— Бедная мама. Они так любили друг друга. — Он нервно усмехнулся. — Иногда я даже чувствовал себя брошенным, потому и остался в Бристоле, приняв решение жить самостоятельно. Но, несмотря на это, я любил папу. Он так много для меня сделал.

Сэмюель внезапно снова превратился в мальчика, раскрасневшегося от волнения, со слезами на глазах.

— Позаботьтесь о маме, сэр. Она говорит, что вы и Маргарет — ее единственные верные друзья.

— Обязательно, — пообещал я. — Обязательно.

— Мне хотелось бы, чтобы она вернулась вместе со мной в Бристоль, но она ведь такая упрямая.

В дверях появилась Дороти. Она была бледна, но держала себя в руках.

— На улице уже собираются те, кто пришел проводить Роджера в последний путь: его друзья, слуги… Пора и нам.

Я набрал в грудь воздуха и вышел из комнаты следом за Сэмюелем.

Роджера предали земле в мирном уголке старого кладбища при церкви Сент-Брайд. Во время заупокойной службы, когда священник говорил о том, что Господь призвал Роджера к себе, я не мог отделаться от мысли, что Всевышний мог бы подождать еще лет двадцать-тридцать. Я оставил Дороти и Сэмюеля, чтобы они побыли вдвоем, заехал домой за Бараком, и мы отправились на встречу с Харснетом.

Церковь Святой Агаты стояла на улице, ведущей от Темз-стрит к берегу реки. Архитектура этого района была хаотичной. Ветхие развалюхи, в которых жилье сдавалось внаем, постепенно уступали место современным каменным домам. Сама церковь была маленькой и очень старой, но с новой металлической кровлей и гордо возвышающимся над нею шпилем. Я вспомнил историю о том, как два года назад во время грозы этот шпиль обрушился, убив две семьи, проживавшие в соседних домах.

Когда мы добрались до места назначения, уже вечерело, и солнце висело почти над горизонтом. Дома и деревья отбрасывали длинные тени. Улица упиралась в серую ленту реки, где лодочники только что зажгли фонари на своих суденышках. Было время отлива, и я ощутил вонь от гниющего мусора на обнажившихся берегах.

У крытого входа на кладбище было привязано несколько лошадей и стояла группа мужчин в траурных одеяниях. При нашем появлении они повернулись, а один вышел вперед.

— Я могу вам чем-то помочь, джентльмены?

Он был невысоким, с седеющей бородкой, в скромной, но хорошо сшитой одежде и напоминал купца или преуспевающего торговца.

— Мы пришли, чтобы встретиться с коронером Харснетом, — сказал я.

Его лицо сразу же приняло дружелюбное выражение.

— Ах да, он здесь. И сэр Томас Сеймур тоже. Даже лорд Хартфорд почтил нас своим присутствием. — Мужчина буквально светился от гордости. — Они оказали нам великую честь, придя на церемонию открытия нашей церкви. Я церковный староста, Уолтер Финч, к вашим услугам.

Финч подвел нас к своим товарищам.

— Это друзья коронера, — сообщил он, и мужчины приветствовали нас почтительным поклоном.

Мы прошли на церковный двор. У дальней стены, на яме, в которой горел огонь, был установлен вертел с жарившимся маленьким кабанчиком. Ручки вертела вращали два мальчика в фартуках поверх нарядной одежды. Свиной жир капал на большой поддон, и воздух наполнял аромат жареного мяса.

— Гори, Папа, гори! — сказал один мальчик, а второй засмеялся.

Я посмотрел на церковь. Только одно из трех больших окон было витражным, остальные — прозрачными. Финч с улыбкой взглянул на нас.

— Когда два года назад упал шпиль, это стало настоящей трагедией, поскольку пострадала не только кровля, но и внутренние помещения храма. Нам пришлось перестраивать их полностью. Но иногда Господь через невзгоды дарует новые возможности. Мы избавились от всех статуй и прочих идолов, освободили боковые приделы, вставили в два разбитых окна обычные стекла.

Он снова улыбнулся со счастливым видом.

— Именно таким Господь хотел бы видеть дом, где ему возносят молитвы, — простым и скромным, а не забитым золотом и провонявшим ладаном. Я бы и алтарную преграду убрал, но это может навлечь на нас неприятности. Я бы показал вам храм изнутри, но ключ у преподобного Ярингтона, а он еще не пришел.

— Понятно, — промычал я, думая о двух семьях, которых убил рухнувший шпиль.

Финч заговорщически подмигнул мне.

— А если прихвостни Боннера заявят, что наша церковь слишком напоминает лютеранскую, мы всегда можем сказать, что нам просто не хватило денег на ее восстановление в первоначальном виде. Как говорит Книга, слуги Господа должны быть мудры, как змеи.

Я окинул взглядом людей, собравшихся на церковном дворе. Судя по всему, эта церковь давно являлась неким реформаторским центром. Публика напоминала прихожан Мифона, в число которых входили и Кайты. Здесь были торговцы, члены различных гильдий и несколько простых работяг, неловко переминавшихся с ноги на ногу. Пришли сюда и другие церковники, среди которых я заметил Мифона. Он с серьезным видом беседовал с каким-то купцом. Заметив меня, священник коротко кивнул и сразу же отвел взгляд. Вероятно, он испытывал неловкость из-за того, что накануне я видел его позорное бегство от епископа Боннера. Интересно, подумал я, спасет ли этих людей их «змеиная хитрость», когда Боннер обрушит на них громы и молнии? При воспоминании о властном коренастом епископе, стоявшем против меня у Лондонской стены, по телу пробежала дрожь.

Сэр Томас Сеймур, лорд Хартфорд и Харснет стояли неподалеку от жарившегося кабанчика. Двое последних были погружены в беседу. Сэр Томас взирал на происходящее усталым взглядом. Увидев меня, он вздернул бровь и толкнул брата локтем.

— А вот и горбун! — сказал он, даже не понизив голоса.

— Мастер Шардлейк, — кивнул мне лорд Хартфорд. — А это, должно быть, Джек Барак?

— Да, милорд, — вежливо поклонился Барак.

— Помнится, мой бедный друг Томас Кромвель очень высоко отзывался о вас, — проговорил Хартфорд с грустной ноткой в голосе.

Поверх пурпурного дублета на лорде был надет темный плащ. Золотая цепь украшала шею. Его брат Томас облачился в желтый дублет с разрезами на рукавах, сквозь которые проглядывала зеленая подкладка. На его черной шапке красовалась большая изумрудная брошь.

— Принесли какие-нибудь новости, Шардлейк? — осведомился Харснет.

Я рассказал ему о беседах с Кантреллом и Локли, добавив, что, по моему мнению, Локли что-то скрывает. Коронер кивнул.

— Побеседуем с ним снова. А также с настоятелем Бенсоном. Похоже на то, что Годдард — именно тот, кто нам нужен. Как по-вашему?

— Думаю, сейчас еще рано что-либо утверждать с определенностью.

— Да, возможно. Мне пока не удалось отыскать никаких следов, которые вели бы к родне Годдарда. Я веду поиски среди членов гильдий и тех, кто владеет землей в окрестностях города.

— Но он на протяжении многих лет был монахом, — вмешался сэр Томас. — Если его родственники обитают где-то поблизости, то их найти легко.

— Многих состоятельных людей тянет сюда как магнитом, особенно если в Лондоне у них уже есть кто-то из близких. Они съезжаются в Лондон, чтобы приумножить свое состояние. Или потерять его. Как ваша рука, мастер Шардлейк? Коронер Харснет сообщил мне, что на вас было совершено нападение.

Он перевел взгляд на Барака.

— И на вашу жену — тоже?

— Да, милорд, — ответил Барак. — Она отделалась синяками, царапинами и сломанным зубом.

Сэр Томас похлопал Барака по плечу.

— Ни за что бы не подумал, что вы женаты. Вы больше похожи на молодого гуляку и бабника.

— Я давно перестал им быть, сэр Томас.

— До чего же не ко времени все эти события! — досадливо воскликнул лорд Хартфорд. — Несчастных мясников до сих пор допрашивают по поводу нарушения ими Великого поста, но они мужественные люди и не выдадут Боннеру никаких имен.

— Я думаю, этот человек одержим, — сказал Харснет.

— Как бы то ни было, его нужно изловить, — ответил Хартфорд.

Возле нас появился слуга, держа в руках тарелки с жареной свининой. Я взглянул на жаровню. Кабанчик был готов, и мальчишки, вытирая пот со лбов, отошли от вертела. Но огонь продолжал весело гореть, выстреливая желтые искры, когда в него падали капли свиного жира. Быстро темнело. Позади домов, к югу, Темза стала белесой, а солнце почти совсем зашло за горизонт.