— Это ты ударил ее?! — прохрипел тот. Спрашивать было бессмысленно. Состояние Филиппа не позволяло ему не то что ответить, но даже помотать головой.

— Нет! — заявила Элоиза, мгновенно отпустив волосы Бенедикта. — Филипп меня пальцем не тронул!

Энтони недоверчиво посмотрел на сестру:

— Это правда, Элоиза?

— Никто не виноват, — проговорила та, снова вцепляясь в волосы Бенедикта. — Это произошло случайно.

Братья переглянулись — похоже, они не очень верили ей.

— Ради Бога, не сходите с ума! — взмолилась она. — Подумайте: разве стала бы я его защищать, если бы это он меня ударил?

Слова Элоизы, очевидно, образумили братьев. Во всяком случае, Энтони отпустил Филиппа, и тот осел на пол, словно сдувшийся воздушный шар.

Четверо братьев! Сообщала ли когда-нибудь ему Элоиза, что у нее четверо братьев? Наверняка нет — иначе он ни за что бы не сделал предложения этой женщине. Лишь тот, кто сам себе враг, согласился бы породниться с такой семейкой!

— Филипп! — Элоиза в испуге бросилась к нему. — Господи! Что вы с ним сделали?

— Скажи лучше, что он сделал с тобой! — потребовал кто-то из братьев — кажется, тот, кто первым нанес Филиппу удар в подбородок, перед тем как прижать его к стене.

— Сначала ответьте, что вы здесь делаете! — с вызовом проговорила Элоиза.

— Защищаем честь нашей сестры, — отрезал тот, что ударил Филиппа.

— Защитник нашелся! — фыркнула та. — Тебе еще нет и двадцати! Молоко на губах не обсохло!

Парень действительно выглядел самым молодым из братьев.

“Если это младший, — решил Филипп, вспомнив, что рассказывала ему Элоиза, — то имя его должно начинаться на “Г”. Гилберт? Нет, не Гилберт. Гевин? Опять нет…”

— Вообще-то мне двадцать три! — обиделся парень.

— А мне двадцать восемь. Я помню тебя еще в пеленках. Так что обойдусь и без твоей помощи!

“Грегори!” — вспомнил, наконец, Филипп имя парня. Элоиза упоминала о нем в одном из своих писем. Но если Филипп это вспомнил, значит, Элоиза сообщила ему о своих братьях. Просто, должно быть, он не придал тогда этому факту значения. Так что винить он может лишь самого себя.

— Он хотел ехать выручать тебя один, — произнес стоявший у стены — единственный, кто ни разу не атаковал Филиппа. — Мы, разумеется, не могли этого допустить и поехали с ним. — Из всех четверых этот, пожалуй, нравился Филиппу больше всех, особенно после того, как удержал Грегори, кинувшегося было на Элоизу. Младший, пожалуй, был наиболее горячим из всех.

— Вам не стоило сюда ехать, — фыркнула Элоиза.

— А что, скажи на милость, мы должны были делать, — проворчал Энтони, — когда ты вдруг сбежала неизвестно куда, не сказав никому ни слова?! Посоветовалась бы хоть с нами, прежде чем принимать идиотские решения!

— Как будто я не знаю, что бы вы мне посоветовали! — огрызнулась сестра.

— Уж во всяком случае, — усмехнулся тот, кто удерживал Грегори (Филипп вспомнил и его имя — Колин), — не бежать сломя голову посреди ночи к незнакомому мужчине, да еще и на край света!

— Прекратите, ради Бога! — завизжала вдруг Элоиза, и крик ее резанул и без того болевшие уши Филиппа.

Болевшие? Разве его били по ушам? Филипп не мог вспомнить всех подробностей — атака четверых на одного была слишком внезапна.

— Оставайся на месте! — погрозил Энтони Филиппу пальцем. Приказ, впрочем, был излишним — Филипп в любом случае не смог бы подняться с пола. — А ты, — обратился Энтони к сестре; голос его звучал мрачно — так говорил бы покойник, если б мог разговаривать, — скажи нам, будь любезна, каким местом ты думала — головой или задницей, — когда убегала к нему? — Энтони был так зол, что не стеснялся в выборе выражений.

— Почему это вас так волнует? — взорвалась Элоиза.

— Ты хоть понимаешь, что собственноручно погубила свою репутацию?! Черт побери, Элоиза, — голос Энтони стал мягче, — ты хотя бы можешь себе представить, как мы переволновались?

— В самом деле? — с невинным видом пожала плечами она. — А я думала, вы моего отсутствия даже не заметите!

— Элоиза, — снова посуровел Энтони, — подумай о матери! Представь себе ее состояние!

Эти слова, похоже, возымели свое действие.

— Я не подумала… — упавшим голосом проговорила Элоиза.

— Вот именно — не подумала! — произнес Энтони тоном человека, который вот уже лет двадцать фактически выполняет роль главы семьи. — Задать бы тебе хорошего ремня!..

Филипп начал подниматься, вдруг найдя в себе силы — мысль о том, что Элоизу и впрямь будут бить ремнем, взбесила его. Он не сразу понял, что Энтони просто поддразнивает сестру.

— Ты куда? — прикрикнул на него Бенедикт. Филипп снова безвольно опустился на пол.

Поскольку за этим последовала пауза, Филипп усмехнулся:

— Я полагаю, наше знакомство состоялось, джентльмены?

— Да, Филипп, извините, — засуетилась Элоиза, — познакомьтесь: это мои братья.

— Это я уже понял, — сухо произнес он.

Элоиза посмотрела на Филиппа, взглядом давая ему понять, что сожалеет о происшедшем. Выглядело это так, как если бы избитому до полусмерти человеку как ни в чем не бывало сказали: “Извините, мы погорячились!”

Элоиза, указывая на братьев по очереди, назвала их:

— Это Энтони. Это Бенедикт. Это Колин. А это Грегори. Первые трое старше меня, а Грегори — моложе.

Грегори взглянул на Элоизу так, словно готов был ее задушить — ему явно не понравилось, что она снова упомянула о его возрасте. Филипп, однако, был даже рад этому — пусть Грегори переключит свой гнев с него, Филиппа, на кого-нибудь другого — пусть даже на Элоизу.

— А это, — указала Элоиза на Филиппа, обращаясь к братьям, — сэр Филипп Крейн. Впрочем, вы, кажется, и сами уже поняли.

— Это нетрудно было вычислить, — скривился Колин. — В ящике твоего стола мы обнаружили письмо от него.

Филипп посмотрел на Элоизу. В ее глазах явственно читалось: “Какая же я идиотка — не позаботилась запрятать это чертово письмо подальше!”

— В следующий раз, — ухмыльнулся Колин, — не будь, по крайней мере, так беспечна, если хочешь сохранить тайну!

— Хорошо, постараюсь! — вздохнула Элоиза.

— Я могу встать? — спросил Филипп, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Нет! — хором рявкнули все четверо — трудно было сказать, кто громче.

Филиппу ничего не оставалось, как подчиниться. Ему не хотелось признавать себя трусом — тем более, что силой его природа не обидела, к тому же когда-то он занимался боксом. Но одному против четверых… Надо все же реально смотреть на вещи!

— Откуда у тебя этот синяк? — уже спокойнее спросил Колин.

— Я же сказала — несчастный случай!

Колин задумался на минуту.

— А нельзя ли рассказать поподробнее?

Помявшись в нерешительности, Элоиза покосилась на Филиппа. Лучше бы она этого не делала, так как это лишь усилило подозрение братьев, что синяк — его работа.

Элоиза поняла, что лучше рассказать все как есть, иначе Филиппу не поздоровится. Ни один брат не простил бы того, кто награждает его сестру синяками, а братья Элоизы и вовсе готовы были убить любого, кто только посмеет ее хоть пальцем тронуть.

— Расскажите им, как все было, Элоиза! — посоветовал ей Филипп.

— Это его дети, — выдавила из себя Элоиза. Филипп вздохнул с облегчением. Если за себя он еще мог бояться, то за отпрысков своих мог быть спокоен — вряд ли эти четверо, при всей их воинственности, станут бить малолетних детей, что бы те ни натворили.

— У него есть дети? — спросил Энтони, пристально, но, впрочем, уже не так враждебно глядя на Филиппа. Было похоже, что эта новость затронула какие-то струны в душе Энтони.

— Двое, — кивнула Элоиза. — Близнецы, мальчик и девочка, восьми лет.

— Мои поздравления! — улыбнулся Энтони Филиппу.

“Скорее сожаления!” — усмехнулся про себя Филипп, вслух, однако же, произнес:

— Спасибо!

Взгляд Энтони потеплел.

— Они… скажем так, были не в восторге от моего визита, — начала Элоиза, — и…