— На их месте, — вставил Энтони, — я тоже был бы не в восторге!

Элоиза кинула на него уничтожающий взгляд.

— Они натянули веревку на моем пути, — продолжала она. — То есть сделали то же самое, что ты, Колин, — она покосилась на него, — сделал со мной в 1804 году.

— Ничего себе! — присвистнул тот. — Ты и дату помнишь!

— Она все помнит! — усмехнулся Бенедикт.

Элоиза сердито посмотрела теперь уже на него. Филиппа вся эта перепалка уже начинала забавлять, несмотря на то что шея его все еще болела.

Элоиза снова перевела взгляд на Энтони.

— Я споткнулась и упала, — проговорила она таким тоном, словно гордилась этим.

— И ударилась глазом? — удивился тот.

— Вообще-то я упала на бедро. Но, падая, не успела опереться о пол руками, так что ударилась еще и щекой. А синяк распространился на глаз.

Энтони пристально посмотрел на Филиппа:

— Это правда?

— Клянусь могилой брата! Не верите — спросите у детей, они подтвердят.

— Ладно, верю, — махнул рукой Энтони. — Можете встать. — Суровый тон его, однако, был смягчен уже тем, что он перешел на вы. Энтони протянул Филиппу руку.

Филипп, не желая конфликтовать с ним, воспользовался его помощью. Поднявшись, он все еще с некоторой опаской окинул взглядом братьев Бриджертон. Если они предпримут новую попытку атаковать его, что вполне возможно, судя по тому, как они на него смотрят, то это не сулит Филиппу ничего хорошего.

Он решил, что выбор у него невелик — либо попрощаться с жизнью, либо жениться на якобы опозоренной им Элоизе. И решать его судьбу предстоит именно этим четверым. Филипп живо представил, как братья Элоизы обсуждают между собой его несчастную судьбу…

Энтони, как старший, обвел братьев суровым взглядом, словно говорящим: “Молчать! Говорить буду я”.

— Может быть, — обратился он к Филиппу, — теперь вы нам расскажете, что, собственно, здесь происходит?

Филипп покосился на Элоизу. Вид у нее был такой, словно ей хотелось вмешаться, но в последний момент она все-таки почла за благо не делать этого. В покорном молчании Элоиза присела на стул.

Энтони пожирал Филиппа хищным взглядом, ожидая его рассказа. “Нет худа без добра”, — решил Филипп. Стычка с братьями Бриджертон, по крайней мере, показала ему, как можно добиться послушания от собственных детей. Если бы Филипп посмотрел на них так, как сейчас смотрит на него Энтони, они бы у него мигом присмирели.

— Говорите, — сказал Энтони. — Надеюсь, Элоиза больше не будет нас перебивать.

Филипп посмотрел на Элоизу. Чувствовалось, что внутри у нее все кипит, но она все-таки находила в себе силы сдерживаться. Для такой эмоциональной женщины, как она, это было равносильно подвигу.

Филипп начал свой рассказ. Коротко, но по возможности полно он объяснил, почему Элоиза оказалась в Ромни-Холле. Он поведал об их переписке, начиная с первого письма мисс Бриджертон, в котором она выражала свои соболезнования по поводу смерти Марины. Братья слушали его молча, лишь один раз Колин воскликнул:

— А мы-то удивлялись, что это она все время пишет в своей комнате?

Филипп вопросительно посмотрел на него.

— Нет-нет, мы не шпионили за ней, — поспешил заверить его тот. — Просто часто замечали, что у нее все пальцы в чернилах — с чего бы это?

И Филипп продолжил рассказ.

— Вот так все и получилось, — добавил он под конец. — Я не скрывал, джентльмены, что ищу новую жену. А ваша сестра, по ее письмам, показалась мне девушкой неглупой. Вот только дети мои, увы, встретили ее на первых порах… — Филипп задумался, как бы выразиться помягче, — с меньшим, чем мне хотелось бы, восторгом, но, как мне кажется, сейчас они уже начали находить с Элоизой общий язык. И первые результаты дают мне надежду, джентльмены, что ваша сестра сумеет добиться от моих детей послушания.

— Это Элоиза-то? — недоверчиво фыркнул Бенедикт. Судя по взглядам остальной троицы, они вполне разделяли его скептицизм.

Если до сих пор Филипп еще мог в душе посмеиваться над подтруниванием братьев над Элоизой, то теперь ему было не до шуток. Братья Элоизы явно недооценивали свою сестру!

— Джентльмены, — решительно сдвинул брови Филипп, — смею заверить вас — ваша сестра прекрасно умеет найти подход к детям! И я попросил бы вас впредь говорить о ней в более почтительном тоне!

Лишь произнеся эти слова, Филипп понял, что говорить этого не следовало бы. Гнев братьев далеко еще не остыл, и любая попытка спора с ними могла в любой момент вызвать новую вспышку эмоций. Но и безучастно слушать, как насмехаются над Элоизой ее родные братья, он тоже не мог.

Энтони — несомненно, главный в этой четверке — смерил Филиппа ледяным взглядом.

— Нам с вами нужно поговорить, — сурово отчеканил он. — Наедине.

— Я полагаю, сначала вы должны поговорить с сестрой, — робко предложил Филипп. Мысль о том, что жизненно важные для Элоизы решения могут быть приняты без ее участия, была для него нестерпима. Да и Элоиза этого бы не потерпела.

Она с благодарностью посмотрела на Филиппа.

— Я поговорю с ней, — откликнулся Энтони. — Если не возражаете, прямо сейчас.

Возражать Филипп не собирался — какой в этом смысл, когда на тебя смотрят четыре пары сердитых глаз.

— Вы можете пройти в мой кабинет, — сказал он, обращаясь к Энтони. — Ваша сестра вас проводит — она знает, где он.

Филипп снова пожалел, что сболтнул лишнее — не стоило, пожалуй, упоминать, что Элоиза уже успела освоиться в его доме.

Как бы то ни было, Энтони и Элоиза покинули комнату, оставив Филиппа с остальными братьями.

— Не возражаете, джентльмены, если я присяду? — спросил Филипп, полагая, что разговор ему, скорее всего, предстоит долгий.

— Садитесь, — бросил Колин таким тоном, словно хозяином в доме был он.

Бенедикт и Грегори по-прежнему прожигали Филиппа взглядами. Колин, судя по всему, тоже не спешил заводить с ним дружбу, хотя, как показалось Филиппу, в обычном своем состоянии он, должно быть, самый мягкий и дружелюбный из братьев.

— Прошу вас, джентльмены, — указал Филипп на стол, на котором так и стоял почти нетронутый ужин, — угощайтесь.

Бенедикт и Грегори посмотрели на Филиппа так, как будто он предлагал им яд. Колин же, взяв с тарелки печенье, пристально разглядывал его, словно прикидывая, стоит ли отправлять его в рот. Наконец, откусив кусок, он блаженно зажмурился:

— М-м-м! Вкусно, однако! Сказать по правде, джентльмены, я чертовски проголодался!

— Как ты можешь в такой момент думать о еде? — нахмурился Грегори.

— А я всегда думаю о еде! — пробурчал тот, дожевывая печенье и осматривая стол в поисках чего-нибудь еще. — А о чем, по-твоему, я должен думать?

— Подумал бы хотя бы о своей жене! — фыркнул Бенедикт.

— А с чего ты взял, — усмехнулся тот, — что я о ней не думаю? Сам, между прочим, вытянул меня сюда, хотя отлично знаешь, что я с гораздо большей охотой провел бы эту ночку с ней, а теперь…

Филиппу хотелось поподробнее расспросить Колина о его жене, но не мог придумать вопроса, который не прозвучал бы бестактно. Так ничего и не придумав, он взял со стола бутерброд и откусил кусок.

Колин последовал его примеру, отправив бутерброд в рот чуть ли не целиком — в отличие от Филиппа он явно не собирался соблюдать приличия.

— Мы с Пенелопой поженились всего недели три назад, — объяснил он Филиппу с набитым ртом.

Филипп выразительно поднял бровь.

— Так что наш медовый месяц еще в самом разгаре! — пробубнил Колин.

Филипп кивнул, не зная, что ему следует на это ответить.

— И, честно говоря, мне чертовски не хотелось покидать жену! — усмехнулся Колин, наклоняясь к Филиппу ближе.

— Понятно, — откликнулся тот.

— Колин, ты хотя бы сначала прожевал как следует! — проворчал Грегори. — Мистер Крейн ни черта, поди, не понял из того, что ты тут бубнишь!

Колин холодно посмотрел на брата.

— Не беспокойтесь, я все понял, — проговорил Филипп, протягивая Колину тарелку спаржи, которую тот, не раздумывая, взял. — Мистер Бриджертон сказал, что скучает по жене.