Филипп направился к двери и уже взялся было за ручку, но вдруг обернулся.

— Теперь, надеюсь, ты мне веришь? — спросил он.

— Верю… чему? — опешила Элоиза. Филипп медленно улыбнулся.

— Тому, — проговорил он, — что мы с тобой подходим друг другу.

Интересно, сколько времени понадобится Элоизе, чтобы прийти в чувство и привести себя в порядок? Перед взором продолжала стоять незабываемая картина: Элоиза, раскинувшаяся на розовом диване с задравшимися юбками. Филипп мало понимал в тонкостях дамского туалета, но понимал, по крайней мере, что ей нужно дать время привести себя в порядок.

Ему самому потребовалось не более минуты, чтобы снять напряжение. Филипп сам не ожидал, что он так возбудится. После долгих лет воздержания можно забыть, какое телесное наслаждение приносит женщина мужчине. Теперь сомнений быть не могло — Филипп нашел ту женщину, которая, по крайней мере, в смысле постели, идеально подходила ему. Об этом Филипп даже и не мечтал. Все сводило c ума — ее запах, ощущение нежной кожи, звуки, что срывались с ее губ… Несмотря на то, что он не довел все на этот раз до полного завершения, неудобства он не испытывал. Он был вполне удовлетворен и горд тем, что снова хотел Элоизу, словно ничего не было.

На протяжении своего брака Филипп оставался верен жене. Возможно, многие сказали бы, что в его ситуации у него есть моральное право не хранить ей верность, однако, из-за своей порядочности Филипп все-таки не мог на это пойти, не взирая на зов плоти и крови — тело его настойчиво требовало своего, но и когда жена умерла и — хотя и нельзя так говорить — развязала ему руки, он не торопился заводить себе пассию, сам не понимая, почему; с проститутками из таверны он не связывался, опасаясь заразиться, но что, в конце концов, мешало ему встречаться с какой-нибудь уступчивой вдовой — здесь-то чего бояться? Филипп сам не знал ответа до недавнего времени. Теперь же он понял, что ему мешало вступить в связь с женщиной только ради получения удовлетворения. Ему всегда хотелось большего.

Он ждал Элоизу. Разумеется, до знакомства с ней и даже, может быть, еще полчаса назад Филипп этого не знал, но теперь-то он знал это точно. Он всю жизнь хотел Элоизу.

Филипп хотел ее и сейчас. Хотел быть с ней, до умопомрачения ласкать ее тело, отвечать поцелуями на ее поцелуи…

У Филиппа и раньше были фантазии, как и у любого мужчины. Но сейчас его фантазии, наконец, обрели плоть и кровь. И имя. Элоиза…

Скорее бы уж обвенчаться с ней! Но нет — проклятые правила света требуют выждать целую неделю, если не две… Филипп боялся, что все эти две недели он будет ходить с постоянной эрекцией.

Поморщившись, Филипп быстро ополоснул руки в тазу. Элоиза не понимала, в каком состоянии оставила его. Она лежала на диване и улыбалась, слишком погруженная в собственные ощущения, чтобы думать о том, что в этот момент творится с Филиппом.

Он вышел из ванной. Надо поторопиться вернуться к остальным на лужайку — Элоиза, должно быть, уже там.

При мысли об Элоизе Филипп вдруг снова почувствовал, как… Чертыхнувшись себе под нос, он вернулся в ванную.

— А вот и он, наш красавчик! — усмехнулся Бенедикт, глядя, как Филипп направляется к нему через лужайку.

Филипп вдруг замер на месте — в руках у Бенедикта был пистолет. Что, черт побери, он задумал? Неужели ему известно, что сейчас происходило в кабинете Софи?

Правда, Филипп тут же отогнал эту мысль. Вряд ли Бенедикт собирался в него стрелять — смотрит, по крайней мере, дружелюбно. Хотя можно смотреть дружелюбно и на того, кого собираешься убить, — в предвкушении собственного триумфа…

— Ты умеешь стрелять? — спросил у него Бенедикт.

— Разумеется, — кивнул Филипп.

— Отлично. — Бенедикт мотнул головой туда, где, как только теперь заметил Филипп, стояла мишень. — Присоединяйся!

У Филиппа отлегло от сердца: стало быть, мишенью будет не он.

— Честно говоря, — произнес он, — я пришел сюда без оружия.

— Разумеется, — кивнул Бенедикт. — С какой стати тебе приходить с оружием? Мы ведь друзья, не так ли?

— Я надеюсь.

— Отлично. — Ухмылка Бенедикта, однако, говорила о том, что друзьями их считать пока еще рановато. — Не волнуйся, пистолет тебе дадим.

Филипп кивнул. Уж если он должен показать братьям Элоизы, что он мужчина, а не тряпка, то сейчас самый подходящий момент. Слава Богу, стреляет он все-таки более или менее прилично — как-никак в детстве ему приходилось тренироваться в стрельбе долгими часами, пока рука не уставала. Педагогика Крейна-старшего была проста: каждый неудачный выстрел — один удар ремнем… Поэтому каждый свой выстрел Филипп сопровождал мысленной мольбой, чтобы попасть в цель.

Филипп подошел к столу, где лежали пистолеты, и обменялся краткими приветствиями с Энтони, Колином и Грегори. Софи сидела в кресле ярдах в десяти от них, уткнувшись носом в какую-то книгу.

— Давайте начинать, — предложил Энтони, — пока Элоиза не вернулась. Кстати, где она?

— Она читает письмо, — сказал Филипп.

— Это недолго, — нахмурился Энтони. — Так что нам, пожалуй, лучше поторопиться.

— Может быть, — пробормотал Колин, поднося свой пистолет к глазам и внимательно разглядывая его, — она еще захочет написать ответ. Тогда у нас будет еще какое-то время. Это похоже на Элоизу — она вечно строчит письма по поводу и без повода.

— А то я не знаю! — усмехнулся Энтони. — В конце концов, если бы не привычка Элоизы писать письма, не произошло бы всей этой истории!

Филипп посмотрел на него, загадочно улыбнувшись. Он был так благодарен судьбе за эту “историю”, что ему даже не хотелось сейчас препираться с Энтони.

— Много времени это у нее не займет, — усмехнулся Грегори, выбирая пистолет. — Можно подумать, вы не знаете, с какой скоростью Элоиза строчит свои письма! Впрочем, она все умудряется делать очень быстро. Не будем терять времени, джентльмены!

— Почему вам так не терпится начать без Элоизы? — спросил Филипп.

— Кто сказал, что нам не терпится начать без нее? — усмехнулся Бенедикт.

“Вы все”, — хотелось сказать Филиппу, но он промолчал.

— Нам просто не терпится начать, — заявил Энтони.

— Давай, Энтони, начинай первым! — Колин похлопал брата по спине. — Пропускаем тебя вперед.

— Еще бы! — ухмыльнулся тот. — Знай свое место, уважай старших!

Он подошел к линии, которую кто-то обозначил на траве, прицелился и выстрелил.

— Ну что ж, — одобрительно кивнул Филипп, когда лакей принес им мишень, — неплохо для начала!

Пуля Энтони попала в мишень всего в дюйме от центра.

— Ладно. — Энтони опустил пистолет. — Сколько тебе лет, Филипп?

Филипп удивленно взглянул на него — вопрос был неожиданным, — но ответил:

— Тридцать.

— Тогда ты после Колина. Стреляем по возрасту — нужен же какой-то порядок!

— Не возражаю.

Результаты Бенедикта и Колина оказались почти такими же, как и у Энтони. Во всяком случае, если бы кто-нибудь из них целился с приличного расстояния в человека, он бы не промахнулся. Впрочем, в это утро, слава Богу, они не были настроены столь агрессивно.

Филипп выбрал пистолет, подержал его в руке, определяя вес, и шагнул к черте. Лишь совсем недавно — может быть, всего пару лет назад — Филипп перестал, наконец, берясь за пистолет, всякий раз вспоминать о своем отце и неожиданно понял, что ему всегда нравилось стрелять, но призрак отца, витавший над ним, отравлял ему всю радость.

Филипп вскинул руку с пистолетом. Рука была словно стальная, ни один мускул не дрожал. Он выстрелил.

Прищурившись, Филипп стал вглядываться в мишень — ему не терпелось увидеть свой результат еще до того, как лакей принесет ее. Когда же мишень была принесена, Филипп увидел, что результат его по меньшей мере не хуже, чем у предыдущих стрелков, — всего в полудюйме от центра.

— Каждый стреляет по пять раз, — объяснил Энтони Филиппу. — Потом определим победителя. Разумеется, если будет ничья, придется еще по разу…