– Ты перепробовал все специальности?

– И много еще чего другого, – отвечал янки, которому эти объяснения вернули обычную самоуверенность.

– Внимание, наступает время прыгать! – воскликнул Барбассон, становясь ногою на планшир и готовясь к прыжку.

Лодка ткнулась в берег. Друзья одновременно прыгнули вперед и упали на землю.

– Теперь удирать, и поскорее, – крикнул провансалец, быстро вскакивая на ноги.

Не успел он произнести этих слов, как из-за кустов выскочило человек двадцать индийцев.

Нападающие окружили друзей, повалили на песок и связали веревками из волокон кокосовой пальмы. Затем, привязав их к бамбуковым палкам, понесли бегом, как носильщики носят паланкины[55].

Все это случилось так быстро, что они не успели заметить, как из люка лодки вылез торжествующий Кишная и бегом последовал за уносившими их индийцами.

Пленники тхагов. – Развалины Карло. – Предложение Кишнаи. – Попытки бегства. – Подземный ход. – В поисках выхода. – Безнадежно застрявшие. – Барнет съеден шакалами. – Бегство Барбассона. – Отъезд на Цейлон.

Дьявольское воображение Кишнаи было неистощимо в изобретении разных хитростей. Вот уже сорок восемь часов, как он скрывался на берегах озера, поджидая случай похитить хотя бы одного жителя Нухурмура. Несмотря на тщательные поиски, он никак не мог найти вход в таинственное жилище, скрытое среди кустов и деревьев. Но все произошло, как он хотел.

Он один добился успеха там, где все шпионы и полиция вице-короля и губернатора Цейлона вынуждены были признать свое бессилие. Рам-Чаудор, его зять, скоро должен был передать сэру Уильяму Брауну его смертельного врага, Сердара. «Диана» сама станет под пушки броненосца, ожидающего ее на рейде Галле. Сам же Кишная, не подвергаясь опасности, дня через два-три захватит Нану Сахиба.

В Нухурмуре не оставалось больше никого, чтобы защитить принца, а от своих двух пленников он узнает, как пробраться к Нане. Начальник душителей надеялся не добром, так силой получить необходимые сведения. Таким образом он отбивал у капитана Максуэла почет и богатство, звание раджи и миллионную премию.

В двадцати километрах от Нухурмура, в одном из горных отрогов находились знаменитые подземные храмы Карли[56], высеченные в скалах в эпоху, которая теряется во тьме веков. Большое количество залов, комнат, проходов и других подземных помещений было высечено в цельной породе.

В прежние времена они служили пристанищем кающимся грешникам, а факиры, уединяясь там, долгие годы готовились для выступлений перед толпой в дни религиозных празднеств.

Места эти, окруженные джунглями, посещаются, по словам индийцев, душами мертвых, которые, не найдя помилования Индры, судьи ада[57], ждут в этих пустынных местах того часа, когда им будет разрешено начать в теле самых низких животных новый ряд перерождений, предшествующих человеческому образу, который они потеряли за свои преступления. Тут же каждую ночь бродили ракшасы, наги, супарны, вампиры, которые заманивали путешественников в ловушку и пожирали их трупы.

Здесь, изгнанные из всех обитаемых центров, поселились тхаги, защищенные суеверием туземцев, боящихся этих проклятых мест. Они надеялись, что в такой глухомани никто не помещает им совершать кровавые таинства приближающейся пуджи.

Вот сюда-то и принесли Барбассона и Барнета. Их развязали и бросили в одно из подземелий.

Попасть в него можно было только через высеченный в камне длинный коридор. Он был настолько узким, что двигаться в нем можно было только согнувшись. В самом конце коридор был забаррикадирован деревянными столбами, которые свободно снимались и ставились в специальные пазы, вытесанные в камне.

В соседних подземных помещениях находились молодые юноши и девушки от двенадцати до четырнадцати лет, украденные тхагами и предназначавшиеся для жертвоприношения на алтарь богини. Взрослых они приносили в жертву только в тех случаях, когда не находили молодых.

В продолжение пути, пока носильщики тащили их, Барбассон и Барнет не могли обменяться ни одним словом, зато имели достаточно времени, чтобы прийти в себя от потрясения.

С ними, по приказанию Кишнаи, обращались хорошо и поэтому сейчас же принесли рис и курицу, разные фрукты, сладости и малабарские пирожки, свежую воду, пальмовое вино и рисовую водку. Настоящее пиршество!

Начальник тхагов неспроста поступал таким образом. Он хотел подкупить пленников хорошим обращением.

– Ну, Барнет, – сказал Барбассон, когда они остались одни, – как ты находишь наше положение?

– Я нахожу, что идея идти ловить рыбу в озере была превосходная.

– Ты, пожалуй, думаешь, что я причиной всего этого?

– Нет, я только констатирую факт.

– Ты всегда констатируешь, ты… Если ты будешь говорить со мной таким тоном, то, черт меня возьми, выворачивайся тогда сам, как можешь.

– А ты?

– О! Меня не будет здесь завтра утром.

– Слушай, Барбассон! Ты вспыхиваешь как порох. Тебе ничего нельзя сказать, ты сейчас же начинаешь сердиться.

– Нет, я только констатирую.

– Ты сердишься… хватит, Барбассончик!

– Ага! Теперь Барбассончик.

– Что же я тебе сказал, наконец?

– Ладно, не будем говорить об этом, если ты раскаиваешься. Ты знаешь, в чьих руках мы находимся?

– Да, нас похитили проклятые тхаги.

– Догадываешься ли ты, с какими целями?

– Это ясно, они хотят выдать нас англичанам.

– Нас? Отсутствием тщеславия ты, как янки, не страдаешь.

– Но миллион…

– Предложен за поимку Сердара и Наны Сахиба. Что касается нас, мой бедный Боб, то англичане не дадут и тридцати пяти су за нашу шкуру.

– Ты прав, быть может.

– Тут нет «быть может»… я прав.

– Зачем же они взяли нас, а не их?

– Но, прусская твоя голова…

– Благодарю.

– Не за что, я хотел сказать, глупая голова… Так вот, Боб. Все очень просто. Во-первых, двумя защитниками в Нухурмуре будет меньше, и, во-вторых, этот негодяй Кишная хочет узнать, каким образом туда попадают. Вот тебе и все хитрости.

– Должен признаться, ты умнее меня и…

– Тс! Идут! Если это Кишная, то ты, ради Бога, молчи, дай мне самому прощупать его хорошенько. Ты ведь натворишь одних только глупостей. Если будешь слушать меня, мы сегодня ночью удерем отсюда.

Он не успел больше прибавить ни слова. В подземелье показался индиец, которого в мерцающем свете коптившей лампы они не сразу узнали. Это был Кишная.

– Привет вам, господа иностранцы, – сказал он слащавым голосом, приближаясь к ним.

– Господа! Господа! – пробормотал про себя Барнет. – Болтай, лицемер! Не знаю, что удерживает меня, чтобы не раздавить тебя, как клопа.

– Что говорит твой друг? – спросил индиец Барбассона.

– Он говорит: да пошлет Небо долгие дни, наполненные миром и благоденствием, сыну твоего отца.

– Да низведет это Кали и на вашу голову, – отвечал Кишная. – Догадываются ли господа иностранцы, зачем я пригласил их посетить меня здесь?

– Пригласил… пригласил! – проворчал Барнет, не желая принять это слово.

– Твой друг опять сказал что-то? – спросил тхаг.

– Он говорит, что давно хотел познакомиться с тобою.

– Мы виделись уже на Цейлоне.

– Да, но не так близко… Однако он сохранил воспоминание о тебе.

Барнет задыхался от ярости, но он обещал молчать, а поэтому сдерживал себя, сказав и без того уже много.

– Раз вы так настроены, мы, значит, договоримся с вами. Я попрошу немного. Я хотел бы лишь посетить Нану Сахиба в Нухурмуре, а так как принц меня не знает, мне пришла счастливая мысль, что вы проведете меня к нему.

– Ты не мог придумать лучше, мы – его друзья, – отвечал в тон ему провансалец. – Хочешь, чтобы мы представили тебя Сердару?