким образом свое легкое недовольство пришеднем невовремя гостем.
Мирослав лучезарно улыбнулся, и осторожно пригладил волосы на висках, под шляпой:
— Ах, мой друг! Доброго, доброго вам денечка! Вы на удивление хорошо выглядите — для покойника, я хочу сказать! Ведь именно покойника, безвременно покинувшего наш мирок, я ожидал обнаружить здесь или увидеть вас тяжело больным, при смерти!
— Отчего же, мой друг? — невероятно искренне осведомился Рич, ничего так не желая, как выставить противную рожу из своего дома душевными пинками. Мало ему на работе этого слизняка!
Мирослав немного нервным жестом сложил вместе руки — ладошка к ладошке — и улыбнулся, мысленно составляя текст жалобы на самовольное отлучение во время учебного процесса преподавателя пятого курса Ричмонда Брайта. «Ректору Единого университета Магии и Чародейства…» что‑то он отвлекся… Снял шляпу и опять пригладил идеально уложенные волосы, произнес:
— Но вы уже четыре дня как не даете о себе знать! Ректор в отчаянии, рвет на себе шерсть — скоро совсем лысым станет! А как же, как же иначе? Вы — ценнейший кадр, редчайший, драгоценнейший наставник неокрепших умов! Вы — наше достояние, если хотите! Вы не можете просто так взять и исчезнуть, никого не предупредив! Вот я и решил, что у вас в жизни произошла форменная трагедия. Что вас убили, или не приведи Истина, арестовали власти! Представляете — во втором случае — масштаб трагедии? Это же пятно на репутации университета! Гипотетическое, на данный момент, но пятно! И что подумают окружающие?! Мой священный долг, как вашего начальника — да что там, коллеги и друга! — помочь всенепременнейше и любыми способами! Избежать возможного скандала! Где это видано — преподаватель прогуливает лекции по причине возможной смерти?
Рич придал лицу самое миролюбивое выражение, на которое был способен в данный момент, и ответил:
— У меня проблемы… личного характера. О них я буду докладывать ректору наедине, не извольте беспокоиться. Без меня ничего не рухнет, надеюсь, в нашей Мач… хм… простите, в нашем университете, так что как только вопросы решатся, я немедленно явлюсь для дачи объяснений — повторюсь, лично к ректору в кабинет, вас устроит такой вариант?
В это время в лаборатории что‑то раскатисто громыхнуло.
«Ну вот, — расстроенно подумал Рич, — теперь опять три дня ждать, пока зелье созреет, мать его! И надо ж было так не вовремя прийти!»
Мирослав повернул голову на шум и насторожился как натасканная гончая. Его тонкие ноздри хищно затрепетали, а глаза сузились.
— Что это? — спросил он визгливым от возбуждения голосом. — Что случилось? Откуда шум? — И попытался снять обувь и ввинтиться в комнату, дабы исполнить свой прямой долг и узнать, что же произошло, но Рич грудью загораживал проход и попытки начальства вторгнуться в свое жилище решительно и вежливо пресекал. Ну, скорее решительно, чем вежливо, если быть до конца честными. Но кого бы это смущало — только не Мирослава.
— Вы там кого‑то прячете? — полюбопытствовал гость, оставив, наконец, неуклюжие попытки снять обувь. Соблюдая максимально возможное достоинство, он распрямился, заложил руки за спину и, перекатываясь с пятки на носок, то и дело поглядывал в направлении лаборатории Рича.
— С чего вы взяли? — вопросом на вопрос ответил колдун.
— Но… может, тогда дадите мне пройти и взглянуть самому?
— Зачем?
— Затем, что ваши проблемы — это наши общие проблемы. Я очень хочу помочь вам в их решении, вы всегда можете на меня положиться, доверить мне самую страшную тайну… — Мирослав заговорщицки понизил голос практически до шепота и склонился к Ричу. — Я никому ничего не скажу, но сделаю все, что в моих ничтожных силах для того, чтобы вернуть вас, так сказать, в строй. В наши доблестные ряды!
«Какой милый юноша, — восхищенно протянула Совесть. — Похож на моего бывшего воспитанника! А как сладко говорит! Приятно послушать. Вот с кого надо брать пример. Такой достойный молодой колдун…» — Ричу на мгновение послышалась ирония в голосе Совести.
Он мотнул головой, дабы избавиться от оглушающего эха в ушах и понял, что запасы его терпения небезграничны. На обоих незваных гостей явно не хватит. Надо что‑то срочно решать. И поскольку от назойливой соседки никак не избавиться, будем работать с коллегой.
