— Можете идти.

Ну добавь еще слово, ты же мент. Обнадежь неизбежным будущим арестом, как у вас это принято.

Он будто услышал меня и повторил фразу, но уже в другом варианте, том, который я и ожидал:

— Пока можешь быть свободен.

— А если понадоблюсь, вы меня найдете. — не удержался я.

— И даже, если не понадобишься — найдем. — сказал он.

К чему это было? Шел бы ты спать, гроза вражеских разведок.

Сам я вышел с твердым намерением немедленно раскрыть секрет «Рассказов о Ленине», тем самым уложив черепицу на моей, изрядно прохудившейся, во время хронопространственных перемещений, крыше в мало-мальски приемлемом порядке.

Маловероятно, чтобы Жанна Моисеевна Гальперн, она же Александра Батьковна Гуревич, просто хотела ознакомить меня с идеологически верной частью творчества известного советского писателя-сатирика.

Последнее замечание, навело меня на мысль, о, возможно, пока еще сохранившемся весьма своеобразном чувстве юмора полковника Светлова. Это говорило о том, что где-то на задворках моего, истерзанного пространственно-временными перемещениями, мозга, я пока все еще был я.

Данный факт меня несколько обрадовал, но сказать, что хоть немного успокоил, пока временно воздержусь.

Гэбэшник вышел из канцелярии следом за мной, и я вежливо пропустил его вперед к выходу из казармы.

Невысокий сутулый человечишка с большими залысинами, красными глазами и землистым цветом, слегка одутловатого лица с плохо выбритым безвольным подбородком. Наверное, если заменить мятую от того, что ему часто, а возможно и постоянно приходится спать прямо в ней урывками в служебном кабинете, форму на что-то более-менее древнегреческое, старлей вполне сошел бы за Харона. Лично мне, именно, таким представляется проводника в мир усопших.

Тот случай, когда внешность человека полностью соответствует его профессии.

Сколько ему лет? Сорок? Старший лейтенант госбезопасности, майор по-армейски.

Возможно, продвижением по службе и шпалам гэбэшного литера на воротнике, этот Харон обязан тому, что его руководство повышало раскрываемость, исключительно, за счет внутренних резервов своего же ведомства.

А еще вполне возможно, что своего предшественника он сам и посадил. Или не он, но по его доносу. Все возможно.

Что тебя ждет в будущем, товарищ старший лейтенант госбезопасности, и есть ли оно у тебя вообще?

Стоп! Надо прекращать эти попытки вангования по поводу судьбы каждого встречного. О своей стоит задуматься.

О своей я не успел.

— Васильич! — услышал я голос Ветрова.

Вот же гнида ментовская! Ему-то, что надо? По поездке нарыть вроде ничего не мог. Водила полностью был уверен в том, что мы от маршрута не отклонялись. Бойцы тоже.

— Васильич, все в порядке? — спросил он меня и протянул руку.

Хотелось конечно дать по роже, а не ручкаться, но я воздержался от искреннего желания и воспользовался неискренней необходимостью. Короче, пожал протянутую ладонь.

Мало того, что она была конопатая и вся покрыта рыжими волосами, так еще холодная и влажная. Раньше я этого не замечал. Ощущение такое, как будто таракана пальцами раздавил.

Не смертельно, но противно до тошноты.

— Васильич, тебя военком вызывает. — сообщил он мне очередную новость.

Интересно это хорошая новость или, как всегда?

— Зачем? — задал я бесполезный вопрос.

Ветров пожал плечами:

— Не могу знать, товарищ младший сержант. Он мне забыл должить.

Ты, оказывается, еще и в сарказм умеешь, гнида рыжая.

— Где его кабинет? — спросил я, чтобы избавиться, наконец, и от Ветрова и от той тошноты, которую этот сучонок у меня вызывал.

Ветров быстро объяснил, как мне пройти к военкому, и я тут же вышел из казармы.

Приемная была за дверью с соответствующей надписью на табличке, только без секретарши, от которой остался лишь пустой стол и одинокая вешалка в углу. Даже стула за столом не было. Стулья были у стены. Два. Для посетителей.

Над ними висел плакат, изображавший три головы рядом: в каске, летном и танковом шлемах, перечеркнутых по диагонали бравурной надписью: "«Ворошиловским залпом подавим врага на его собственной территории!». Подавили, бля...

Дверь с очередной армейской табличкой, которая сообщала должность хозяина кабинета: «Начальник Пересыльного Пункта» была приоткрыта и из-за нее слышались голоса. Разговаривали двое.

Я решил послушать, о чем они говорят. Иногда бывает полезно.

Первый голос принадлежал достаточно молодому человеку:

— Ну войдите в мое положение, какой из меня комбат? Я только-только ЛГУ закончил. Кроме института Арктики нигде не работал. Мне бы хоть одного?

— Да понимаю я тебя, — отвечал ему усталый осипший голос человека постарше, — понимаю, родной, ну нету у меня кадровых. В частях знаешь, что творится?

— А я что не часть? У меня вообще бойцы либо старики за шестьдесят, либо пацаны молодые 24-го года рождения. Большинство даже к строевой не годны, а кадрового командира ни одного! — молодой повысил голос. — Начальник штаба у меня вообще бухгалтер Куйбышевского РОНО. Самый обычный приказ никто составить не умеет, а комендант сектора требует и требует, а с кого требовать? Где взять силы людям? Ведь только вчера они ходили на работу в свои проектные институты, научные лаборатории, на заводы, проводили вечера в кино, читали газеты или играли по дворам в домино, а теперь совсем скоро нам надо будет холодно целиться и стрелять в себе подобных.

— Ладно, — сдался тот, что постарше, — есть у меня один лейтенант, точнее почти лейтенант, Ленпех окончил. После ранения, обстрелянный. Должен уже быть здесь. Вот где его черти носят?

Это про меня что ли? Надо заходить. Не хватало, чтобы меня ко всем моим проблемам еще и, подслушивающего под дверью, поймали.

Быстро постучав, я сразу распахнул дверь.

Тот, что постарше оказался худощавым пожилым майором, второй был с петлицами капитана и очень интеллигентным лицом, на вид лет тридцати, может чуть меньше.

Я сделал шаг вперед, приставил ногу и одновременно приложил правую руку к пилотке:

— Товарищ майор, младший сержант Мальцев по вашему приказанию явился!

Глава 24. Иногда можно кушать чернильницы.

— Вольно! — скомандовал майор. — Проходи, Мальцев.

— Вы издеваетесь? — капитан даже встал со своего места от крайнего возмущения. — Я прошу у вас кадрового командира, а вы мне предлагаете младшего сержанта?

Обидно, однако, когда ты в душе целый полковник, а тобой даже «пиджак» брезгует. Не подхожу я ему. Впрочем, если задуматься, он мне тоже ни к чему. Запрут сейчас на фронт и буду я из трехлинейки фрицев отстреливать до той самой геройской кончины лейтенанта Мальцева, которая не за горами, насколько я понял.

Мне бы с книжкой разобраться, да голову свою многострадальную подлечить, от болей после контузии, в том числе.

Интересно, кстати, аспирин уже изобрели или нет? Память Мальцева хранила название нескольких препаратов от головной боли: «тройчатка», «пятерчатка» и анальгин. Мне знаком был только последний в списке.

Надо будет где-то разжиться при случае.

— Сержанта вообще-то я ему дал. — начал майор.

— Еще лучше! — капитан опять сел. — Спасибо, вам Сан Саныч, но рядовых у меня 596 человек и по штату, и по списку.

— Да не кипятись ты, что тот, чайник у забывчивой хозяйки, — майор достал пачку «Беломора» и щелкнул по ней пальцем, выбив папиросу, — Мальцев Ленпех закончил, просто их выпуску звания, когда присваивали он в отпуске был по семейным, а когда прибыл, их сразу на фронт отправили, а оттуда он уже в госпиталь попал, вот и не аттестовали до сих пор. Не успевают документы за парнем.

— А сейчас почему не аттестуют? — спросил капитан, заметно успокоившись.

— К эвакуации училище готовится. Закончат подготовку, проведут аттестацию. — ответил майор, закуривая.

Товарищи командиры, а ничего, что я, как бы, еще здесь? Может моим мнением кто-нибудь поинтересуется? Хотя, что это я? Когда в армии отцов-командиров, включая меня самого, интересовало мнение рядовых?