– Как быстро ты хочешь быть там?

– По возможности скорее.

– Оседлай Нагура, – приказал он метису.

Затем он обратился к провансальцу, называя его тем именем, которое было известно индийцам.

– Случилось несчастье, Шейк-Тоффель? Сами приходил вчера вечером из Нухурмура и спрашивал меня, не видел ли я тебя с Барнетом.

– Барнет умер.

Индиец не повел бровью и только спросил:

– А Сердар?

– Сердара ждет не лучшее, если я не попаду в Гоа до его отъезда. Уильям Браун, губернатор, предупрежден о его прибытии, и наш друг рискует угодить в засаду.

– Надо увидеть его раньше, чем он попадет в Галле, даже если ты не застанешь его в Гоа.

– Как же догнать «Диану»?

– Найми яхту.

– Найду ли в Гоа?

– Найдешь.

– Где? Я никого не знаю.

Анандраен тут же начертал чье-то имя на пальмовом листе, и Барбассон прочитал:

– Ковинда-Шетти.

– Это местный судовладелец, – продолжал индиец, – член нашего общества на португальской территории.

В эту минуту привели Нагура, чудесную лошадь с острова Суматры. Она была достойна занимать место в конюшнях раджи.

– Прощай, Анандраен, – сказал провансалец, вскакивая в седло.

– Прощай, Шейк-Тоффель!

– Чуть не позабыл! – воскликнул Барбассон. – Предупреди в Нухурмуре, что их ждет посещение тхагов. Пусть ни Сами, ни принц не отворяют никому до нашего возвращения.

– Хорошо! Поезжай с миром, это уже сделано.

– Как ты узнал?

– Я знаю все… Для «Духов вод» не бывает тайн.

– Хорошо. До свидания, Анандраен, да благословят тебя боги.

– До свидания, и да хранят тебя боги, Шейк-Тоффель!

Барбассон слегка щелкнул языком и полетел как стрела… Взобравшись на гору, он пустил Нагура во всю прыть по склонам Малабарских Гатов.

К вечеру он был в Гоа и увидел «Диану», но уже выходившую под французским флагом из порта и на всех парах устремившуюся в открытое море.

– Они опередили меня! – с отчаянием воскликнул он. – Догоню ли я его теперь? Я не знаю судна, способного соперничать с «Дианой»… Что ж! Пойдем до конца… если его час наступил, ничто не поможет уйти от судьбы.

И он, не сбавляя скорости, пересек Гоа и прибыл к судовладельцу в тот момент, когда тот, стоя с подзорной трубой в руке, следил за всеми маневрами «Дианы», почти скрывающейся за горизонтом.

Барбассон передал ему «олли» Анандраена и приготовился отвечать на вопросы, когда богатый купец, измерив его пристальным взглядом, сказал без всяких предисловий.

– Я дам тебе собственную яхту. Ночью будет попутный ветер, и ты нагонишь «Диану» за пять часов до ее прихода в Галле.

Барбассон был ошеломлен. Как мог этот человек так точно знать цель его посещения?

Но под именем, начертанном на пальмовом листе большими буквами, Анандраен поставил целый ряд линий и штрихов, напоминающих собой клинопись, которые провансалец принял за случайные царапины. Эти «царапины» говорили между тем следующее:

«Податель сего должен во что бы то ни стало догнать „Диану“ до ее прихода в Галле».

Члены общества «Духи вод» всегда переписывались между собой такими шифрованными знаками.

Ковинда-Шетти попросил Барбассона следовать за собой, и оба направились к порту, где на воде грациозно покачивалась яхта, названная своим владельцем «Раджа».

Она вполне заслуживала это имя красотой своих форм и быстроходностью. Это судно, длинное и узкое, было оснащено, как бриг, и, несмотря на водоизмещение всего в пятьдесят тонн, было снабжено машиной в сто лошадиных сил, а потому могло развивать скорость больше двадцати двух узлов.

Барбассон сразу понял, что при такой скорости, увеличенной попутным ветром, у него есть шансы догнать «Диану».

– Я даю тебе первоклассное судно, – сказал Ковинда-Шетти, – таких немного. Если ты не достигнешь цели, то лишь потому, что боги не пожелают изменить записанное в книге судеб.

Когда Барбассон сказал, что может не найти Сердара в открытом море, судовладелец посоветовал ему:

– Тебе незачем гоняться за «Дианой», держи прямо на остров, а так как ты наверняка придешь в Галле раньше, то крейсируй у входа, пока не заметишь ее.

– Ты прав, – сказал Барбассон, пораженный верностью этого довода, – теперь успех обеспечен.

– Желаю тебе этого, – отвечал индиец, – но помни, что на море никогда нельзя быть уверенным в наступающем дне.

Спустя некоторое время «Раджа» выходил из порта, легкий, как чайка, и несся в открытое море. Провансалец, стоя на капитанском мостике с развевающимися по ветру волосами, чувствовал, как им овладевает то жгучее чувство удовольствия, которое истинные моряки испытывают всякий раз, когда выходят в море после долгого пребывания на суше.

И он, обращаясь к грациозному судну, указывая рукой на обширное пространство воды, сверкавшее тысячью огней, воскликнул, перефразировав древнее изречение: «Вперед! Ты везешь Барбассона и счастье Сердара!»

Последние уловки Рам-Чаудора. – Прибытие «Дианы» на Цейлон. – Барбассон замечен на яхте. – Хитрость факира. – Уильям Браун предупрежден. – План Барбассона. – Смертный приговор факиру. – Заклинатель и пантеры. – Повешен.

Очень быстро «Диана» проделала свой путь. Через сорок восемь часов, когда лучшие корабли тратят на это гораздо больше времени, она на заходе солнца уже подходила к Галле. Прибудь шхуна получасом раньше, она смогла бы войти в порт, но теперь должна была провести ночь в море. После шестичасового выстрела пушки вход в порт становился недоступным из-за множества песчаных мелей, тянущихся вдоль фарватера.

Всякий, кому приходилось раньше общаться с Сердаром, не узнал бы его теперь. Веселый, довольный, неистощимый рассказчик, он как будто начал новую жизнь. Его друзья, Нариндра и Рама, не знай они печальной тайны его жизни, бывшей причиной мрачного настроения, и нынешних событий, конечно, удивлялись бы такой радикальной перемене в его характере. Но с самого начала они чувствовали к Рам-Чаудору инстинктивное отвращение и недоверие.

С тех пор как они покинули Гоа, их недоверие все усиливалось. Кроме худощавого тела, Рам-Чаудор ничем не напоминал факира. Эти люди, воспитанные в храмах, привыкшие к общению с брахманами, приобретают привычку вести определенный образ жизни, обладают особым стилем речи, чего они не замечали у Рам-Чаудора. Кроме этого, факиры совершают утром и вечером обряды, предписанные их верой. Утром при восходе солнца и вечером при закате они простираются ниц, преклоняясь перед Индрой, богом света и огня. Три раза в день они читают в честь своих предков гимны из Вед, священной книги, и всякое дело, всякий поступок в своей жизни сопровождают произнесением заклинаний, призывающих добрых духов и отгоняющих злых. Ничего этого не делал Рам-Чаудор. Одним словом, он имел так мало общего с факирами, что не знал даже самых простых вещей, необходимых для исполнения этой роли.

Но если Рам-Чаудор не факир, в чем нельзя было уже сомневаться, а только выдавал себя за него, чтобы скрыть свои истинные намерения, то кого он хотел обмануть и для чьей пользы совершал этот обман?

Первый вопрос они решили легко: Рам-Чаудор хотел обмануть самого Сердара, по крайней мере, на борту «Дианы». Что касается второго вопроса, в чью пользу действует мнимый факир, они также пришли к логическому заключению, и очень точному. Человек, подходивший для этой роли, был только один: сэр Уильям Браун, губернатор Цейлона, который и раньше пользовался услугами Кишнаи.

Придя к такому выводу, друзья решили посвятить оставшееся время постоянному наблюдению за Рам-Чаудором. Надо было добыть очевидный факт, указывающий на его измену. Без этого, они чувствовали, будет трудно убедить Сердара. Между тем Рам-Чаудору достаточно перекинуться двумя, тремя словами с одним из тех «макуа», которые на своих пирогах окружают вновь приходящие суда, чтобы предупредить сэра Уильяма Брауна. Они были индийцами и знали, как ловко, несмотря ни на какой надзор, переговариваются между собой туземцы.