— Конечно, Каллистрат, я тебе верю.

Но здесь обиделся Велизарий:

— Значит, ты не веришь мне? Значит, я солгал? И ничего такого не было? И вор не тянулся к твоей сумке?

Глеб не знал, как быть. Он взял свою чашу. И, пока пил, думал.

Вытер губы рукавом, сказал:

— Я и тебе, Велизарий, верю. Но смотри, в башне полумрак. Костер небольшой, факелы почти прогорели. Мечутся тени. Тебе могло и привидеться…

Глебу очень хотелось прекратить этот спор, но он продолжался бы еще долго и неизвестно к каким бы последствиям привел, если бы в башню тут не вошел Волк. Глаза его выдавали возбуждение.

Волк сказал:

— Крестоносцы!

И все поскорее высыпали из башни на стены — посмотреть.

Но сначала ничего не увидели. Была очень темная ночь.

Стражники крестоносцев услышали…

Из темноты с холмов стали доноситься нарастающий топот, ржание лошадей, крики…

Глеб кивнул:

— Да, похоже, что это они! Давно уже ходят слухи… — и распорядился: — В башне навести порядок… Проверить ворота… Доложить Трифону…

Воины бросились исполнять приказания; внизу, на мостовой, зацокали копыта — кто-то поскакал к начальнику стражи.

И скоро Трифон тоже был на стене.

Начинало потихоньку светать.

Стражники пристально вглядывались в тающую мглу. Сначала завидели привычные глазу покатые склоны холмов. Потом разглядели нечто пестрое на них.

Кто-то из стражей охнул:

— Господи! Как их много-то!..

Скоро стали ясно видны бесчисленные конные отряды рыцарей. Холмы были покрыты ими, как лесом. Поблескивали доспехи в бдедном утреннем свете, пестрели нарядные одежды и украшенные гербами щиты.

Глядя на несметное рыцарское войско, Трифон щурил глаза:

— О, я их ненавижу!.. — прошептал он. — Пока они добрались до города, ограбили и разорили полстраны.

Глеб, слышавший эти слова, сказал:

— Я тоже разговаривал с беженцами. Эти рыцари ведут себя, как враги, хотя спешат назваться друзьями.

— И это не удивительно! Попомнишь мои слова, юноша, не очень-то нужен им Гроб Господень и они сами не верят, что двинутся на Иерусалим. Этим рыцарям нужен Константинополь, а их герцогам — византийский трон.

Глеб был очень удивлен.

Начальник стражи, заметив его удивление, добавил:

— Вот посмотришь, они будут очень настаивать, чтобы мы им открыли ворота, и не будут спешить переправиться через пролив… И если Алексей, устроитель народов, поддастся на уговоры и пустит латинян в город, он тем самым убьет и город, и себя. Но император мудр. И нам остается только положиться на его мудрость, как ему на нашу верность. Алексей найдет выход и на этот раз…

Со стороны латинского войска все время слышался приглушенный шум. И вдруг шум этот стал нарастать и вылился в ликующий крик всего воинства.

— Что там происходит? — не мог понять Глеб.

Трифон зло смотрел на рыцарей:

— Так они приветствуют город. Они рассмотрели его наконец! Он им понравился…

Глеб поражался. Этих рыцарей, сильных, хорошо вооруженных, окруженных оруженосцами, было раз в десять больше, чем насчитывало крестьянское ополчение полгода назад. С горечью подумал Глеб о том, что вот это войско отправить бы туда, под Никею, где, наверное, до сих пор высится гора мертвых. Уж эти рыцари разбили бы турок — в том сомнений быть не может!

Латиняне все время были в движении. Новые и новые отряды прибывали к ним. Они выстраивались на холмах в каком-то определенном, известном только самим латинянам порядке.

— А вот и их повелитель! — прошипел Трифон. — Храни нас Бог!..

Перед войсками появился всадник. Все опять закричали — еще громче прежнего. Этот крик двумя-тремя волнами прокатился над холмами.

Вокруг всадника быстро образовалась свита.

Всадник, коего отличал от свиты ярко-алый плащ, обращался к воинству с речью. Время от времени рыцари отвечали своему герцогу радостным дружным криком.

Глеб оглянулся на город. Тот был невероятно красив даже в это пасмурное утро.

Жители полиса, привлеченные шумом, взволнованные, начинали скапливаться у стен. Они кричали снизу, спрашивали стражу, что там снаружи происходит и почему не открывают ворота. Воины рассказывали горожанам, что видят. Воинов на стены высыпало — тысячи. Всем любопытно было посмотреть на крестоносцев. И зрелище сильно впечатляло греков.

Вот латиняне прокричали что-то трижды и затихли. Алый плащ направил своего коня к городу. Свита следовала за герцогом на некотором отдалении.

Вот герцог подъехал к воротам и остановился. Некоторое время он ожидал, не сходя с коня. Стража пялилась на этого рыцаря сверху. Сразу бросался в глаза огромный крест у него на груди. Стальные латы отсвечивали голубоватым светом, сверкали золотые шпоры.

Наконец рыцарь сказал:

— Полис! Открой ворота. Ты звал нас.

У него был низкий сильный голос.

Разумеется, никто не собирался открывать ворота.

Рыцарь поднял голову и оглядел снизу стены:

— Есть тут кто-нибудь, способный отвечать за свои слова?

Трифон стал между зубцами башни:

— Слушаю тебя. Говори.

Рыцарь поднял забрало:

— Ты кто?

— Трифон, начальник городской стражи.

Рыцарь усомнился:

— Ты имеешь право говорить с герцогом?

Трифон презрительно усмехнулся:

— Я имею право говорить и с твоим королем, ибо я — начальник константинопольской стражи. Всему миру известно, что наш полис — столица столиц.

Рыцарь не стал больше сомневаться, поскольку выбирать ему сейчас не приходилось.

— Я — Готфрид из Лотарингии. Открой мне ворота…

Трифон обернулся к стражникам, среди которых стоял и Глеб, и вполголоса бросил:

— Либо он сумасшедший, либо принимает нас за дураков! Мы сейчас пустим его, пустим эту ораву, и считай — город завоеван!.. — рыцарю же сказал громко: — Я не открою ворот.

— Почему? Ты хочешь расстаться с головой? — этот Готфрид держался напористо. — Ваш император нас звал. Он нас ждет, а какой-то начальник стражи не желает нас пускать.

Трифон отвечал невозмутимо:

— Ворота откроются только с повеления императора.

— Почему же он не велит? — недоумевал герцог. — Он что, не знает о нашем появлении? Должно быть, весь мир слышал, как мы сейчас приветствовали его…

— Возможно, император занят. У него всегда какие-нибудь важные государственные дела…

Очень не понравились Готфриду эти слова. Он вскипел, переменился в лице:

— Что может быть важнее нашего появления?

Трифон был ядовит:

— Для меня это сложный вопрос. Я ведь не веду дел императора.

— Ну так доложите, что мы здесь, — нервничал герцог.

— Придется подождать.

Рыцарь покосился на свою свиту:

— Я не привык ждать. Все города пускали меня сразу…

Трифон опять обронил вполголоса:

— И были разорены…

Герцогу пришлось убраться восвояси. Иного выхода у него не было. Торчать неизвестно сколько времени перед запертыми воротами — было явно ниже его достоинства.

Войска латинян расположились перед полисом лагерем.

К полудню начальника стражи посетил Никифор Вриенний — стратег и приближенный человек императора. Трифон сделал ему полный отчет о происшедших событиях.

Никифор остался удовлетворен. Он велел ждать и не предпринимать никаких шагов. А если герцог явится вновь — сопроводить его к императору во Влахернский дворец.

Целый день стояли под стенами города крестоносцы. Ближе к вечеру Готфрид опять подъехал к воротам:

— Эй! Ты еще здесь? С кем я разговаривал?

— Слушаю тебя, — Трифон глянул вниз.

На этот раз герцог был без шлема:

— Не очень-то вы гостеприимны, греки. Мои люди пришли защитить вас от турка и стоят голодные целый день…

Трифон, скрипнув зубами, молвил негромко:

— Разорили полстраны и не наелись, — а герцогу сказал: — Император Алексей, устроитель народов, выразил соизволение принять Готфрида из Лотарингии.

И велел открыть ворота.

Герцог со свитой из двадцати рыцарей въехал в Константинополь.