Я проснулся в холодном поту.

Было темно, но до рассвета оставалось недолго, поэтому я решил, что могу заняться работой, несмотря на Светлое Христово Воскресенье. В конторе накопилось изрядно бумажной работы. Моя домохозяйка уже поднялась и донимала своего помощника, Питера, требованиями разжечь огонь, чтобы хоть немного согреть холодные с ночи комнаты. Я позавтракал, надел мантию, поверх нее — накидку и отправился на Канцлер-лейн, где располагался Линкольнс-Инн.

Выйдя из ворот, я заметил, что снова становится теплее, а выпавший снег превращается в жидкую ледяную кашу. Я оглянулся на свой дом. Высокие дымоходы, торчавшие на черепичной крыше, четко выделялись на фоне удивительного утреннего неба: бледно-голубые полоски перемежались с розовыми от восходящего солнца облаками. Я двинулся вперед, думая о прошениях, которые должны были слушаться во вторник. В их числе было и дело Адама Кайта. Миновав главные ворота и закрытую по случаю раннего часа сторожку, я пошел по слякотному двору к своей конторе.

День еще не наступил окончательно. Почти все окна были темны, кроме моих собственных! Должно быть, Барак, не заходя домой, вернулся сюда после загульной ночи.

«Ну, погоди, негодник!» — подумал я.

И тут подпрыгнул от мужского крика:

— О боже!

В тот же момент я увидел две фигуры, стоящие возле фонтана и глядящие в воду.

— О боже! — с ужасом воскликнул один из них.

Я повернулся и бросился к ним. Лед был расколот, а вода в чаше приобрела зловещий ярко-красный цвет. Сердце мое оборвалось.

Судя по коротким черным мантиям, в которые были одеты двое молодых людей, стоявших у фонтана, это были студенты. Один — низенький и плотный, второй — высокий и худой. Оба выглядели помятыми и невыспавшимися. По всей вероятности, они возвращались после очередной студенческой попойки, длившейся всю ночь.

— Что там? — резко спросил я. — Что происходит?

Толстый студент повернулся ко мне.

— Там, в фонтане, человек, — дрожащим голосом проговорил он.

Второй показал на что-то, видневшееся из воды, и добавил:

— Вот, нога…

Я окинул их цепким взглядом, пытаясь определить, не является ли все это глупой шуткой подгулявших студентов, но, подойдя поближе, заметил, что из гущи ледяной мешанины действительно торчит мужская нога, обутая в башмак. Сделав глубокий вдох, я наклонился и разглядел очертания черной мантии, которая, подобно крыльям, трепетала в красной воде.

На мгновение у меня закружилась голова, но я собрал волю в кулак и повернулся к студентам.

— Помогите мне вытащить его оттуда! — не терпящим возражений голосом приказал я.

Коротышка в испуге отшатнулся, но высокий, напротив, приблизился ко мне.

— Тяни его за ногу, — велел я, — а потом и я ухвачусь.

Молодой человек осенил себя крестным знамением, набрал в легкие воздуха и, ухватив утопленника за ногу возле колена, потянул на себя. Из воды появилось тело. Лед падал с него большими кусками. Второй студент пришел нам на подмогу.

Вытащив мертвеца, мы положили его на мокрую землю. Мантия облепила голову несчастного и скрывала его лицо. Я взглянул на тело. Это был хрупкий, худой мужчина.

— Поглядите на воду, — прошептал высокий студент.

Уже почти рассвело, и чаша фонтана теперь представляла собой круг цвета киновари.

— Она полна крови! — выдохнул второй. — Святой боже!

Я вновь повернулся к телу. Меня трясло, и не только от холодной воды, насквозь промочившей меня, пока я вытаскивал несчастного из фонтана. Я наклонился, взялся за край мантии и откинул ее в сторону, открыв лицо покойника.

— Господи Иисусе! — крикнул кто-то из студентов.

Он отвернулся, и я услышал натужные звуки рвоты.

Я же сидел, парализованный двойным ужасом. Первой причиной была глубокая зияющая рана на горле мужчины, протянувшаяся почти от уха до уха, ярко-красная на фоне мертвенно-бледной кожи. Второй — лицо убитого.

Это был Роджер.

Несколько мгновений я не мог оторвать взгляд с жалких останков моего друга, с ужасной раны на его горле. Глаза Роджера были закрыты, на алебастровом лице застыло мирное выражение. Но почему оно не искажено болью и страхом, которые он наверняка испытал, когда на него обрушилась страшная смерть? В моей голове бессильно билась безумная надежда: вдруг то, что лежало сейчас передо мной, было вовсе не Роджером, а неким манекеном, который, решив зло подшутить, слепил из глины и сунул в фонтан какой-то сумасшедший художник. Иллюзия растаяла, когда из раны на снег вытекла струйка темной крови.

— Ради всего святого, сэр, прикройте его! — взмолился дрожащим голосом толстый студент.

Я снял плащ, наклонился, и тут на меня обрушилась волна эмоций.

— О, мой бедный друг! — вскричал я, и по лицу неудержимо потекли слезы.

Я нежно прикоснулся к щеке Роджера. Она была холодной как лед. Я накрыл тело плащом и опустился рядом с ним на колени, дав волю рыданиям.

Внезапно мне на плечо легла чья-то рука, и от неожиданности я вздрогнул. Подняв голову, я увидел участливое лицо высокого студента, помогавшего мне.

— Простите, сэр, — робко проговорил он, — что же нам делать? Скоро здесь появятся люди.

Я поднялся — ноги едва держали меня — и сделал глубокий вдох.

— Отправляйся и сообщи о случившемся привратнику. Пусть он поставит в известность констебля, а тот — вызовет коронера. Ты сможешь сделать это, сынок?

— Да, сэр.

Парень кивнул и бросился бежать к сторожке у ворот. Я же повернулся и вновь принялся смотреть на огромную каменную чашу, полную кроваво-красной воды. Солнце уже почти взошло, принеся долгожданное тепло и одновременно с этим осветив безжизненное тело и кровавый фонтан во всем их ужасе. Второй студент стоял, отвернувшись, и трясся всем телом.

— Эй! — окликнул я его. — Ты можешь сбегать через двор к моей конторе? В ее окнах должен гореть свет. Там, видно, находится мой помощник. Передай ему, чтобы немедленно шел сюда. Его зовут Барак.

Молодой человек всхлипнул, кивнул и поплелся прочь. Я посмотрел на окна квартиры Эллиардов. Они были темны. Я молился о том, чтобы Дороти все еще находилась в постели. С замиранием сердца я думал, что именно мне придется сообщить ей о гибели Роджера. Эту миссию я не мог перепоручить никому другому. Через несколько секунд ко мне подбежал Барак. Когда он увидел тело у фонтана, у него отвисла челюсть.

— Клянусь кишками Иуды! Какого черта здесь приключилось?

У него были красные от недосыпа глаза, и от него пахло вином. Однако ни то ни другое не имело сейчас ровным счетом никакого значения.

— Роджер Эллиард мертв, — срывающимся голосом сообщил я. — Его убили.

— Здесь? — словно не веря своим глазам и ушам, спросил Барак.

— Ночью кто-то перерезал ему горло и бросил тело в фонтан.

— Боже праведный!

Барак наклонился, отвел полу моего плаща, посмотрел в мертвое лицо и снова накрыл его тканью. Затем он взглянул в сторону фонтана.

— Горло ему, должно быть, перерезали, когда он уже находился в фонтане. На земле крови нет.

Барак озадаченно наморщил лоб.

— И никаких следов борьбы на снегу. Если только…

Он в нерешительности умолк.

— Что?

— Если только он не сделал это сам. Он ведь боялся, что заболел какой-то страшной болезнью?

— Не было у него никакой болезни. По крайней мере, опасной. В четверг я возил его к Гаю. Ты что же думаешь, что человек способен вот таким способом лишить себя жизни, прямо посередине Гейт-хаус-корта?

Мой голос уже звенел.

— Не пытайся казаться глупцом! Роджер был всем доволен, у него было все, ради чего стоит жить! Он вынашивал планы создания больницы для бедных, он был счастливо женат на лучшей из женщин…

Я поймал себя на том, что кричу, и осекся. Положил одну ладонь на мокрый лоб, а вторую поднял в примирительном жесте.

— Извини, Джек.

— Все в порядке, — спокойно откликнулся он. — Вы просто в шоке.