На шее виднелся глубочайший разрез с рваными краями. Действовали топорно. Это была казнь. И я это не смогу так оставить. Не прощу ни себя, ни их. Висок у нее был слегка посечен, кожа там выглядела тонкой, как бумага. Я вспомнил, как нес ее, чувствуя каждую линию ее тела, думая, что еще могу что-то сделать. Глупо.

Я опустился на колени рядом с панелью, не зная, что сказать. Ее руки, сложенные на груди, выглядели слишком аккуратно. Как будто кто-то старательно укладывал ее для витрины, а не для прощания. Придумать, что сказать, я так и не смог. Вместо этого просто протянул руку, осторожно коснулся ее ладони.

Холодно. Очень холодно.

— Черт… Прости, — пробормотал я, чувствуя, как в горле застревает ком.

Внутри что-то сжалось. Гнев? Боль? Вина? Все сразу. Она не заслужила этого. Никто не заслуживает. Но особенно она. Я хотел бы что-то сделать, но все, что оставалось, — это сидеть здесь, в окружении мертвенной стерильности, и чувствовать, как пустота внутри растет.

Регистратор не издал ни звука, просто стоял в углу, ожидая новых команд. А я просто сидел, слушал собственное дыхание и смотрел на то, что осталось от одного из немногих близких мне людей.

Спустя неделю от сегодняшнего дня, я вспомню все, что произошло со мной за это время, и точно для себя решу, что это был какой-то страшный сон. Но невидимый след этих событий будет тянуться за мной и друзьями всю оставшуюся жизнь.

Из мертвецкой я вернулся в подавленном состоянии. Моя слабость, недальновидность и череда ошибок привели к тому, что я потерял хоть и давнего, но близкого друга. Более того, подставил под удар тех, кого ценю. Даже пойму, если они меня пошлют. Но не время себя жалеть — пора становиться сильнее, чтобы подобное не повторилось. А в Неоновые Осколки я еще наведаюсь…

Помещение больницы было тихим. Слишком. Только гул ламп и редкие вспышки индикаторов на лечебных капсулах казались единственными звуками, меня окружающими. Я стоял, прислонившись драной курткой спиной к стене, и пытался привести мысли в порядок.

Слышу звук отъезжающей крышки капсулы. Кто-то вылез. Заглянул за угол, проверить. На краю сидит Юля, не шевелясь, уставившись в одну точку напротив. Дроны-медики хлопотали рядом, набросили сверху на ее вымазанное гелем тельце простынь. Влажные волосы спадали на лицо, а взгляд ее блуждал где-то не здесь, в пустоте. Сидит, маленькая, уязвимая. Такой я ее еще не видел.

Здоровяку еще предстояло выйти из капсулы. Пока ждал возвращения друзей, расспросил регистратора — это он нас всех сюда перенес. Хотя и ему досталось от пыток, в первую очередь он подумал о нас. Я задумался, глядя на рыжую. Через какой мрак и жесть ей пришлось пройти, что пережить. Я в стенах бункера у Омена чуть кукушкой не поехал, лишь мысли о спасении и собственных силах не давали мне сдаваться. Боюсь представить, какой раздрай у нее сейчас в голове и на душе. Да и Марина… Мне захотелось войти, как-то поддержать, но слов не было, потому я не решился.

Теперь каждый из нас понесет это ярмо дальше, и неизвестно, что будет дальше. Думаю, из нас троих проще будет Илье. Он всегда умел абстрагироваться от плохого, искать хорошее, преодолевать и превозмогать. Создал себе образ «непробиваемой стены» и радуется, что никакая беда его не берет. Завидую.

Лять, снова больно резануло. Самозащита какая-то отрезала, но я вынес тело своей погибшей подруги на руках от чертовых мясников. И она там лежала у ног связанных друзей. Цензурно дальше я не могу выражаться, поэтому, додумайте сами, как я ко всему этому относился. И самое интересное, что я не понимаю, как этого можно было бы избежать. Был бы я сильнее? Ну, возможно, кто-то просто забоялся бы встать у меня на пути.

А может, Юля сейчас думает, что это из-за меня все? Получается, Марина ее надоумила со мной общаться. Точно. Так и подумает. Глупо надеяться, что разговор все исправит, но и молча стоять у меня тоже уже не получается.

— Как ты? — наконец спросил я самое глупое, что только мог спросить.

Девушка чуть дернула головой, будто удивилась чьему-то присутствию.

— Нормально, — сухо ответила она, сжав полотенце на голых коленках. Ее голос был тихим, но твердым.

Ложь.

Я хотел спросить что-то еще, что-то сделать, но не знал, что именно. Слова застревали в горле. Все, что приходило на ум, было еще более тупым, либо бессмысленным. В полном смысле слова мы не были с ней близкими друзьями. Ну, может, кроме той ночи, когда она потащила меня в постель, а ее накрыло от переизбытка алкоголя. Но мы просто были рядом с ней. Этого хватало, пока не рухнуло все остальное. Как раньше уже точно не будет.

— Нормально, — нарочно повторил я, будто пробуя ее ответ на вкус. — ты действительно так думаешь?

Она бросила на меня взгляд, полный или усталости, или раздражения, не могу разобрать.

— Что ты хочешь услышать от меня, Майк? Что мне плохо? Страшно? Да, это так. Но это ничего не меняет.

Она отвела резким движением от меня взгляд и поднялась, шлепнув мокрыми стопами по кафелю.

— Если выговоришься, может и поменяет. — робко попытался я объясниться.

Вдруг, рыжая покачнулась, но удержалась, вцепившись в отъехавшую ручку капсулы. Я было дернулся помочь, но она, не глядя на меня из-под спутанных волос, выставила руку знаком «стоп».

— Не надо, я сама. — коротко бросила она.

Я застыл. Да, очевидно, что она окуклилась в свой панцирь. Я не удивлен. Мало кто из самых стойких был бы способен перенести подобное и остаться при этом в состоянии «нормально». Больше говорить было нечего. Время вылечит.

Наблюдал, как она цепляется за остатки своей решимости. Пытается привести себя в порядок. Пожалуй, стоит прекратить смотреть, пока она вытирается. Ее движения были неуверенными, слабыми. Будто человек, который еще не пришел в себя после долгой болезни.

— Майк… — внезапно для меня она обернулась, прикрыв наготу, и заговорила. — давайте уедем отсюда. Подальше от этого сраного Нью-Шеота, подальше ото всех. Я ненавижу этот город. И раньше не любила, но теперь… Хотела же в Нью-Блисс ехать, учиться нормально, так нет же, Марина отговорила. Ну, что скажешь? — она вглядывалась в меня, пыталась прочитать, даже молила о согласии.

— Звучит сумбурно, но я тоже считаю, что пока стоит укрыться. Детали обсудим позже.

— А вот нет, — вдруг на пол тона ее голос стал громче, — я послушная была, но точно не глупая. Ты же молчал, не говорил ничего о своих проблемах, и теперь их нужно решать.

Вот это и произошло. Она прямо меня обвинила. Кольнуло куда-то за лопатку, но я ее понимал.

— Поэтому, я потрачу остатки юдди, чтобы у нас была машина. И поедем отсюда. Или я сделаю это без вас. — она кивнула в сторону все еще запертой капсулы Ильи.

— Но, послушай, — попытался я воззвать к разуму, — во-первых, почему бы тебе не вернуться к родным? Марина, все-таки… да и потом, я во всем виноват. Мне и расхлебывать. Плохо то, что поздно попросил вас выйти из игры. — я удрученно потупил взор.

— Я тебя тресну сейчас, Майкл. — назвала она меня так, как я не люблю больше всего, но сейчас ей простительно. — ты виноват, но не в том, что случилось, а в том, что молчал и не доверял. А к семье я не вернусь. — она запнулась, проглотила что-то, что хотела сказать. Глаза выдали ее легкую нотку паники, когда она одернула себя, чтобы не сказать что-то еще. Давить не буду.

— Я понял. Я постараюсь исправить случившееся, — получил взашей я вполне заслуженно, — но деньги? Это же баснословно дорого.

— Я не нищая, — фыркнула рыжая, — к тому же, если мы не уедем, вся эта ситуация может повториться.

— Рискованно. Машину отследить проще, чем ты думаешь.

— Нас так и так найдут. Раньше или позже.

Я раскрыл рот, хотел что-то возразить, но она снова подняла руку, заставляя меня замолчать.