– Конечно, понимаю, – заверил я. – Вас же не было там, верно?

Эврил быстро кивнула.

– Я узнала об этом… позже. От подруги.

– Друзья – это хорошо, – подбодрил я. – Ваша подруга рассказала, что случилось с Полом?

– Нет. – Во взгляде Эврил появилась подозрительность. – Никто не знает, что случилось с Полом. – Она закусила нижнюю губу. – Даже моя подруга, которая все видела, ничего не знает.

– Надо же! – притворно удивился я. – А вот мой друг, который тоже все видел, уверяет, что Пол просто сбежал.

– Ваш друг глупец, – мрачно заметила Эврил. – Он или глупец, или просто лгун.

– Возможно, вы правы: ваша подруга наверняка гораздо умнее моего приятеля.

– Моя подруга, – самодовольно заметила Эврил, – последовала за ними, так как хотела узнать, что они собираются с ним делать.

– И ей удалось выяснить? – дрожа от нетерпения, спросил я.

– Розы… – Ее лицо исказилось, и по щекам потекли слезы. – Я всегда любила розы, это мои любимые цветы.

– Они прекрасны, – согласился я, – особенно когда цветут.

– Когда придет весна, – она вся сотрясалась от беззвучных рыданий, что было гораздо хуже громких всхлипов, – именно тогда я и вспомню про Пола.

– Бога ради, – взмолилась Джейн Уинтур. – Давайте уйдем отсюда и оставим ее одну!

– Все цветы сначала нужно посадить, – хрипло вырвалось у меня. – Где же они посадили розы Пола?

– Позади дачи, – прошептала Эврил Пасколл. – И это очень жестоко, потому что туда никто не ходит. Весной, когда розы зацветут, там никого не будет, чтобы вспомнить Пола. Словно его никогда и не было.

Силуэт дачного строения в свете фонарика выглядел и впрямь очертаниями какой-то примитивной постройки. Мы зашли за домик, и я следил, как лучик света медленно скользит по земле; затем он застыл, высвечивая то, что выглядело как свежевскопанная земля вокруг четырех или пяти розовых кустов.

– Эх, да пусть оно все идет к черту, – устало сказала Джейн Уинтур, выключая фонарик, и мир внезапно погрузился во мрак.

– Может, именно здесь разгадка душевной травмы Эврил Пасколл, ключ к ее бреду? – предположил я. – Почему бы вам не вернуться в клинику и не подождать, пока я попытаюсь тут поискать?

– Хорошо, – согласилась она с дрожью в голосе. – Вы уж простите меня, Бойд, но мои нервы и без того на пределе.

– В этом ничего удивительного, – ответил я. – Можно забрать у вас фонарик?

Она отдала мне фонарик, затем повернулась и почти бегом припустилась обратно к зданию клиники. Я не винил ее за это. Если бы поблизости ухнул филин – я тоже тотчас последовал бы примеру мисс Уинтур, и даже резвее, чем проделала это она. Включив фонарик, я положил его на землю, затем опустил лопату, которую нес на плече, и начал копать. Минут через десять я вытащил два куста роз и выкопал яму глубиной в полметра. Ночь оказалась теплой, как я внезапно установил, когда вытер со лба капли пота и немного передохнул. Хотелось закурить, но я мудро решил, что вряд ли сигарета поможет мне копать. Я поднял лопату и опять принялся за работу.

Яма стала еще на штык глубже и не радовала меня пока еще ничем, кроме обилия сырой земли, когда случилось… это. Ничто не послужило мне предостережением, не было ни малейшего постороннего звука вообще, просто болезненный нажим холодного стального кружка мне прямо в загривок.

– Нет необходимости копать дальше, Бойд, – тихо произнес голос в самое ухо. – Все верно: он здесь, только на фут глубже.

– Черт меня побери, – воскликнул я, отпуская лопату и выпрямляя усталую спину, – если это не тот самый человек с тысячью голосами!

– И чего вам было не угомониться раньше и не лезть, куда не просят! Так нет же… – В голосе прозвучала горечь. – Могли бы запросто положить себе в карман половину от тех злосчастных пятидесяти тысяч, не моргнув и глазом, но вам захотелось показать, какой вы умный.

– Искушение было велико, – признался я, – но тогда бы под угрозу оказалась поставлена моя профессиональная репутация.

– Это даже не смешно, – уныло промолвил голос. – Подумайте только, сколько проблем у меня возникло из-за вас!

– Но вы же не пожелали вести честную игру, – возразил я. – Надо же было такое придумать: взывать к моим лучшим чувствам, вешая лапшу на уши о якобы вывихнутой ноге, да еще таким жалобным голосом!..

– Зато теперь я буду с вами предельно откровенен, – прошипел он со злобой. – Лично мне без разницы: убить вас прямо тут или позже и не здесь. Но, пожалуй, мы мирно и тихо вернемся обратно в клинику через заднюю дверь, которую я предусмотрительно оставил открытой. Только посмейте пикнуть – и вы станете тем же, чем стал Бэйкер, то есть не чем иным, как естественным удобрением для тех двух розовых кустов, которые только что выкопали. Вам понятно?

– Я все понял, Чак. Но прошу не говорить со мной голосом Пола Бэйкера, это сбивает меня с толку, – заявил я категорически.

– Лучше быть сбитым с толку, чем покойником. – Дуло пистолета болезненно уперлось мне в позвоночник. – Ну, шевелитесь же, Бойд. И если нам вдруг повстречаются в клинике Ландел или Джейн Уинтур, не забудьте сделать вид, будто у нас с вами дружеская беседа.

Мы через заднюю дверь вошли в клинику, затем стали пробираться по лабиринту коридоров – при этом Чарлз Войгт полушепотом давал мне указания, куда идти. Я опознал два поворота под прямым углом направо, которые уже встречались мне прежде, и наконец мы остановились у двери с номером 17.

– Входите, открыто, – нетерпеливо приказал мне Войгт.

Я толкнул дверь и ступил через порог, затем, подчиняясь нажиму в спину пистолетного дула, проследовал через маленькую прихожую прямиком в спальню.

Кэрол Драри сидела на краю кровати и курила сигарету. Ее волосы кукурузного цвета беспорядочно рассыпались по плечам, а в глазах светился вызов, когда она глянула на меня из-под полуприкрытых тяжелых век.

– Привет, Дэнни, – произнесла она гортанным голосом. – Так ты и есть тот самый новый суррогат-мужчина?

На ней были те же самые полинялые джинсы в обтяжку, что и тогда, когда я видел Кэрол последний раз, только вместо клетчатой рубахи – другая, зеленого цвета, однако выставляющая напоказ голого тела ничуть не меньше, чем прежняя. Ее нижняя губа чуть выпятилась, когда она с улыбкой отметила мою очевидную реакцию.

– Привет, Кэрол, – отозвался я. – Твой друг, что сейчас за моей спиной, настоял на том, чтобы мы с ним нанесли тебе визит.

Войгт закрыл дверь спальни и припер ее своей спиной, продолжая держать меня на мушке. Некоторых пушка заметно красит – Войгт с ней в руке уже не казался жалким лысым карликом.

– Так кто же убил Бэйкера? – спросил я.

Он устало пожал плечами.

– Какое это теперь имеет значение? Все было бы на мази, если бы придурок Ландел не нанял вас расследовать исчезновение историй болезни и Бэйкера.

– А вы хотели, чтобы все выглядело так: Бэйкер был, да сбежал, – предположил я, – поэтому и выкрали истории болезни, чтобы создать мнимую причину его исчезновения: кража со взломом должна была указывать на Бэйкера как на потенциального шантажиста. Кстати, где эти истории болезни, Чак?

– Я сжег их в ту же самую ночь, – спокойно ответил он.

– А когда Ландел нанял меня, вам пришлось предпринять некоторые действия по части шантажа, чтобы поддержать иллюзию, будто Бэйкер живехонек. – Я ухмыльнулся. – Вот это-то меня и смутило. Никогда прежде не встречал шантажиста, который так долго тянул резину с вымогательством и никак не мог ни на что решиться.

– Мне ужасно не повезло, что вы заметили меня вчера в клинике, – посетовал он. – Ландел мне сказал, что вы уже полтора часа как уехали, поэтому я полагал, что мне ничего не угрожает. Какой удачей это оказалось для вас!

– Рано или поздно это все равно произошло бы, – заверил я его. – Все указывало на кого-то, тесно связанного с клиникой. Мешало мне лишь то, что все вокруг заврались до невозможности. Ландел старался скрыть все, что только можно, и Джейн Уинтур ему в этом помогала. Они лгали по поводу истинных мотивов, почему Эллен Драри и Беверли Гамильтон стали пациентками клиники, и даже словом не обмолвились, что Кэрол Драри тоже побывала здесь.