— А может и его потом трахнем, — ржет другой охранник и все продолжают глумится, пока Молот мнет Оле задницу.

Она уже прикусила губу, чтобы стерпеть то, что приготовила для нее судьба, но выстрел заставил ее вскинуть голову. Может быть полиция? Спасение?!

— Молот, иди шлюх трахай. Думаешь Славе понравится если он узнает, что ты опозорил его жену? — слышится голос, но она не видит кому он принадлежит. Только шаги. Чеканные, строгие.

— Ему насрать.

— Вот когда он тебе башку будет по асфальту раскатывать, ты у него и спросишь. Отпустите ее.

Оля повернула голову и столкнулась с металлическим взглядом мужчины в строгом, черном костюме. Остальные были в спортивных, и он ярко выделялся на их фоне, словно чиновник зашедший на футбольное поле.

Он не видела его раньше, но испугалась не меньше, чем Молота.

Он подошел ближе, оттолкнул бандитов и накрыл ее покрывалом.

— Парня в левое крыло, — распорядился он и подтолкнул Олю ко входу в особняк. – Ломоносов приедет и сам решит, что с ним делать. Ольгу Леонидовну в ее будущие покои. Там для ее уже все приготовлено.

*** Ольга Романова ***

Это неделя была худшей в жизни Ольги Романовой. Она ненавидела себя. Чувство вины снедало денно и ночно и выхода из этого лабиринта внутреннего отчаянья не было. Она бродила по нему столь же яростно натыкаясь на стены, как в отведенной ей комнате. Большой, темной с огромной двуспальной кроватью ровно посередине.

Она внушала ужас своими размерами, как впрочем и картины, явно выбранные психом. Изображения удушений, пыток для женщин, закатанных глаз. Мороз кожи уже стал обычным состоянием Ольги, особенно сказывалось почти круглосуточное здесь пребывание. Даже звонок Анжелики не улучшал состояния.

В дверь несколько раз постучали. И я Ольга вся подобралась, ожидая кого угодно, только не его. Да еще в белом халате.

Тот самый спаситель со стальным взглядом и густыми, кудрявыми волосами. Он похож на монгола, но серые глаза выдают русские корни.

— Пойдемте, госпожа Романова.

— Куда? — тут же пятится она и прислоняется к стене. Как будто она может ее спасти. Вопрос лишь в том, от чего?

— На осмотр, — без эмоций говорит он и смотрит на очередной, несъеденный ужин. – Если вы не будете питаться, я поставлю вам капельницу с глюкозой. В пятницу приезжает Вячеслав. К его появлению вы должны быть здоровы.

— Зачем мне быть здоровой, — бурчит она и вскрикивает, когда он в несколько шагов преодолевает разделяющее их расстояние и хватает за запястье.

— Потому что первую брачную ночь с Ломоносовым переживает не каждая. Думаю, вы уже поняли, какими играми он увлекается.

Ольга дергается, но рука словно из стали. Держит. Не дает вырваться. И ему наплевать на ее слезы. У него есть работы и он ее выполнит.

Даже удивительно, как у такого уродца как Романов получились две такие аппетитные крошки. Он до сих пор со смехом вспоминание рассказ, как ее приняли за парня. Разве можно спутать нежный овал лица и четкую линию губ и бровей с неряшливыми лицами представителя славянской нации. Жалко ее только. Судя по худобе. Она не выдержит. Не выдержит не зажимов, ни хлестких ударов плетей. Как не выдержала ее мать.

— Пятница уже завтра, — еле выдыхает она, сотрясаясь от страха и дергается последний раз. Бесполезно. Этот человек просто робот. Страшно подумать, сколько он видел вот таких как она.

— Верно. Поэтому осмотр нужно провести сегодня.

Делать нечего и они идут по темным коридорам замка чудовища. Куда, становится понятно, когда они спускаются в подвал. Хотя это больше похоже на стерильный бокс с очень едким запахом дезинфицирующих средств.

Врач, именно так теперь его называет Ольга кивает на гинекологическое кресло.

Осмотр чего он собирается проводить?

— Я никогда… То есть… Я действительно никогда не была у гинеколога, — лепечет Ольга и отворачивается, но металлический голос прижимает ее к полу. Давит. Уничтожает что-то в ее душе. Светлое. Чистое.

— Или ты разденешься и сядешь сама. Или я позову охрану, и они тебя заставят. А в благодарность я еще и разрешу им смотреть.

Ольга сглатывает ком слез, образовавшийся в горле и прошибает взглядом без эмоциональную маску врача-мучителя.

— Вы подонок.

— Нет, Ольга. Я просто выполняю свою работу. И не собираюсь ее терять из-за мелкой, непослушной пигалицы.

Знаю, кусик маленький, но зато без задержек. Так, так. Кажется линия любви Ольги немного поменяется. Это не я виновата. Это герои завели меня не в те дебри. Но дебри будут очень, и очень сексуальными. До завтра

*** Ольга Романова ***

Романова сглатывает, на глазах выступают пару слезинок, но при этом гордо задирает подбородок и в несколько движений обнажается.

Айаал Пашутин врачом был много лет. Видел много мужских и женских тел. При чем в разных состояниях.

Но еще никогда не встречал столь прозрачной кожи сливочного, как парное молоко цвета. Ему это напомнило место, где он родился и рос. Молоко коровы, что он впервые сдоил под руководством матери. Он рос в пустоши Монголии. С несколькими братьями и сёстрами. И сейчас они все зависят от него. Они живут безбедной жизнью и Айаалу наплевать, какой ценой он этого добивается.

И только эта девчонка что-то всколыхнула в душе. Её поведение в день приезда было правильным. Если на тебя напала свора собак, бесполезно кричать и брыкаться. Ты можешь только удивить их своей смелостью и послушанием. Но все это зря.

Скоро, очень скоро на этой идеальной коже не останется свободного места. Она будет исполосована плетью, прожжена сигаретой, изрезана ножом.

В голову лезут самые мерзкие образы. Ее возможный крик заполняет врачу сознание.

И он выталкивает его силой, только чтобы не забыть, кто он. И что должен делать. Для чего он смотрит на весь это ужас сквозь пальцы.

Айаал медленно приближается к девушке, раздвигает ноги и невольно бросает взгляд на розовую плоть под густыми, тёмными волосками. Осмотр делает быстро, видит, как она от страха и отвращения сжимает губы, смотрит в кафельную стену. Айаал проталкивает пальчик глубже в анус, и невольно думает о том, как же в ней узко и горячо. А пульсация плоти отдается у него в мозгу.

Нехорошо.

— Здесь мы закончили, — кивает он на трусики. — Слезай и подойди

Зачем?! – обиженно, слезным голосом кричит Романова, но Айалл остается все таким же равнодушным.

— Мне надо проверить молочные железы.

— Зачем? Разве мне их скоро не отрежут! – в страхе вскакивает она с кресла и встает на против него.

— Это была бы большая потеря, — говорит Айаал, заглядывая в карту Романовой и замирает. Осознает, что сказал. Переводит взгляд на руки, которыми она скрыла ярко-розовые, маленькие сосочки.

Он злится на нее за свой интерес. Это весьма непрофессионально не только для врача. А особенно для личного врача преступной ячейки.

Подходит Айаал к Романовой быстро, разводит насильно ее руки и застывает перед видом сжавшихся камушков.

Пальцами накрывает грудь, и стискивает зубы, пока осматривает на предмет образований.

— Все нормально резко убирает словное прожженные огнем ладони и отходит к столу. — Одевайся

— Извращенец, — шипит она, натягивая одежду и Айаал с ней не спорит. — могу идти?

— Сейчас я тебя провожу.

Они приближаются к стального цвета двери, открывают ее и тут же натыкаются глазами на вооруженного охранника всего в мыле. Он то ли откуда-то бежал. То ли с кем-то дрался.

— В чем дело, — прячет Айаал девушку за спиной и накрывает рукой собственную кобуру с пистолетом. В таком месте находиться без оружия самоубийство

Ему становится боязно, что Ломоносов вернулся раньше времени. Но охранник быстро кивает на лестницу в подвал.

— Спуститесь! В доме посторонние.

Романова сзади тут же дергается и Айаал затылком чувствует, как она сдерживает улыбку. Но трудно поверить, что в эту крепость есть хоть шанс пробраться и остаться живым.