— Нет, не притесняют. Они вежливы, всегда ответят на вопрос, если спросить, но… первыми никогда не обращаются, не здороваются, и вообще, держатся на расстоянии… за исключением Рины, наверное. Она единственная, кто со мной общается неформально, — голос Светы был ровным. Тихий, спокойный, он создавал впечатление, что девушка уже давно приняла такое отношение со стороны одноклассников, вот только в эмоциях у неё творился настоящий кавардак. Это ж сколько времени она копила в себе чувства? Почему не поделилась с матерью?

А вот сейчас прорвало. Светлана не плакала, не жаловалась, она просто рассказывала историю своего появления в Хольмграде, поступление в софийскую гимназию и то, как встретили её новые одноклассники. Попытки подружиться с ними, увенчавшиеся успехом лишь единожды. Да-да, та самая Арина Вяхирева, стала единственным человеком в Хольмграде, которого Света, пусть с натяжкой, но могла назвать своей подругой.

— Они сразу отнеслись к тебе с холодком? — спросил я, когда девушка закончила короткий, но весьма печальный рассказ.

— Не знаю. Поначалу, мне это казалось нормальным, — после некоторого раздумья, сообщила Света. — Новичков всегда встречают… с опаской, наверное. Присматриваются, оценивают. Но мне казалось, что этот этап быстро проходит. В гимназии святого Ильи, например, когда мы с мамой только переехали в Ведерников юрт, меня тоже не сразу приняли, но уже через месяц я стала почти своей. А здесь, такое впечатление, будто я только вчера впервые зашла в класс.

— Понятно, — протянул я и, осторожно погладив девушку по плечу, договорил: — разберёмся, Светик. А если даже не сможем это исправить… у тебя теперь есть я. А у меня есть одноклассники. Пусть они тоже кое в чём снобы, но обижать тебя невниманием точно не будут.

— Да… ты есть, — тихо, почти неслышно вздохнула Светлана. И от её тона меня продрало холодом до костей. Давно я не чувствовал себя таким мерзавцем. И как я только мог забыть своё обещание?!

И какой сволочью я буду, если не признаю этого вслух и… хотя бы не попытаюсь выпросить прощения у этой девочки?!

— Света, ты… ты прости меня, пожалуйста, — хрипло произнёс я и, поймав недоумённый взгляд подруги, нервно мотнул головой. — Ну, за то, что я не связался с тобой сразу, как только приехал в Хольмград. Я ведь с октября здесь живу. Понимаю, что это не оправдывает меня, но… я просто заработался. Помнишь, как Ведерниковом? Ничего вокруг не видел, не замечал… не помнил. Извини дурака, а?

— Глупый, глупый Ерошка, — девушка погладила меня ладошкой по щеке, — ты же обещал навестить меня на зимних каникулах? Обещал. Мы встретились с тобой? Встретились. Остальное — ерунда.

— И всё же, я должен был… — несколько ошарашенный такой нежностью, начал было я, но пальчики Светы, накрывшие мои губы, заставили замолчать вернее, чем кляп. Чёрт, она, наверное, святая!

— Вот если бы ты пришёл на бал с кем-то, я бы расстроилась, — с лёгкой улыбкой, проговорила она.

— И обиделась бы?

— Очень, — шепнула она мне. Мягкие тёплые губы скользнули по мочке уха, мазнули по щеке… и я поспешил затемнить стекло, отделяющее нас от водителя. Незачем Славу отвлекаться от дороги!

Хотелось бы мне сказать, что утром мы проснулись в моей квартире в преподавательском квартале, но нет. Пользоваться расслабленным состоянием Светы, наконец скинувшей с себя груз одиночества, я посчитал нечестным. А потому, в шестом часу утра, "Консул", всю ночь круживший по хольмградским улицам, остановился во дворе одного из доходных домов, расположившихся на улице Великой. Я накинул на плечи Светы её пальто и, проводив до двери в квартиру, почти сразу скатился вниз по лестнице. Минут через десять, точнее. Аккурат в тот момент, когда почуял за дверью приближающуюся к ней хозяйку квартиры. Не думаю, что Рогнеда Багалей будет рада увидеть на пороге своего дома молодого человека, целующего её дочь… в половину шестого утра.

Проснулся в три часа пополудни, влюблённым, счастливым и довольным, как слон после купания. Честно говоря, не думал, что когда-нибудь ещё буду чувствовать что-то подобное, а вот подишь ты! Двухвостый смотрел как я ношусь по квартире, напевая под нос всякую чушь, и, кажется, был близок к тому, чтобы покрутить когтем у виска… если бы, конечно, вообще, знал о подобной возможности. Ну да, я и сам себе казался чуть сошедшим с ума. Честно говоря, "утром", то есть, едва поднявшись с кровати, я с большим трудом подавил в себе желание позвонить Светлане. Да и потом, что после тренировки, что во время завтрако-обеда, мне едва удавалось остановить тянущуюся к зеркому руку.

Но в конце концов, я, всё же, не выдержал, и в семь вечера, наряженный и отутюженный, с цветами из зимнего сада Старицких и тортом из Елисеевского в руках, оказался перед входом в квартиру Багалей.

— Доброго вечера, Рогнеда Владимировна, — поприветствовал я хозяйку, отворившую мне дверь. Та смерила меня долгим, изучающим взглядом и, едва заметно улыбнувшись, кивнула, отходя в сторону, и тем самым, пропуская меня в дом.

— По имени, Ерофей. Мы же договаривались, помнишь? — произнесла она, нарочито громко. В глубине квартиры что-то явственно грохнуло, хлопнуло… и затихло. — Проходи в гостиную. Света присоединится к тебе через минуту.

— Прошу прощения, Рогнеда. Это вам, — я кивнул и один из букетов, вместе с тортом тут же перекочевал в руки хозяйки квартиры. Та сверкнула глазами и спрятала усмешку в одуряюще пахнущем ворохе подаренных цветов.

— Подхалим, — мурлыкнула женщина, на что я только развёл руками.

— Не мог же я прийти в гости и обойти очаровательную хозяйку дома вниманием?! — улыбнулся я, но, почувствовав бесшумное приближение Светы, резко обернулся, и, поймав девушку в объятия, закончил: — за такое неуважение к её маме, Светлана на меня обиделась бы всерьёз, не так ли?

— Умный подхалим, — протянула Рогнеда, глядя, как её дочь, кивнув, прячет лицо за "своим" букетом. Женщина покачала головой и договорила: — С цветами и тортом… страшная сила! В гостиную, голубки! Чай пить будем.

К величайшему моему удивлению, никаких допросов старшая Багалей устраивать мне не стало. Ей хватило и короткого рассказа о моём житье-бытье. А ведь могла бы. Я до сих пор с дрожью вспоминаю день нашего с ней знакомства. Тогда, госпожа Багалей, с улыбочками, под чай с плюшками, вытянула из меня столько информации, мама не горюй! Офицер юстиции, следователь, то бишь, что тут ещё скажешь?

В этот раз всё было проще. Я рассказал Рогнеде о своём переезде, естественно, умолчав о сопровождавших его событиях, и ограничившись замечанием о работе с Грацем, который и вытащил меня в Хольмград. Поведал об учёбе в первой гимназии и будущей работе, а после мне всё же удалось перевести стрелки на хозяев дома. Рогнеда Владимировна, правда, большей частью молчала, позволяя вести рассказ своей дочери. Сама же госпожа Багалей ограничивалась лишь уточняющими репликами, да короткими пояснениями. Но именно из них я узнал несколько весьма интересных вещей. Например, что гимназия, в которую поступила Светлана, почти на сто процентов состоит из отпрысков фамильных и дворян. Как потомственных, так и личных, но, в основном, из служилых родов. Что неудивительно, учитывая, что по званию и должности, сама Рогнеда Владимировна является личной дворянкой. А учитывая, что отец Светланы был потомственным дворянином… в общем, к моему удивлению, красивая девочка Света, никогда не знавшая роскоши, не стеснявшаяся в Ведерниковом юрте подрабатывать торговлей ментальными конструктами, оказывается, имеет право на герб. Весело…

— Светик, а в нынешней шко… гимназии, ты наши конструкты продавала? — на минуту задумавшись, спросил я.

— Да, — честно призналась та.

— Понятно, — протянул я. Рогнеда нахмурилась. Хм, кажется, некоторая информация из жизни дочери прошла мимо неё…

— К чему этот вопрос, Ерофей? — мягко поинтересовалась женщина. Я поймал чуть испуганный взгляд Светы и, поймав под столом её руку, осторожно её сжал.