Катрин звучащие над головой глупейшие слова игнорировала, руки и колени завязли в грязи, лицо окунулось в воду…

— Дело ваше, но предупреждаю: рядом огромный город. О, фекалиях я бы промолчал из вежливости, но среди аборигенов уйма любопытных заболеваний, возможно, вам будет полезно узнать, что, например, лямблиоз…

Этот… как его… короче, доктор. Голос мерзкий, смысл слов тоже мерзкий…

Катрин умывала лицо – стало чуть легче дышать, но мозг все равно не работал. Черт, рвота намертво присохла…

— Немедленно выньте идиотку из грязи! «Крест», я приказываю – немедленно! Она вообще адекватна?

Кто «адекватна»? Да тут весь мир спятил. Баба какая-то орет. Эта, хозяйка, так? Которая гашишная. Или она тоже причудилась?

— Доктор, уберите ее отсюда. Изолируйте! В такой момент и… Убирайте ее, черт возьми, убирайте, пусть еще поспит.

Катрин потащили из грязи. Ноги девушку не держали, в остальном все встало на свои места. Пусть и в донельзя упрощенном виде. Кругом враг. Молчать, ничего не говорить. Вопль «да я вас, сук, наизнанку выверну и на лапшу порежу» сейчас неуместен, а ничего более умного на языке нет. Молчать. Ой, плохо вдове, плохо…

…Палатка, раскладная койка. За парусиновой стенкой кто-то чем-то стучит – мать их, как в голову костыли вгоняет!

— Ложитесь, ложитесь, Катарина. Вот таблетки… Двух, полагаю, будет достаточно…

— Мм-м…

— Ничего страшного, просто вы излишне чувствительны к некоторым препаратам. Такое случается. Немного поспите, отдохнете, все пройдет. Пейте!

Катрин позволила вложить себе в рот капсулы, напоить.

— Чудесно. Ложитесь.

Да ничего чудесного. Мы хоть и полоумные, но о слабости желатиновых капсул помним. Катрин застонала, обхватила голову руками и обессилено повалилась на койку. (Капсулы удалось выплюнуть под руку и загрести под подушку).

— Спите-спите, – в голосе Креста особого сочувствия и озабоченности не слышалось. Далек он от принципов клятвы этого… как его… тоже лекарем был…

Имя древнего лекаря вспомнить не удавалось, но местный коновал вышел, и стало чуть легче. Катрин прислушивалась к шороху у двери – это врач клапан двери застегивает, ничего особо загадочного. Через несколько минут придет проверить – отрубилась ли страдалица? Нужно выждать, а то хлопотно получится.

Катрин намеревалась покинуть французов (или кто они там на самом деле?) немедленно. Кажется, они представляются археологами-кладоискателями или что-то еще старинное ищут; все это не важно, нужно драпать, пока окончательно не убили и под натуральную плиту не закинули.

Гранитная плита и нижестоящий толстостенный каменный ящик-гроб представился как наяву.  Снова затошнило…

Снаружи звучали голоса, снова начали стучать. Слова Катрин понимала, общий смысл сказанного ускользал – это от стука. В голову уже словно сотню гвоздей повбивали – был, вроде, такой фильм ужасов, глубоко эстетский. Захороненная заживо со скобяными изделиями в голове сжала лопающийся череп – башка оказалась почему-то коротко остриженной. Еще и тиф был, что ли? Впрочем, стрижка это хорошо. Позаботился кто-то и вообще аккуратно. Отмываться удобнее, да.

Что происходит?

Что?!

Дверь тронули, осторожно заглянули в окошечко. Катрин лежала неподвижно, сунув голову под подушку. Наблюдатель потрогал внешнюю застежку – шорохи пленница безумия расшифровывала отлично. Тканевые жилища – дом родной. Это если фигурально. А если не фигурально? Где дом-то?

Надзиратель ушел. Доктор… как его? Только что называли его по имени. Или по кличке? С памятью примерно как с головой – слив унитазный, бурлящий, а не память.

Бежать, бежать и немедля!

План был понятен – поднять полотнище задней палаточной стены – укрытие упрощенное, без пола. Далее вниз, к реке, там тростник. Память расположение этой части лагеря хранила, хоть на что-то голова годна. Катрин сползла с койки – хрустит падла,  создано ложе из каких-то складных реек и полосатой парусины. Да черт с ней… Больная взялась за ткань стены… Нет, еще что-то нужно. Э-э… Оружие и одежда! В майке и спортивных трусах пускаться в бега неразумно – это уже не память и разум подсказывает, а инстинкты, которые саркофагами не пришибешь.

С оружием как-то не сложилось: громоздящиеся вокруг ящики и большие банки наглухо запаяны и заперты, стойку-кол палатки не позаимствуешь – великоват, да и немедля завалится строеньице. С одеждой повезло больше: на складном столе лежал пакет с черными вещами. Кто-то уже к трауру подготовился? «Покойная была молода, неспокойного поведения, неутомимо сквернословила и распутничала, тем не менее, мы скорбим и…»

Свободное длинное платье, башмаки без шнурков, головные платки… Все наделось довольно уверенно. Завязывая закрывший лицо платок (как-то по-арабски он называется? Но как?), Катрин заподозрила, что нечто подобное она уже носила. Мля, суки, опять они по доскам колотить начали – виски аж лопаются. Уходить. Немедленно!

Катрин выползла из-под палатки, пригибаясь, спустилась к воде. День, шум, тень невысоких деревьев... В лагере громко и озабоченно разговаривали, что-то механически скрипело. Ничего, доскрипитесь еще, погодите… Болящая беглянка не исключала возможность возвращения. С винтовкой или еще с чем-то хорошим и многозарядным…

Меж тем река оказалась большой. Можно сказать, мощной. Тростники и окаймление прочей веселой зелени вдоль водного простора, густого и насыщенного буро-зеленого цвета. Вдалеке скучились корабли, ялики и всякие иные парусные корытца. Дело клонилось к вечеру, дымка, что-то вроде клочьев тумана – издалека разглядеть посудины сложно. Катрин отвлеклась от непонятного флота, взглянула дальше на противоположный берег. Ого, вот это городок!

Торчали сотни минаретов, стен, башен и полубашен, а уж домов и садовой зелени… Озаренное склоняющимся к закату солнцем, почти волшебное зрелище. Чуждое. Красиво и опасно. Явно не твой город…

Багдад? Или как его… Стамбул? Или вообще Индия какая-нибудь? А что мы в Индии делаем?

 Катрин глянула дальше по «своему берегу» и вздрогнула.

Пирамиды.

Египетские. Тут не перепутаешь. Огромные массивы камня. Поближе – Хеопса, Хафра, дальняя, почти заслоненная «миниатюрная» – несчастной Родопис, хотя имеются об этом и иные версии. Совсем рядом. В смысле не то что рукой подать – несколько километров. Это перспектива изнуренный мозг путает – пирамиды на фоне океана песка, но в отдалении, вот развалюха рыже-бурая, та рядом. Мимо руины промчалось несколько всадников. Спешат как на войну…

Тут слух, наконец, связался с тупившим мозгом и довел ощущение, что звуки с той стороны знакомые. Артиллерийские орудия… хотя звук странный. Безоткатки, что ли?

Катрин застонала: мыслительный процесс сделал геройский, хотя и неуклюжий рывок, подпрыгнул и дотянулся до стоящей на столе вазочки с конфетами-фактами – вот мармеладка с охренительным логическим выводом. Пирамиды – Египет – артиллерия – кавалерия равны Битве У Пирамид. Река, следовательно, зовется – Нил.

Говорили же с кем-то совсем недавно о Битве у пирамид. Как можно было не вспомнить?! Но с кем и почему говорили?

На редкость отвратительная ситуация: вроде бы жива, но голова практически не работает. Зачем Нил и нахрен нам это не упершееся сражение? Что ты тут делаешь? Это же абсолютно не то, что нам нужно. Домой хочется.

А где дом? Собственно, что такое в данном случае «дом»?

Сидя на корточках, Катрин еще раз умылась. Вода запаха вообще не имела, нос бастовал – из него вымывались какие-то сомнительные кляксы. Споласкивая лицо вновь и вновь, безголовая девушка неспешно прокляла кляксы, пирамиды, Нил, далее последовательно по списку все, что мелькало в измученной голове. Проклиналось и посылалось «в» и «на» хорошо – слова сами выскакивали. Значит, основа интеллектуальных способностей уцелела. Может, еще вернется голова в норму?

Первоочередная цель – понятна. Оружие. Время военное, кругом храбрые разгоряченные мужчины-наполеоновцы и их враг – не сами же с собой они воюют? Про Битву у пирамид Катрин определенно что-то знала. Но сейчас разве вспомнишь? Да и какая разница? Вокруг беспредел, кровища, мародерство и иные издевательства. Не место для одинокой, напрочь больной, и, главное, БЕЗОРУЖНОЙ молодой женщины. Тут всех скопом истребить хочется, а нечем.