Катрин заряд своего второго «англичанина» тратить не стала. Ятаган как метательное оружие ненамного лучше револьверов-бумерангов, но с такого расстояния…

 Принц, клокоча пробитой грудью, медлительно сползал набок. Упал, пальцы из последних сил хватались за расшитый чепрак, конь обеспокоенно фыркал, потянул умирающего за собой. Шпионка выдернула ятаган из парчовой груди, мельком взглянула в ненавидящие глаза. Похоже, эти двое – отставший и торопливый – родичи. Если бы юность не так неслась-спешила к славе, а старость чуть меньше растолстела, управились бы…

Дымчатый сомневался – давать ли повод? – тоже фыркал. Катрин взяла его за гриву, шепнула тайное слово иного мира – вроде бы понял, прислушался. Понятно, не в слове дело, в интонации и чувстве. Эх, Бло вмиг бы сделала коня своим самым восторженным и преданным поклонником. Но те умения дрессировки не всем даны…

Стремена неудобно подогнаны, но это все мелочи, ибо некогда, совсем уж некогда. Катрин взлетела в седло. Полуэскадрон (или как тут именуются невеликие кавалерийские турецко-египетско-мамлюкские подразделения?) приблизился, но шел осторожно. Судьба лихого передового разъезда всадникам неясна, но догадываются, что тем не особо повезло, да и узость пространства между берегом и высотами, занятыми французами, смущает – нет здесь простора для вольного маневра. Ничего, сейчас взбодрим.

Шпионка свесилась с седла, подхватила полу плаща убитого бородача.

— А-ааааамбе! –  воинственный индейский клич прокатился над песчаным берегом, взмах трофейного плаща-знамени не остался незамеченным. Мамлюкские всадники в один голос негодующе взревели и послали лошадей вперед.

— А-аамбе! – звонко насмехалась всадница, размахивая шикарной тряпкой...

Катрин довольно прохладно относилась к воинам бесстрашного индейского племени хаяда. В конце концов, из-за них пришлось умирать, а это удовольствие на любителя. Боевые завывания старых краснокожих знакомцев тоже не вызывали восторга. Но что надлежит горланить в бою на берегах глубоко чуждого Нила? Вон покойники свежие лежат – а ведь гостья им ничего дурного не желала, и вообще здесь оказалась исключительно проездом. Куцая философская мыслишка оборвалась сама собой, поскольку вражеские всадники ощутимо приблизились. Уже различимы пятна лиц, сплошь недобрых. Ободренный каблуками Дымчатый рванул с места. Всадница размахивала плащом, тот хлопал за плечами, подстегивал-подманивал мстительных преследователей. Катрин очень надеялась, что в ее завываниях мамлюки расслышали женский голос. В текущий, отсталый и дремучий век мужчины гонялись за женщинами гораздо охотнее, чем друг за другом – так считалось интереснее.

Конь чуял, что если опять догонят, может пострадать и безвинная скотина, летел охотно. А может, тайное слово свою роль сыграло. Уходили вдоль берега, хлопал на ветру плащ и штанины шальвар всадницы, никаб ласкал и холодил щеки, луна цвета древнего фараонского золота живо катилась над Нилом, дрожали янтарно-нефритовые искры на воде, среди этого речного трепета вроде бы прибавилось пятен парусов, но всаднице было не до наблюдений. Не промахнуться бы…

Пф-Бах! Бах! – захлопало за спиной. Всадница оглянулась: приблизились, но не особенно, кони у них хорошие, но не лучше Дымчатого. Оттого и пытаются подстрелить. Неприятный противник – нет бы врагиню живьем брать и победой вволю потешиться. В любом случае – пора.

Пф-бах!

Катрин вскрикнула, безжалостно рванула повод – конь сбился с ноги. Теперь еще правее… Мучаемый удилами Дымчатый заржал, неловко запрокинул голову, сворачивая. За спиной торжествующе заулюлюкали. Ранили! Коня или всадницу – непонятно, но близка добыча, близка!

Катрин уронила плащ, пригнулась к конской шее, шепча иноязычные, наверняка непонятные Дымчатому слова, но тут перевод и не нужен. Давай, арабский красавец, неси. Близки холмы, мы уже почти между ними, здесь уже без поддавков…

Дымчатый наддал, погоня влетела в пологую ложбину между высотами. Развалины справа архе-зэка различала, есть ли кто-то на левой возвышенности, оставалось неясным. Может, берегом далековато проскочили и это вообще не тот, не «обозно-драгунский» холм? Ну же!

За спиной предостерегающе закричали – догадался кто-то умный о завлекающем обмане. Влетели в капкан или нет? Катрин оглянулась; ослепляя, чуть ли не в глаза, ударили вспышки пистолетных выстрелов… Вот теперь попали. Мощный удар между лопаток вышиб воздух из легких, всадница крепко бахнулась лицом в колкую гриву, в тот же миг и Дымчатый вздрогнул – на бедняге бронежилета не было…

Ответный многоствольный залп рваным оранжево-желтым ожерельем окутал развалины на вершине холма, мигом позже отозвалась пальбой соседняя вершина. Попавшие под перекрестный огонь всадники слетали на землю, в ржании и криках пытались развернуть лошадей. Счастливчики, оставшиеся на ногах и копытах, устремились прочь, тут их настиг второй залп – пожиже. Правда и целей уже было куда меньше: десятка три бесстрашных всадников и лошадей остались лежать на дне неглубокого дефиле. Кто-то спешенный бежал прочь, вслед ему азартно выпалили, тут же кто-то среди развалин заорал, приказывая «не стрелять, дьявол вас побери!». Откуда-то издали начали ответно палить по холму, пули свистели над головой…

Бедолага Дымчатый рухнул на середине склона. Катрин успела соскочить через голову коня, чуть не сшибла бросившиеся навстречу фигуры, предупреждающе выкрикнула:

— Не стрелять! Да здравствует Франция!

— О да, мадам Вдова!

Горячка, когда секунды вмещают часы, а мысль втрое отстает от бешеного аллюра событий, схлынула. Захотелось сесть на траву и заслониться локтями от мира. Но приличная наемница себе таких слабостей позволить никак не может…

Потом Катрин пила воняющую чем-то противным воду, пропитанный конской кровью рукав прилипал к руке. Перестрелка, не успев разгореться, как-то сразу стихла.

Шеф, вполне себе не убитый и уже освоившийся на холме, помог снять бронежилет, не особо уверенно осмотрел спину соратницы:

— Кровоподтек впечатляющий, но крови и торчащих костей нет.

— Дрянные пистолеты, – подтвердила Катрин – дышалось ей с трудом, а об покашлять и вообще страшно было подумать.

— Насчет пистолетов и вообще оружия вы были глубоко правы, – завздыхал Вейль. – В дробовике раздуло гильзу, я так и не смог выбить. Револьверы… Из двенадцати патронов в дело ушло только четыре. Прямо не знаю что и думать.

— Обошлось, – девушка осторожно сплюнула и попыталась рассмотреть, нет ли в слюне красного.

— Ничего страшного, у вас очень здоровый организм, – обнадежил шеф. – В отличие от головы. Я вам говорил, что необходимо оставаться живой и работоспособной? К чему было так рисковать?  Меня могли просто затоптать копытами. Это несерьезно, Катрин, нужно быть поосторожнее. Кстати, пропавшие барки подходят, скоро рассвет, высадится подкрепление. Нет, определенно, эти скачки, эта сомнительная эстетика варварских поединков – глубоко излишнее. Правда, вы теперь любимица 21-й легкопехотной полубригады. Да и драгуны, наверняка, поголовно в вас влюблены. С холмов ваш блистательный подвиг был отлично виден. Признайтесь, вам в цирке доводилось выступать?

— Нет. У меня квалификация низкая. В цирке животные не гибнут.

— Да, лошадку жалко, – равнодушно согласился шеф, наблюдая за рекой. – Давайте вы пока отдохнете и не будете глупить. Кажется, ветер меняется. Возможно, наша «Шеп» сама снимется с мели. Что-то я за переводчицу волнуюсь. Она ценный работник, причем никуда не скачущий. Вы отдыхайте, отдыхайте…

— Я отдохну. Слушайте, а здесь ни у кого нет вина или, скажем, кальвадоса?

— Боюсь, если что и было, уже выпито. Ночь выдалась беспокойной, многие вымокли в реке. Да и зачем вам алкоголь? Вы и так достаточно сумасшедшая.

день пятнадцатый месяца термидора

Ниже порогов несет Нил свои воды обильно и неспешно, ветра в жаркий месяц термидор меняются непредсказуемо, тяжко идет наперекор течению французская флотилия, выжидают дахабьи удачный ветер, маневрируют огромными «латинскими парусами», а иной раз команде приходится сходить на берег и буксировать судно канатами, выбиваясь из сил и многословно взывая к Аллаху.