На их счастье Моцарт простудился и умер.

И вот тогда они не растерялись: быстренько распространили слух — Моцарт отравлен. Кем? Сальери. И сразу же их научная тема приобрела результат и законченную форму: «Гений и злодейство несовместимы».

Между прочим, музыковеды яд в аптеку так и не вернули.

Под хорошее настроение и начитавшись Дидерота, императрица Екатерина велела привести ей поэта. Томила мысль иметь собственного Лафонтена.

Привели Гаврилу Державина.

— Говорят, ты, сударь, зело в версификациях искусен? — милостиво спросила императрица.

Гаврила поклонился.

— Ну, почитай, а мы послушаем.

— Дней бык пег, медленна лет арба, — начал было поэт.

Лицо самодержицы потеряло плезир.

— Мой стих трудом громаду лет прорвет, — стал читать Гаврила другое.

— Их кант нихт ферштеен! И это стихи? — прервала его императрица по-немецки. — Придется тебе, голубчик, ехать обратно в свои Петушки.

Поэт понял: карьера трещит по швам.

— Богоподобная царица киргиз-кайсацкая орда... — начал он, заикаясь.

Самодержица расцвела.

— Вот это другое дело! — сказала она. — Граф Панин, определите его ко двору, да припишите деревеньку душ двести.

«Талантлив, шельмец, — подумал граф, затачивая гусиное перо. — Глядишь, и лучшим, талантливейшим поэтом эпохи станет!»

Великая Французская революция, как всякая революция, была торжеством Разума и Нравственности.

Для начала вожди революции решили противопоставить разум католическому мракобесию. Для этого артистку Терезу Обри нарядили в белую хламиду, надели ей на голову красную шапочку, а в руки дали копье.

Под радостные клики народа Богиню Разума сперва провели под сводами Собора Парижской богоматери, а затем провезли под звуки пушечных салютов в Конвент. Там депутаты, стоя, приветствовали небожительницу.

— Ну, вот, Богиня ушла, теперь примем несколько очередных решений, — сказали депутаты, рассаживаясь по местам. — Главное — как пополнить казну. Разумно отобрать у церкви имущество. Священников, не подчиняющихся этому решению обезглавливать. Соборы? Соборы изъять... Сколько будет новых складов, тюрем, конюшень!

В конвент Богиню Разума привел прокурор Шометт. Теперь именно он кинулся исполнять решение конвента.

— И что это он так старается? — усомнились депутаты. — Конфискует, расстреливает. Ишь, сколько власти набрал. Сегодня он священников, а завтра нас...

Не долго думая, они отправили прокурора на гильотину.

Разум торжествовал.

А вот среди столпов Нравственности особенно выделялся Друг народа Марат. К нему каждый мог прийти и доложить свое дело.

Девицу Шарлоту Корде Друг народа принял голышом, сидя в ванне.

— Что у тебя за дело? — сурово спросил член Конвента.

— Письмо из провинции. Там заговор, — пролепетала девица. Она была не замужем и впервые видела голого мужчину.

— Подойди поближе!

Дрожа всем телом Шарлота приблизилась.

— Что ты боишься, дурочка? Никогда не видела народного трибуна? — ласково спросил Друг народа.

Он хотел было обнять девицу, но вспомнил про заговор.

«Опять аристократы! — подумал он. — Слишком мы либеральны с ними».

В семье Корде уже были расстреляны отец и два сына.

Когда Марат начал мокрыми руками вскрывать письмо, Шарлота выхватила из-за лифа кинжал и вонзила его в спину великого человека.

Девушку тотчас казнили.

Опечатывая квартиру, где было совершено убийство, хозяин дома сказал:

— А ля гер, ком а ля гер! — он был старый солдат и путал обычную, по правилам, войну с революцией.

Кстати, тут удобно сказать несколько слов, как казнили.

Вопрос: кого казнить? — решался в рабочем порядке. Сперва казнили врагов-аристократов, потом — своего брата революционера.

А вот — как?

Выручил скромный доктор из провинции. Мсье Гильотен механизировал топор: лезвие отделил от топорища, привязал к лезвию две веревки, перебросил их через блоки. Рядом он поставил корзину для отрубленных голов.

История бережно сохранила расчет: сколько тонн пороха и тысяч пуль сэкономило это изобретение молодому правительству.

Известна и судьба изобретателя: он пал жертвой собственного остроумия.

Французский генерал Наполеон Бонапарт был отменным воякой. — Вам бы повыше рост, — советовали офицеры штаба, — и вы бы в бою смотрелись великолепно. Кроме того, учтите, полководец должен перед атакой говорить что-нибудь выдающееся. Такое, чтобы вошло в историю.

Во время египетского похода Бонапарт дал бой мамелюкам у селения Гиза. Перед боем, объезжая выстроенные у подножия пирамид полки, он услышал, как пожилой командир роты напутствует своих гренадеров:

— Солдаты, сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид.

Император понял, что это именно те слова, с которыми он сам должен был обратиться к войску.

— А как у этого командиришки с дисциплиной? — спросил он приближенных.

— Образцовый солдат.

— Не ворует?

— Нет.

— А насчет женского пола?

— В рамках, не более.

— Послать его с ротой в самое пекло. На штурм центрального редута. Под картечь, — распорядился император.

Рота вся до одного человека, вместе с командиром, погибла, а великие слова вошли во все учебники.

Вскоре Наполеон объявил себя императором. Решили и что делать с его ростом: императору заказали высокую треугольную шляпу. Теперь никто не мог сказать, что во главе войсками страны стоит недомерок.

Вообще, оглядываясь назад в исторические дали, с грустью понимаешь, как мало нужно для того, чтобы стать великим.

Фельдмаршал Кутузов был большой стратег, хотя и имел только один глаз.

Кроме того он был стар и хорошо знал человеческую природу.

Сменив Барклая-де-Толи, он решил придерживаться своей излюбленной тактики — не суетиться зря.

— Молод французишка, от жены в отъезде считай год. Не выдержит! — планировал фельдмаршал.

Он оказался прав. Французский император связался с польской графиней Марией Валевской.

— Пускай его позабавится, — рассуждал русский полководец. — По молодости все это кажется пустяком, да человек-то не трехжильный, есть предел.

Его предвидение оказалось правильным. Наполеон стал двигать дивизии не туда, куда надо, а потом вообще пошел на Москву.

Император приказал не подпускать к своей спальне графиню. Но было уже поздно. Выпал снег и русские партизаны рассеяли арьергард отступающей Великой армии.

Михаил Кутузов повел русских на Запад. Он любил по ночам останавливаться в крестьянских избах и баловаться слабым чайком.

— Э-хе-хе, — думал фельдмаршал, — старость не радость!

Царю Николаю I положили на стол прошение жен декабристов. Жены просили разрешения ехать за мужьями в Сибирь.

— Пс-сс! — сказал царь, это выражало крайнюю степень затруднения. — Мой друг, что будем делать? — обратился он к Бенкендорфу.

Граф развел руками.

— С одной стороны, по-человечески, надо бы разрешить. С другой стороны — прецедент!

— Надо посоветоваться, — размышлял вслух государь. — Но с кем? С кузеном — английским королем?

— Не авторитет, — заметил шеф жандармов. — Не та страна. Последнюю голову они когда отрубили? Сто лет назад. А глаза шилом вообще не кололи. Тут нужен тонкий человек... Есть у меня один. В третьем отделении работает. Специализируется на национальном вопросе. Масштабно мыслит, подлец.

— Зови!

Вызванный вошел в кабинет бесшумно. Был он невысок, черен, морда побита оспой. Николай конспективно изложил вопрос.

— Научный подход нужен, — сказал тонкий человек. — Философию надо привлечь, логику тоже.