— Стабилизация! — хрипло выдал динамик голосом Свена.

— Вижу, — себе под нос отозвался я. Рост аномалии прекратился.

— Отсчёт! — вновь разнёсся голос рыжего. — Девять, восемь…

Из белёсого марева, взбудоражив ментал, хлестнуло потусторонним. Холодный туман заскользил над полом, скрывая его под собой. Котяра уже не шипел, тихо рычал… а я слушал отсчёт.

— Ноль… минус один, два…

Я почувствовал, как под ногами дрогнул пол, и туман поймал эту вибрацию, заколебался, словно желе… сейчас, за стеной с натугой завыл поглотитель, то самое "техсредство", но здесь его воя не слышно. А вот лаборантам, сидящим рядом агрегатом, не позавидуешь. Звук у этой "дуры" жутко противный, как у бормашины стоматолога. Старой, годов шестидесятых, ага…

— Минус шесть, — голос Свена по-прежнему ровен. Нормально, у нас же ещё целых пятнадцать секунд до того момента, как я должен буду включиться в работу. До аварийного закрытия прокола, то есть… — Есть контакт.

— Юстировка сигнала! — а вот в голосе Буривоя слышится радость. Ну да, он же у нас главный по железкам, его детище там сейчас воет, словно баньши. — Поймал! Есть резонанс.

— Гармоники? Свен — отсчёт! — громыхнул Грац.

— Минус одиннадцать, — тут же отозвался рыжий. А я воздвиг перед собой щит яговичей. Туман, как раз доползший до его границы, вновь дрогнул и, ткнувшись влево-вправо, начала ползти вверх в поисках прорехи. Ну же, всего семь секунд осталось! Потоки моего внимания скользнули к проколу, готовясь отработать аварийное закрытие…

— Есть гармоники с первого по пятый контуры. Снижаю плотность поля…

— Минус шестнадцать… — произнёс Свен и тут же в комнате загрохотало. Туман, словно испуганная псина метнулся к проколу, а тот, задрожав, неожиданно схлопнулся, разбрызгав белёсую муть по стенам. Двухвостый взвыл, и от этого душераздирающего звука, пятна белой дряни, заляпавшей кафель закурились противным зеленоватым дымком… и сгинули, будто их и не было. Камера вновь предстала передо мной в обычном виде. Белый кафель и гулкая пустота. Потоки внимания развернулись, скользнули по стенам, полу и потолку, но растворились, так и не уловив ни малейшей эманации потустороннего, за исключением двухвостого, уже успевшего снова забраться мне на плечи.

— Чисто! — произнёс я.

— Подтверждаю, — отозвался Буривой, и дверь в камеру, натужно скрипнув кремальерами, отворилась, выпуская меня из своего нутра. Замечательно.

— Ну что, получилось? — спросил я, едва оказался в лаборатории.

— Получилось, — флегматично кивнул Грац. — Но время закрытия могло бы быть и поменьше. Двадцать семь секунд, это много.

— С имеющимся алгоритмом, лучшего результата нам не добиться, — развёл руками Буривой. — Сами знаете.

— Не знаю, — отрезал профессор. — Рассчёты выдают десятисекундный интервал, так что я склонен считать, что дело в чьей-то криворукости, а не в алгоритме.

Черноволосый обиженно засопел, но, получив толчок кулаком в плечо от Свена, сдулся.

— Можно попробовать увеличить разрешение настроечного модуля, — предложил рыжий. Грац окинул взглядом кучу аппаратуры раскинувшуюся на рабочем столе и… задумчиво кивнул.

— Считаешь, поможет?

— Буривой? — повернулся к приятелю Свен. Тот пожевал губами и, что-то прикинув в уме, согласился.

— На порядок. Меньшие доли в юстировке роли особо не играют, а вот если я смогу ловить тысячные, это вполне может ускорить процесс подстройки.

— Что ж, работайте, — после недолгого молчания заключил Грац и, выудив из блока фиксатора дата-карту, потопал к своему столу. — Но не забывайте, что нам нужно ещё сборку оборудования закончить! Ерофей, жду твой отчёт.

Вздохнув, я уселся за свободный стол и принялся строчить очередную бессмысленность. Сколько я таких отчётов уже составил? Пятьдесят? Больше? Эх, а ещё говорят, что научная работа, это интересно. Бр-р!

Домой я вернулся только в двенадцатом часу. Сначала работа в лаборатории, потом встреча со Светой. Пока доставил её домой, пока попрощались, то да сё… ничего удивительного, что в свою квартиру в преподавательском квартале я вернулся незадолго до полуночи. И был очень удивлён, обнаружив на столе белый конверт без каких-либо подписей. Осторожно подняв его телекинезом и ощупав потоками внимания, я пожал плечами и, вернув невесть как попавший в закрытое помещение конверт на стол, отправился в душ.

Загадки загадками, но надо же и себе внимание уделить… и двухвостому, да. Я, кстати, сейчас и сам не откажусь от хорошего стейка. Грац на работе загонял так, что мы даже перекусить не успели, и мой желудок вот уже который час распевает матерные рулады.

Приведя себя в порядок и посоревновавшись с котом на скорость поедания мяса, я, наконец, взялся за конверт. Вновь исследовав его потоками внимания, и снова не обнаружив ничего подозрительного, я чуть помялся, но уже через секунду плюнул на паранойю и взрезал телекинезом плотную белоснежную бумагу. Встряхнув тем же телекинезом конверт, и из него на стол спланировал небольшой, в половину тетрадного, листок на котором была лишь одна надпись: "Берегись тумана". Весело. И что это было?

От размышления над бестолковой надписью, меня отвлекла трель зеркома.

— Вечер добрый, Ерофей, — раздался знакомый голос. — Я тебя не разбудил?

— Добрый вечер, Виталий Родионович, — отозвался я. — Не разбудили. Я только-только ужин закончил.

— О как! Совсем тебя Грац загонял, да? — хохотнул князь.

— Есть немного. Но он и сам вкалывает, как проклятый, так что я не в обиде. Всё же скоро полевые испытания…

— Точно. Рад, что ты это понимаешь, — произнёс Старицкий и, помолчав, добавил: — кстати, об испытании. Я бы хотел с тобой встретиться на днях, и познакомить с одним человеком.

— Эм-м, да я, как бы и не возражаю, — недоумённо протянул в ответ. — А как он связан с предстоящим выездом в поле?

— Плотно связан, Ерофей. Плотно, — с явной усмешкой ответил князь.

— Ла-адно, приму пока как данность, — проговорил я. — Мне подъехать в ваше имение?

— Незачем, мы с ним сами к тебе в гости зайдём. Заодно, на лавку полюбуемся, — отмёл моё предложение Старицкий и закончил уже куда более резким, почти приказным тоном: — скажем, завтра вечером. После семи.

— Буду ждать, Виталий Родионович, — отозвался я. Покосился на письмо, невесть как оказавшееся в моей квартире, но решил пока о нём не говорить. Смысл болтать об этом по телефону? Подождёт до личной встречи. Или всё же…

— Что затих, Ерофей? — отвлёк меня от размышлений князь.

— Задумался, — честно признался я. — А что за человек-то, Виталий Родионович?

— Хороший человек, мой человек, — протянул тот почти нараспев. Хорошее настроение, наверное. — Родионом зовут, иногда даже Витальевичем.

— Сын, значит, — кивнул я. — Это будет интересно.

— Я тоже так думаю, — откликнулся Старицкий и вдруг сменил тему. — Ерофей, ты ничего рассказать не хочешь?

— М-м, сейчас — нет.

— Что ж, ладно. Подожду, когда захочешь. До завтра, Ерофей Павлович, до вечера, — почти промурлыкал князь… и отключился. Повторюсь: что это было?

Родион Витальевич, несмотря на большое внешнее сходство с отцом, показался мне человеком совершенно иного склада. А может мне это только померещилось из-за весьма негативных эмоций, которыми он так и фонил во время нашей встречи. И ведь даже подарок, сделанный мною, его совершенно не смягчил. А я старался, между прочим! Не так-то легко было найти ту тонкую черту, за которой изначально медицинский ментальный конструкт успокаивающего действия, не переставал бы оказывать своё влияние на пациента, но и не вгонял бы его в лечебный сон, как это было определено его изначальной настройкой… то есть, делал бы лишь то, что мне от него требовалось: умиротворял.

Рогнеда, кстати, которая матушка моей Светы, от подобного подарка была в восторге, и я её понимаю. Час-другой, проведённый в одном помещении с работающим конструктом "уютного времени", выполненном в виде настольных часов, не только расслабляет, но и изрядно прочищает мозги, причём без всяких вредных побочных эффектов. И уж кто-кто, а Рогнеда с её нервной работой, оценила подарок по достоинству.