Тебя, парнишка, надо бы подкормить, хотя, должен заметить, судя по его радужным воспоминаниям, кормили его значительно лучше, чем меня в мою бытность курсантом. Вот такой вот временной парадокс. Ну и, конечно, хорошо потренировать и подкачать, а то, как по мне, ты не то, что на литера, на путевого бойца не похож.

Потом спасибо скажешь, когда я тебе шкурку верну. В том, что я ее верну, я не сомневался ни секунды. Я сомневался. Что Мальцев ее долго поносить сможет. Зная привычки моих отцов-командиров, могу предположить, что жизнь у лейтенанта Мальцева была очень короткая. Скорее всего до первых чисел сентября, чтоб потом он с моими знаниями, если вдруг, лишних бабочек не передавил. Тех, которые на будущее влияют. Хотя на это самое вдруг, похоже они тоже не очень рассчитывали. Скорее товарищи генералы и профессора предусмотрели сохранность этих бабочек от меня.

Эх, кукушечка, сколько ж мне жить генерал Самохин напланировал? Месяц? Два? Кабы знал соломкой бы запасся, чтобы подложить на месте предстоящего падения.

Писсуаров не было. Пришлось использовать пресловутый Грааль. Черенок, выросший между ног, у лопоухого литера не поразил мое воображение, но и, должен признать, сильно не расстроил. Впрочем, не похер ли какой-он там этот кортик, которым девчат портят? Где и когда мне его применять? Хотя с другой стороны, побывать в прошлом и не попробовать, как тут выглядит секс... Сука, о чем я вообще думаю?

Не командир Рабоче-Крестьянской Красной Армии. А какой-то старорежимный поручик Ржевский. Прости, лейтенант Мальцев. Виноват. Исправлюсь.

Кстати, а не закурить ли мне? Мальцев не курил, но я же не Мальцев.

Я приоткрыл дверь и свистнул дневальному:

— Земляк, табачок есть?

— Как не быть? — улыбнулся он. — Нам без курева никак нельзя.

Это точно подумал я, глядя на пальцы его правой руки. Указательный и большой были устоявшегося желто-коричневого цвета. Небось махру курит. Что делать? Дареному коню в жопу не заглядывают.

— Подойди. — позвал он, доставая из кармана кисет. — Мне с тумбочки уходить нельзя.

Я прошлепал босыми пятками к нему.

— Бумага-то есть? — поинтересовался он.

— А сам не видишь? — спросил я в ответ.

Он окинул меня быстрым взглядом, видимо проверяя не припрятал ли я где-нибудь пару газет в кальсонах, после чего открыл тумбочку и достал газету «Ленинградская правда», часть которой уже пошла на самокрутки.

— Отрывай. — предложил он. — Я тебе на самокрутку насыплю.

Внезапно я услышал позади себя звук открывающейся двери. Реагировать не стал. Какая опасность может мне угрожать в казарме? Как говорится, летчик, который оглядывается за столом уже не жилец.

А вот дневальный, похоже, думал иначе.

Мужичок изобразил стойку «смирно». Вышла она у него достаточно своеобразной, должен заметить. Я бы так точно не смог, даже если бы очень захотел. Он выпятил грудь вперед, но при этом умудрился сохранить спину сутулой. Чудеса акробатики.

— Боец! — раздалось сзади.

Я обернулся. Передо мной стоял старшина нашей роты. Огромный и тяжеловесный, как сталинское барокко. Он меня вчера принимал. Наверное, ночевал тут же, в каптерке. Сам ведь тоже из переменного состава. Из-за его необъятной спины выглядывал щупленький ефрейтор с повязкой дежурного по роте.

Старшина был выше меня, даже в образе долговязого Мальцева, и нависал надо мной, как Везувий над Помпеями на картине, где голые солдат с бабой убегают от падающих статуй. Солдат там, правда, не совсем голый. В шлеме.

Руки в карманах держит. Ухмыляется чему-то. Я чуть было не брякнул прямо в лоб, чтоб ручонки-то свои вынул из карманных кегельбанов и по швам опустил, но Мальцев вовремя успел за него заступиться:

— Виноват, товарищ старшина! Исправлюсь!

— То-то. — одобрительно сказал он и ласково похлопал меня по плечу ладонью. — Иди одевайся. Сейчас подъем будет.

Ощущения от его ласк, были похожи на удар мешком с цементом. Причем с размаху. Дважды.

А если бы он, к примеру, со зла приложился? Тело Мальцева точно бы вернулось в госпиталь.

Дневальный прокричал, давно позабытое Светловым, но такое еще родное для Мальцева:

— Рота! Подъем!

Бойцы переменного состава поднимались с кроватей не спеша и также не спеша натягивали бриджи, вытаскивая их из-под гимнастерок.

Некоторые вытаскивали из-под кроватей вещмешки и доставали из них туалетные принадлежности, состоявшие из одинаковых мыльниц темного пластика с пятиконечной звездой на крышке и опасных бритв. Зубных щеток я не заметил. Ни у кого.

Я поступил также, только у меня вместо вещмешка был ранец. С подсказки Мальцева, мне было известно все его немногочисленное содержимое. Пара новых летних портянок, смена белья, котелок, ложка, школьная тетрадка с, вложенными между листами, двадцатью рублями (две пятерки, три трояка и рубль), в ценах предыдущий владелец не очень ориентировался, поэтому богач я или бедняк мне было неизвестно, завернутая в носовой платок опасная бритва «Труд Вача», пара химических карандашей «Спартак», пара пятидесятиграммовых пачек махорки «Укртютюн». Мальцев не курил, собирался их на сахар сменять у курильщиков. Детский сад. Кроме того, маленький железный перочинный складешок и туалетные принадлежности, состоявшие из обмылка хозяйственного мыла в такой же армейской мыльнице, как у остальных и... О чудо! Зубной порошок в такой же, как мыльница, коробке с пятиконечной звездой на крышке. А еще зубная щетка из свиной щетины!

Я вообще-то брезгую пользоваться чужими зубными щетками, но на этот раз зубы были не мои. Им эта зубная щетка чужой не была.

Главным богатством курсанта Мальцева, был, заполненный на треть, пузырек «Шипра», тщательно упакованный в запасные кальсоны.

Бриджи натягивать я не стал. Просто забросил на плечо извечный символ нашей армии всех времен — вафельное полотенце, взял коробку с зубным порошком, щетку, мыльницу и направился в умывальник. Бритву брать я не стал. Брить на моем временном лице было нечего.

— Привести себя в порядок, заправить койки! — командовал старшина. Прохаживаясь между рядами кроватей. — Построение на улице, через двадцать минут.

Очередь к умывальникам была небольшая и подошла быстро. Моя, казалось бы, обычная, гигиеническая процедура чистки зубов, вызвала аншлаг среди местных стендаперов. Выступлений было много. Судя по реакции зала, первое место досталось автору следующей фразы:

— Берегите швои жубы ш молодошти!

Вот она проблема. Не в местных остряках. В моем задании.

Тот факт, что Дед, в случаях со мной, никогда ничего не планировал, зная о моей неистребимой склонности к импровизациям, был мне известен и никогда не оспаривался. Вот и сейчас, чего проще? Конечно с его точки зрения.

Я пойду, разыщу этого Вебера, поговорю с ним и выясню, где находится сверхсекретная документация по проекту «Буга», попеременно ломая пальцы и зажимая яйца в двери. Другого выхода у меня нет. Вряд ли директор научно-исследовательского института начнет изливать душу лопоухому курсанту пехотного училища просто так. В принципе им же там, в нашей Москве, глубоко пофиг, что я ему переломаю в процессе диалога. Главное результат. Тем более, что чуть позже НКВД-шники ему доломают на допросах все остальное. Если все получится, в хэппи-энде, Вебер снабдит меня пакетом, а может целым чемоданом, суперсекретных документов, которые я поеду и закопаю в укромном месте.

Кроме того, я еще должен найти некую Гальперн и вручить билет в ее светлое будущее. Женщине, полагаю, мне ломать ничего не придется, поскольку она, как и я пассажир в чужой башке. Договоримся как-то.

Только одно меня в истории с ней напрягает. Машину она не построила, иначе бы уже свалила, когда подшлифовала то, что хотела.

Вот тут может быть два варианта. Или она, по каким-то причинам, не построила машину или же не подшлифовала то, что собиралась.