Нейман не обращает внимания на мои барахтания и удерживает руки ещё какое-то время, а затем отпускает. От неожиданности я тычусь ему грудью в спину. Какой позор! Заливаюсь краской и мысленно ругаюсь. Впрочем, он это уже проходил, и мои соски для него не новость.

Он оборачивается и делает то, что должна была сделать я: подтягивает полы халата повыше и потуже затягивает пояс у меня на талии.

Я снова чувствую себя ребёнком. Кожа на щеках как не лопнет от жара. Я бы спряталась за ресницами, да не могу. Не хочу показывать, что дурацкая ситуация выбила меня из колеи. Поэтому дерзко смотрю Нейману в глаза.

– Не стоило, – стягиваю халат на груди покрепче, хоть запах и так скрывает надёжно даже шею.

– Достаточно сказать «спасибо», Ни-ка, – снова этот вымораживающий взгляд – мазнул, словно я пустое место.

Теперь он идёт не спеша. Будто до этого не знал, что мне тяжело за ним угнаться. Но, наверное, такие, как Нейман, всегда на своей волне. Зачем ему думать ещё о ком-то и переживать? Лишние эмоции, а у него их и так негусто.

– Кухня, – объясняет он очевидное, а затем кивает на стол: – ешь.

На столе чего только нет. От запахов сводит желудок, рот слюной наполняется, голова кружится. Я не могу, не могу позволить себе… Или могу?..

Чтобы победить врага, надо быть сильной, а не упрямой, как ослица. Мне нужны силы, чтобы выжить, и я не фанатичка, чтобы не есть в доме врага, поэтому я снова мою руки и сажусь за стол.

У него тут… изысканно, будто в ресторане. Заказанная еда или собственный повар? Думала, кусок в горло не полезет – очень даже хорошо лезет, приходится себя сдерживать, чтобы не хватать всё подряд. Я цивилизованная.

К счастью, Нейман отворачивается, но и не уходит – стоит, сложив руки на груди, смотрит в окно, пока я ем. Вряд ли он что-то там видит, но некая тактичность облегчает мою задачу: он не действует мне на нервы, хоть и невыносимо бесит.

– Чай? Кофе?

У меня брови, наверное, на лоб лезут, так я удивлена. Великий Нейман будет прислуживать приблудной девчонке? Однако.

– Кофе, – заложила я ногу за ногу, вконец обнаглев.

– Не забывай говорить «пожалуйста», – испортил всё представление своим занудством господин диктатор.

Это был щелчок. Я не перестала его ненавидеть и бояться, но примирилась с обстоятельствами. А может, сытная еда, теплая кухня, чистая одежда сделали своё дело: я расслабилась. Он либо выгонит меня взашей, либо я останусь в его доме и… не знаю. Стану прислугой, сиделкой для его… кто она ему, кстати? У меня не было информации о его семье. Нейман хранил личную жизнь под семью замками и сотней дверей.

Я только знала, что он не женат и никогда не был. Ему тридцать три, но из-за вечно сурового лица выглядит старше. Наверное. Я не могу быть объективной. Для меня он взрослый, очень взрослый мужик.

Нейман не стал дожидаться, пока я попрошу. Молча встал возле кофемашины. Чёткие движения – ничего лишнего, никакой суетливости. Робот. Бездушный и прагматичный. Я бы хотела так думать.

Но он делает мне кофе – приблуде с улицы. А в комнате живёт старушка, которая ему чем-то дорога. Иначе он бы не стал заморачиваться. Штат прислуги вполне способен со всем справиться. И края этих пазлов никак не вписываются в мою картину ненависти к нему, где он нарисован полным и конченным отморозком.

– Капучино, – капризничаю я, испытывая его на прочность.

Нейман оборачивается всем корпусом. Снова нарочито медленно меряет меня взглядом от головы до пят. Тяжёлым мужским взглядом. На какую-то долю секунды в глазах его вспыхивает и гаснет интерес, спрятанный за ресницами. Они у него густые. Мохнатые даже, я бы сказала.

– Научись быть вежливой, Ни-ка, – цедит он сквозь зубы. – Попроси правильно.

Нейман словно гипнотизирует. Я невольно сглатываю, чувствуя, как снова вспыхивают щёки. Он что, ждёт, что я опущусь на колени и расстегну ему ширинку?

Я вскидываю голову и распрямляю плечи. Дерзкий воробей перед гепардом. В глазах у Неймана – тяжёлая хмарь, метель в сумерках.

– Что я должна сделать, чтобы получить чашку кофе? – снова зашкаливает пульс. Я хожу по лезвию и понимаю: мне бы гонор свой засунуть поглубже, но это выше моих сил.

– Достаточно произнести слово «пожалуйста», Ни-ка. И для разнообразия назвать меня по имени.

– Иди к чёрту, Нейман! – взрываюсь, как граната, и вскакиваю со стула, намереваясь уйти.

Один шаг – и он перегораживает собой проход. Снова его грудь у меня перед глазами, мышцы, обтянутые белой футболкой. Мне не сдвинуть эту гору.

– Пожалуйста, Стефан, – рокочет его голос надо мной. Здесь тепло, но меня охватывает озноб, мурашки идут по телу. Хорошо что меня надёжно прячет халат. – И вернись назад.

Он не тронул меня и пальцем, а я чувствую, как заныло плечо. Там, где была его рука, и остались синяки – я видела их в зеркале. Что ему стоит меня сломать?

Я разворачиваюсь на пятках и снова устраиваюсь на стуле.

– Пожалуйста, – выдавливаю из себя, но дальше этого дело не идёт. Я не могу назвать его по имени. Слишком… нет, не интимно, но личностно. Мы не можем быть друзьями. Дурацкое имя. Его даже сократить никак нельзя.

Он тоже возвращается. Берёт чашку и ставит передо мной. Капучино, как я и просила. Даже остыть не успел. Я уже сыта по горло нашим общением, но делаю глоток. Удивительно, что он меня не прибил. Я этого заслуживаю.

Я слышу, как Нейман снова возится возле кофемашины. Она у него навороченная, с кучей кнопок и режимов. Он садится рядом. В его чашке эспрессо – чёрный, как дьявол. Как он сам. Ничего не разглядеть в густой темноте. Да мне и присматриваться не хочется.

– Кто она? – задаю вопрос, когда молчание становится тягостным.

– Женщина, которая меня воспитала, – отвечает он, чуть помедлив. – Ей нужна компания. Ты подходишь.

Вот так. Ни сомнений, ни колебаний. В этом он весь. Почему ему взбрело в голову, что я панацея – не знаю. И не скажет же.

– Она парализована? – всё же рискую задать мучающие меня вопросы.

– Нет, – и ни слова больше. Снова пауза, длинной в недосказанность с километр.

– И что я должна делать? – кому-то из нас нужно делать первые шаги. Это явно не Нейман. Капучино для меня, видимо, – лимит его щедрости и доброты, сдобренной коньяком скрытой агрессии.

Он делает глоток кофе, отставляет чашку и устало трёт переносицу, надавливает кончиками пальцев в уголки глаз. Сколько он не отдыхал?

– Просто быть человеком, Ни-ка. Ты поймёшь. Пойдём спать. День был… трудным.

Херовым, наверное, он хотел сказать, но сдержался.

Он ждёт, что я поднимусь и покорно пойду мять его новые простыни. Я бы с удовольствием, но мне надо бы понимать, чего от меня ждут, потому что я не вижу логики в его поступке.

– Мне нужно знать, – стараюсь говорить твёрдо, но голос снова срывается и звенит, как у ребёнка. Я ненавижу себя в такие моменты. Не люблю беспомощность.

– Если бы я знал рецепт, она бы давно разговаривала и радовалась жизни, – зато у Неймана всё в порядке с голосом – одинаково непробиваемо спокойный. – Именно поэтому я не хочу озвучивать свои ожидания. У тебя либо получится, либо нет. Твоя задача – находиться рядом с Тильдой. Всё.

Нет, не всё. Он обещал платить, и мне бы нужно обсудить этот момент, торговаться, наверное, но я сдулась. Если я закрою глаза, то усну. Прямо здесь, за столом.

– Спасибо за ужин, – произношу машинально. Я всё же помню и знаю, как быть вежливой, но намеренно пытаюсь казаться хуже, чем я есть на самом деле.

Слишком много косяков и нестыковок. Я полна ими. Мне всё равно, видит их Нейман или нет. Какая разница? Если он знает, значит все мои потуги бесполезны. Если я тёмная лошадка и он не докопается до сути, пусть списывает скачки моего настроения на молодость, нестабильность психики – как ему больше нравится. Я же угождать Его Нейманству не собираюсь.

–Пожалуйста, Ника, – отвечает он мне, наглядно демонстрируя, что хорошие манеры – это красиво и благородно выглядит.